Это было у моря
Шрифт:
Сандор вдохнул и поплёлся к дому, раздраженно убирая мокрые волосы от лица. Вокруг, казалось, начался всемирный потоп — белоснежное превращалось в серое, снег уходил в землю, а деревья словно превратились в водопады. Сандор толкнул дурно открывающуюся, отсыревшую и разбухшую дверь — зато перестала скрипеть — и вошел в сонный, тихий, кажущийся таким спокойным дом.
========== XVI ==========
Играю в прятки с собою…
Надежды седеют прядки…
Сквозь синее и голубое,
Здесь только мои порядки.
Здесь горечь следы петляет,
Скользя приглушенно рядом
И из-за угла стреляет
Под сердце мне льда зарядом.
Беззвучное безразличье
Во мгле приоткроет ниши,
Ослепнув
Я музыки дней не слышу.
От тела — огрызки тени,
От памяти — смутный шелест.
Упругость чужих мгновений
И запах промокшей ели.
И выпитая усталость…
Мы так на усталость падки.
Да что ещё нам осталось,
С собой проигравшим в прятки?
Санса сидела на кровати, цокая зубами о кружку с кофе. Спать уже не так хотелось, хотя голова была как-то по странному пуста — словно ее тоже промыли, заодно с желудком. Бриенна стояла у окна: время от времени она поворачивалась, кидая на Сансу настороженно-доброжелательный взгляд. Хотя бы она ее не осуждает.
Санса вздохнула и сделала еще один глоток остывшего уже кофе. После галлона воды что угодно покажется нектаром. Гортань была нафиг разодрана, голос стал сиплым, как при ларингите. Говорить она даже не пыталась — получалось какое-то воронье карканье. Но Санса подозревала, что в эту ночь ей-таки придется задействовать осипший голос — когда вернется Сандор.
Она поежилась. Он него разило таким бешенством, когда он уходил, что Сансе и теперь поневоле становилось жутко. Ну что же, он прав — и она это вполне заслужила… Санса сама не знала, что на нее нашло. Не то чтобы она хотела свести счеты с жизнью — просто вдруг на нее навалилась такая душевная усталость, что захотелось куда-то деться, забыться, впасть в летаргический сон. Все было так сложно, смутно, неясно, непредсказуемо — и то, что ждало их вовне и, самое неприятное — то, что происходило между ней и Сандором. Но что с этим делать, Санса не знала. Ей не хватало опыта, не хватало поддержки кого-то, знающего эту жизнь лучше, видевшего больше. А единственным взрослым в доме был как раз Сандор. Ну не с ним же советоваться по поводу того, как ей себя вести с ним же самим? Абсурд… Вот разве что сейчас у нее есть шанс. Санса взглянула на Бриенну. Она казалась не слишком опытной в любовных делах — но это может быть видимостью. Зато она была — как это — позитивной и вроде бы честной. Сансе она показалась хорошей. Можно было и рискнуть…
— Э-э… (голос упорно не желал слушаться — казалось, что говорит старуха, у которой, к тому же, сошли на нет все голосовые связки) Бриенна?
— Да? Тебе что-нибудь еще принести? Попить? Может, поесть?
— Нет, спасибо, я ничего сейчас не хочу. Желудок еще беспокоится. Кофе-то еще не допила… Я хотела спросить… То есть, поговорить…
Бриенна слегка поморщилась, но отвернулась от окна, опершись руками о подоконник.
— Да, конечно. Я в твоем распоряжении…
— Откуда вы знаете… ну, как действовать в таких ситуациях? Ну, если кто-то решает…
Бриенна вздохнула.
— Был опыт такой. Два раза. Оба раза — с одним моим товарищем в столице. Он очень ранимый, очень переживает свои любовные неудачи. И каждый раз, когда у него случается очередной разрыв отношений — а не везет ему капитально — вечно не на тех натыкается — он зовет меня — утешать его. А несколько раз — ну, в общем, он попытался… ну, ты сама понимаешь… один раз, как ты — наглотавшись каких-то таблеток…
— Да я не пыталась покончить с собой. Просто очень устала… Я запуталась. Сама не знаю, зачем это сделала… это ведь даже не снотворное — просто обезболивающее и успокоительное. Как-то машинально вышло. А потом я испугалась — но уже было поздно… И вдруг стало так спокойно — ну вроде как когда бухаешься в снег — и понимаешь, что надо вставать, иначе замерзнешь, но вокруг вроде как не холодно — и тебя клонит в сон…
Бриенна улыбнулась. Улыбка у нее была на удивление приятная, открытая, преображающая ее лицо, озаряя его каким-то внутренним светом.
— Да, я понимаю. В твоем случае — полагаю, пары таблеток бы хватило, чтобы хорошенько выспаться — то, что тебе было необходимо… Остальное — расстроенные нервы и общая сложность ситуации.
Тебе надо больше держать себя в руках — все же ты не одна. Если находит такое, проще довериться другому, нет?— Ага.
— Ну вот, мой приятель тоже пытался позвать на помощь. Но почему-то обычно первым делом звонил своему бывшему… ммм… другу — ну, тому, кто его кинул. И после этого начиналась истерика с выяснениями отношений, которая кончалась этими вот трагическими жестами. После он уже звонил мне — один раз. А второй — ночью — мне позвонил его бывший друг с просьбой проверить, что там происходит. Первый раз это были, как я сказала, таблетки. И все вышло, как с тобой — скорую он мне не разрешил вызывать. Только там доза была больше — он, правда, все же не девочка, а взрослый мужчина…
— Ваш приятель — гей?
— Да. Воды ему понадобилось больше. И еще я его молоком напоила — для нейтрализации действия лекарства. Молоко, как выяснилось, он ненавидел еще больше, чем воду, так что все отлично промылось. Тут я в первый раз порадовалась своей неженской стати — а то тяжело таскать мужика из ванной и обратно…
Бриенна невесело засмеялась. Санса тоже улыбнулась — из вежливости, вспомнив, как Сандор не далее, как час назад, перекладывал ее то с кровати на кровать, то в душ.
— А второй?
— Со вторым было хуже. Тут он уже вознамерился и вправду свести счеты с жизнью. Мне звонить не стал. После очередной разборки по телефону с любовником запер дверь, отключил связь и вскрыл себе вены на обеих руках. Потом только спохватился, что надо было это делать в теплой воде. Пока он ковырялся с ванной, заливая все вокруг себя кровищей, я успела приехать, сломала дверь и, надавав ему по роже, перевязала кое-как — потом отвезла его в больницу. Он очень сопротивлялся. Там его оставили на неделю, — переведя в психиатрическое отделение. И это возымело на него действие: посмотрел, как другие живут — те, у кого реальные проблемы, а не любовная тоска. А потом — еще полгода индивидуальной терапии у специалиста и еще какая-то групповая вещь — ну, из тех, где садятся в круг и говорят по очереди… Этого я уже понять не могу — но он говорит, это здорово помогло… что он перестал чувствовать себя так, словно находится в вакууме, да еще и друзей там нашел.
— А я как раз могу понять. Вакуум — это так тяжело. Иногда мне кажется — я готова бежать на улицу и просто орать в воздух обо всем, что со мной происходит. Но никому нет дела…
— Вот это неправда. Многим есть. Мне — есть. Знаешь, я была знакома с твоей матерью. Очень давно. Она еще жила тогда на юге, до замужества. Ей было лет пятнадцать. Мне — семь. Мы с ней столкнулись в одном элитном пансионе, куда отец отправил меня на каникулы с моей гувернанткой. Она была там с родителями. Прекрасное место в горах. Меня там начали дразнить — как обычно — на второй же день — компания из местных и приезжих детей. Я набила паре мальчишек морды — я уже тогда была выше многих моих одноклассников и уже привыкла себя защищать… Но популярности мне это не прибавило. Как-то в очередной раз я отфыркивалась от недоброжелателей в парке возле пансиона — гувернантка ушла вздремнуть после обеда — и тут пришла твоя мать — она там гуляла с блокнотом, какие-то листочки зарисовывала — ну, и заступилась за меня, хоть реально такой надобности не было — я бы их сделала и так. Но уж как вышло. С тех пор мы с ней много времени вместе проводили. Я таскалась за ней как хвост. Просто влюбилась в нее. Она была очень обаятельной, красивой, милой — настоящая леди, не то что я. И умела говорить с людьми — так, чтобы ей начали доверять… Я ей доверилась. Это были очень хорошие каникулы — я там пробыла целый месяц. Мы обошли вместе все окрестности, осмотрели все обрывы, все пещеры, прошли вброд босиком все горные ручьи, облазили все самые опасные деревья. Она была уже почти женщина — и все же, когда никто не смотрел, не стеснялась вести себя, как девчонка. Она уехала раньше меня — и для меня это было настоящим горем — плакать я тогда уже разучилась, но от этого легче не становилось. Мы обменялись адресами, чтобы писать друг другу — и она даже написала пару раз, но мне было так неловко — казалось, что я навязываюсь — что я не ответила. А потом услышала от кого-то, что она вышла замуж — за твоего отца. Даже расстроилась — брак по расчету, слияние капиталов и все такое. Мне казалось, она заслуживает большего. Она говорила тогда в горах, что у нее есть ухажер — и так мило краснела.