Эта тьма и есть свет

Круг отдает честь в пустоту.

Не в пустоту!

Я тяну руку, мне хочется, чтобы она стала бесконечной и дотянулась.

Бальдр вытаскивает меня в главный зал, отпускает, и после глубокого вдоха я позволяю себе сказать ему все, что думаю о таком обращении с королем.

— Ты не король, — отвечает Бальдр, — ты конунг.

— Бальдр! Он же умрет! Ты понимаешь это? Он просто умрет!

— Роуни все объяснил ему, — отвечает Бальдр.

— Объяснил? Неужели ты думаешь, что можно просто…

Башня оживает. Я не знаю, как мы понимаем это одновременно. Может быть, дело в потоке свежего воздуха, хотя он приходит постепенно, а осознание, что мы находимся внутри живого существа настигает нас сразу.

Я замолкаю, и остальные молчат тоже.

Раздается стук в дверь.

— Остроухие, — догадывается Бальдр. — Не открывай им, слышишь? — он кричит вверх, не зная, куда обращаться.

— Запрос выполнен, — отвечает Башня. На голос Гуннара это совсем не похоже.

— Вот так, а теперь давай сюда свет, оружие, лекарства, что там у них еще?

— Выполняю запрос, — голос Башни совсем скупой. Сьюзи говорила иначе. Возможно, ей пришлось привыкать к новому телу. Мы говорили с ней совсем недолго. Она настояла, сказала, что мне полезно будет увидеть это.

Теперь я представляю себе Гуннара в окружении тысячи металлических трубок. Сьюзи сказала, что не почувствовала боли. Но она могла солгать, если считала, что это принесет мне больше пользы. Она была слишком доброй.

Картинка Гуннара, окруженного трубками, иглами, подвешенного возле стены в комнате «пользователя», стоит перед глазами.

— Вильгельм! Вильгельм! — кричит на ухо Бальдр.

Я чувствую боль — острая вспышка. Он ударил меня по щеке. Смотрю на круг — они даже не шелохнулись. Интересно, если Бальдр решит убить меня, они попробуют помешать ему или будут так же безучастно смотреть?

— Нам нужно подняться, — говорит Бальдр.

Наверное, он пытается объяснить мне это уже давно.

Мы идем вверх по лестнице вдвоем. Круг остается внизу. Не знаю, что сказал им Бальдр, все, что я могу — представлять иглы под кожей Гуннара. Я должен был сделать это сам. Хоть что-то хорошее.

На вершине башни легко потеряться. Луна хорошо освещает лес, можно увидеть границу. Дальше — вода. Она переливается перламутром. Никогда в жизни я не был так высоко над землей.

Бальдр наклоняется вниз и смотрит на лес. Мелькают факелы, в тишине можно услышать редкие крики.

— Их много, — говорит он.

— Насколько много? — спрашиваю я.

— Меньше, чем нас, — отвечает Бальдр, — но больше, чем нужно.

Как всегда, он говорит очень точно.

— Ты спустишься, Гуннар расчистит дорогу, а потом круг выведет тебя из леса.

Я смотрю в небо — там рождаются и умирают звезды.

— Слышишь?

Я хочу отдать один единственный приказ, но знаю, что он не послушает меня:

— Нет.

========== 6. Терция. Рассвет ==========

Элвен назвали Генриха Нолмо. Они видели его за книгами так часто, что перестали удивляться. Генрих начал читать хроники элвен — их отдали старейшины нескольких кланов. Он принял книги с благоговением и пообещал, что будет беречь их. Старейшины увидели, как искренне он говорил это, и долго рассказывали остальным на площади гетто о благородстве герцога.

Меня беспокоил только вопрос престолонаследия. Генрих объяснил мне, что он унаследует трон в том случае, если нынешний король не вернется в Терцию. Пока женщины оплакивают ушедших на войну мужчин, пока земля не восстановилась, нет смысла беспокоиться о власти. Он сильно вырос за время, что элвен провели, восстанавливая гетто.

Больше мы не называем его так. Теперь это наш «удел». Люди приходят, чтобы посмотреть на удивительные цветы, собранные в лесных чащах. Мы делимся с ними рецептами древних снадобий, а они помогают нам восстанавливать давно разрушенные здания. Когда-то «удел» был застроен так же хорошо, как верхний город. Никто не помнит, как гетто превратилось в квартал, состоящий из деревянных лачуг. Люди говорят, так было всегда, а их летописи молчат о старых временах. Только камень помнит очертания прекрасных шпилей, уступавших по высоте одной лишь главной башне.

В городе часто вспоминают Вильгельма. Его обвиняют в войне, которую он развязал. В сгоревшей Площади. В исходе элвен. Его обвиняют во всем, поэтому я не верю ни единому слову. Если бы не Вильгельм, на трон взошел бы кто-то из тех, кто сейчас мечтает занять место Генриха. Если бы не Вильгельм, работорговцы вестурланда продолжали бы атаки на побережье, захватывали бы все больше терцианцев. Если бы не Вильгельм, Терция могла погибнуть от голода. У меня никогда не хватит мужества отправить свой народ на верную смерть. Говорят, он сгинул на востоке. Корабли отплыли из восточной гавани Союза и больше никто не видел их. Я надеюсь, они нашли землю лучше. Надеюсь, они счастливы там. Когда-нибудь, когда они вернутся, у них будет достаточно еды, чтобы остаться в Терции.

Вернулись разведчики с севера. Они подтвердили мою догадку — башня Лоссэ пала. Жан исполнил свою мечту, а Сьюзи отмщена, как он и обещал мне. Я надеюсь, что он по-настоящему понимал, что делает, когда открывал дверь.

Вечерами, когда элвен дают мне время отдохнуть, я размышляю о Роуни и Морохире. Мне интересно, что стало с ними. Мог ли кто-то из них выжить? Теперь, когда я больше не Светлячок, когда мне ясно, что связывало их, я пытаюсь понять, почему Роуни согласился на помощь элвен из Башни. Из-за нас? Из-за клана, который остался голодным? В плохие дни я думаю, что так и было. В хорошие я вспоминаю Морохира, который хотел броситься в огонь. Где бы они ни были, я надеюсь, что хотя бы один из них стал счастливым.

Время в Терции бежит быстро. Наступает пора собирать первый урожай. Он не в пример обильней предыдущих. Труды элвен не прошли даром. Последыши разглядывают зрелую пшеницу, набивают бочки спелыми овощами, готовят кисловатое, но ароматное вино из ягод.

Ночью я тайком пробираюсь на рыбный рынок. Стражники не слышат меня — я больше не маленький ребенок, теперь мне легко слиться с тенью и стать незаметной.

Я иду по дороге, которой бегала сотни раз. К месту, где стоит прилавок торговца рыбой. Прилавок и теперь на месте. Мои ладони касаются пропахшей потрохами древесины. Сзади я слышу негромкий шорох. Оборачиваюсь — никого нет.

Назад иду внимательней, прислушиваюсь к шелесту листьев, вдыхаю запах улицы. Пахнет лесом, костром, а еще — ужасной смесью трав, которую не спутать ни с чем.

Башни.

Я оборачиваюсь и говорю ему:

— Выходи.

Он выходит. Больше он не похож на волшебника. Передо мной обычный элвен в старой одежде. У него тонкое лицо, видно, что уже давно он не ел хорошей еды. Кто знает, где он жил раньше. В Лоссэ? Вряд ли, тогда он не смог бы прийти сюда после того, как Жан разрушил башню.