Эти глаза напротив
Шрифт:
Все-таки рано.
– Это ведь он, да? – еле слышно прошелестело за спиной. – Арлекино?
Я вздрогнула и оглянулась – в дверях своей комнаты стояла Моника и пристально, не отрываясь, смотрела на каталку с Павлом.
Особого румянца на ее щеках, конечно, не наблюдалось, но в целом девушка выглядела относительно неплохо. Ну а что – держалась вертикально, причем вполне уверенно, в обморок хлопнуться намерений явно не имелось. А главное – ни отвращения, ни паники, ни разочарования я в ее глазах не увидела.
Там было что-то странное. Удивление,
– Глупый… – слабо улыбнулась Моника. – Какой же он глупый… Это из-за меня его прятали под масками и шапочками?
– В том числе, – кивнула я. – Вернее, в первую очередь. Павел меня сам попросил там, в палате, прежде чем потерять сознание. И его можно понять…
– Нельзя! – запальчиво выкрикнула Моника. – Неужели он думал, что я… что…
– Думал. Он привык к однозначной реакции на свою внешность. Ужас, отвращение, паника.
– Ну и дурак!
Понимаю. Наш излюбленный аргумент. Женский.
Моника сжала кулачки и устремилась вслед за уже выехавшей из лечебницы каталкой. Мне ничего не оставалось делать, как поспешить за ней.
Правда, организм попытался возмутиться и даже устроить бунт на корабле, коварно зацепив мои ноги одна за другую. Но мстительно обрушить меня на землю ему не удалось. Я споткнулась, да, но некогда мне тут валяться, мне вон за той упрямой девицей поручено присматривать. Так что выкрутив затейливый вензель ногами, но все же сохранив вертикальное положение, я последовала за Моникой.
Которая пыталась прорваться сквозь заградительное кольцо медиков, плотно окруживших каталку с пациентом.
– Да отойдите же вы! – Моника возмущенно топнула ногой. – Я хочу быть рядом с ним!
– Вам нельзя, – вежливо сдерживал ее Виталий Сергеевич.
– Почему?!
– Пациент очень тяжелый, посторонние могут ему навредить.
– А я не посторонняя!
Моника неожиданно ловко обогнула коренастую фигуру доктора, но цели не достигла, уткнувшись носом в грудь медсестры.
Узкую грудь, конечно, – девица оказалась на редкость длинной и какой-то вытянутой в высоту, – но заградившей пациента вполне надежно.
Куда бы Моника ни сунулась – везде у нее на пути оказывалась эта тощая и некрасивая девица. Очень ответственная оказалась медсестра, очень!
К каталке подбежал возмущенный Дворкин:
– Какого черта вы тут встали?! Летчик уже двигатель запустил, нам лететь пора, а вы тут застряли! – Он заметил Монику и нахмурился: – Так во-о-от в чем дело! Моника, не мешайте, пожалуйста!
– Я не мешаю! Я просто не хочу, чтобы его от меня снова спрятали!
Я не знаю, что отразилось в глазах Александра – они, как всегда, были спрятаны за темными очками, но затвердевшее лицо словно оттаяло. И голос стал гораздо мягче:
– Моника, Павла ОТ ВАС не увозят. Вы полетите вместе, в одном вертолете.
– Правда? Вы меня не обманываете?
– Правда-правда. А сейчас позвольте медикам заняться пациентом, а сами вместе с Варей поспешите в вертолет.
– А что, кстати, вообще происходит? Мы ведь вроде только что прилетели, я была там, на поляне,
а потом очнулась в какой-то комнате, услышала шум…– Варя вам все объяснит. Поторопитесь!
– Ну хорошо.
Моника собралась уже отойти от монумента «Дисциплинированная медсестра», как вдруг послышалось тихое:
– Не уходи!
Глава 30
Моника вздрогнула и медленно, как-то сразу растеряв свой запал, повернулась к каталке.
И встретила взгляд янтарно-зеленых – во всяком случае, при солнечном освещении они казались именно такими – глаз. И во взгляде этом было столько всего!
Смущение, неверие, боль, надежда, робкая радость, но главное – любовь…
И этой любви было столько, что поток ее энергии ощутили все, кто находился рядом с каталкой. Казалось, Павел стал мощным генератором света. Невидимого, но очень теплого.
Моника пару секунд всматривалась в янтарь глаз, затем нежно прикоснулась к щеке Павла и еле слышно произнесла:
– Дуралей ты все-таки, Арлекино! Совсем дурацкий дуралей…
И склонившись, легко, одним касанием, поцеловала совершенно обалдевшего Павла в губы. Выпрямилась, по-хозяйски обхватила маленькими ладошками лежавшую поверх простыни руку мужчины и повернулась к застывшим медикам:
– Ну, и чего стоим? Везите его скорее к вертолету!
Почему-то никто возмущаться по поводу новоявленной командирши не стал. Лица у всех присутствующих стали какими-то… смущенно просветлевшими, что ли? Каталка снова двинулась в путь, только количество окружавших пациента людей увеличилось на одну упрямую единицу.
– Фантастика! – покачал головой Виталий Сергеевич, ухватив другую руку Павла и на ходу проверяя ему пульс.
– Вы это о чем? – мгновенно заледенел оттаявший было Дворкин.
– О ком, уважаемый Александр Лазаревич, о ком! После такого ранения Павел минимум пару суток должен был провести без сознания, позволив организму спокойно восстанавливаться. А он – сами видите – не только пришел в себя, но и показатели резко улучшились. Во всяком случае, пульс хороший, наполненный. Об остальном я смогу сказать в вертолете, когда подключу переносные датчики.
Мы уже добрались до ворот лечебницы, до нетерпеливо свистящего лопастями вертолета оставалось не больше двухсот метров, когда Павел, все это время не отрывавший взгляда от Моники, внезапно нахмурился, затем прикрыл глаза, словно прислушивался к чему-то, и в следующее мгновение закричал, пытаясь приподняться:
– Стойте! Туда нельзя!
– Пашенька, что с тобой? – Моника встревоженно пыталась уложить мужчину, но тот вырывался и сдавленно кричал:
– Назад! Быстро! Саша, возвращай всех! Они уже близко!
Переспрашивать и уточнять Дворкин не стал. Он лишь кивнул побледневшему Виталию Сергеевичу, указав на взбунтовавшегося пациента, и коротко приказал:
– В клинику! И бегом! Доктор, вколите ему что-нибудь успокоительное!
А сам, на ходу набирая какой-то номер на мобильном, помчался к вертолету.