Эти несносные флорентийки

— Ты что, не можешь смотреть, куда бежишь? И тебе что, трудно извиниться, хулиган?

Воспользовавшись этим незначительным инцидентом, отец приблизился. Фабрицио с мольбой обратился к даме:

— Спрячьте меня! О! Спрячьте меня, он сейчас меня поймает!

— И что же?

— Он побьёт меня!

Незнакомка взглянула на веронца.

— Кто этот мужчина?

— Папа.

— И ты боишься его?

— Он хочет меня поколотить.

Фабрицио был таким прекрасным комедиантом, что когда отец протянул руку, чтобы схватить его, громко крикнул:

— Пойдём, поговорим по душам, приятель!

Дама бросилась между ними:

— Спокойно!

Удивлённый Тарчинини посмотрел на эту женщину с седыми волосами, в облике которой суровость перемешивалась с возмущением и немного даже с отвращением.

— Синьора...

— Итак, синьор, вы, кажется, принадлежите к той разновидности недостойных родителей, которые вместо того, чтобы благодарить небеса за то, что они дали им ребёнка, мучают его?

— Я мучаю...

Фабрицио, чувствуя себя защищённым, перешёл в контрнаступление:

— Конечно!

— Недостойно поступать так, синьор, особенно по отношению к этому херувиму!

— Ma que! Ребёнок, который отвечает своему отцу, что тот не имеет права его наказывать!

Дама посмотрела на мальчика:

— Ты вёл себя дерзко?

— Неправда! Я ему только сказал, что он несчастен потому, что приходится покидать Софию, возвращаясь в Верону.

— Кто такая эта София?

— Красивая девушка, которая живёт напротив нас и ходит почти голая.

— О! И, естественно, у тебя есть мама в Вероне?

— И ещё два брата и две сестры.

Ромео, чувствуя, что уважаемая дама всё больше не понимает его, возмутился:

— Прошу вас, синьора, не думайте, что...

Она сразила его таким взглядом, что он умолк.

— Я думаю, синьор, что если в вас осталось хоть немного достоинства, вы должны испытывать стыд, слыша, как ваш сын публично раскрывает ваши похождения.

Супруг Джульетты рассердился:

— Но, наконец...

— Хватит! Иди, погуляй, мой мальчик, твой папа присоединится к тебе, и я обещаю, что он тебя больше не тронет.

Сад Бобони является местом, где флорентийцы любят прогуливаться по четвергам и воскресеньям, чтобы восславить Господа за то, что он дал им счастье родиться в такой прекрасной стране. Это значит, что меньше чем через минуту с начала перепалки, их уже окружала дюжина любопытных, с нескрываемым удовольствием жаждущих послушать обмен любезностями между старой дамой и этим интересным типом, казалось, соединившим в себе несколько возрастов. Фабрицио нашёл среди них укрытие.

— Теперь, синьор, между нами!

Ромео хотел закончить эту идиотскую борьбу:

— Хватит, синьора!

— Я так понимаю, что вам стыдно?

— Стыдно мне? Ma que, это вам должно быть стыдно за то, что вы вмешиваетесь в то, что вас не касается и восстанавливаете ребенка против своего отца!

— Разве моя вина, что этот отец — недостойный человек?

— А! Следите за тем, что вы говорите!

— Как я ещё могу назвать главу семьи, который покидает её, чтобы крутить отвратительный роман с девушкой лёгкого поведения, да ещё на глазах своего сына, в то время как другие дети и жена плачут в Вероне?

— Уверяю вас, синьора, что вы ошибаетесь.

— А ваш сын тоже ошибается, может быть? В мои времена, синьор, людей вашего сорта в Италии сажали в тюрьму! А если бы я была мужчиной, я надавала бы вам затрещин!

Перед враждебным поведением дамы, при непонимании присутствующих Тарчинини с бешенством в сердце вынужден был удалиться, не избежав, однако, нескольких одобрительных характеристик, которые чьи-то добрые сердца адресовали ему.

Когда полицейский вышел с сыном на площадь Питти, и Фабрицио, поначалу опьянённый победой, теперь уже с беспокойством спрашивал себя, что же будет дальше, отец просто сказал ему:

— Ты, херувим, подарок с неба, ты получишь самую великолепную затрещину, какая может быть, как только мы придём к себе в комнату!

Такая жуткая перспектива заставила юного Фабрицио использовать все меры защиты, даже самые мерзкие. Он завопил:

— Если ты меня ударишь, то я расскажу все маме!

Веронец задумался и решил, что между ним и Джульеттой может возникнуть непонимание, если она услышит рассказ своего сына. Он задрожал. Вынужденный уступить шантажу, Ромео подумал о том, какое чудовище он породил.

— Ты можешь рассказывать всё, что хочешь, но я тебя предупреждаю, что если ты причинишь огорчения нам с мамой, то будешь отправлен в пансион и сможешь навещать нас только раз в год!

«Везёт мне на шантажистов!» — подумал про себя веронец.

После нескольких минут размышления Фабрицио подошёл к своему отцу и сказал:

— Лучше уж затрещину.

Так закончилась ссора отца и сына в саду Бобони.

***

В четыре часа, пока Фабрицио был погружен в чтение комиксов, Тарчинини все больше и больше сомневался в виновности мэтра Бондены, так как исследовал все возможности, чтобы объяснить, почему Тоска дель Валеджио не разоблачила его, но так и не понял этого. Может, она тоже пыталась шантажировать его, зная об убийстве Монтарино? Надо, чтобы все было абсолютно ясно.

По счастливой случайности мэтр Бондена не выходил из дворца в этот послеобеденный час. Он не проявил особенного энтузиазма, вновь увидев полицейского.

— Мэтр, сегодня утром вы признались мне, что Монтарино вымогал у вас деньги... Не давали ли вы их ещё кому-нибудь для этих же целей?

— А! Нет! Что вас заставляет так думать?

— Я имею в виду, не требовала ли их у вас Тоска дель Валеджио после исчезновения Монтарино?

— Эта несчастная ненормальная? Что за мысль!

— Венецианки иногда ведут себя довольно странно, как я порой убеждался.

— Возможно, но так как эта чокнутая не была венецианкой, то это не тот случай.

— Вы удивляете меня, так как синьора Бондена уверена, что колдунья была родом из Венеции. Почему вы её не вывели из заблуждения?

— Будучи неподвижной, Луиза живёт в основном воображением... Она изобретает истории про людей, которые ей встречаются... Ей нравилось думать, что Тоска видела Остров дожей... это, конечно, позволяло ей мечтать об удивительных приключениях. Зачем я буду вырывать бедную больную из её фантазий, которые помогают ей жить?