Это было у моря
Шрифт:
Оба мужчины переглянулись, заметив, как совершенно в унисон находящиеся в комнате женщины вспыхнули.
Джейме ухмыльнулся.
— Я не понял, по-моему, еще не настала пора для рождественских огней. Или вы тренируетесь? К чему тут краснеть — я ведь не делал никаких намеков, ни грязных, ни даже чистых? Воистину, все слышат только то, что хотят услышать. В меру своей испорченности, так сказать. Ну вас. Ничего виски, кстати. Клиган, у тебя хороший вкус.
— Не у меня, а у Роберта.
— Но из Робертовых-то запасов ты выбирал! Этот не стыдно и дамам налить. А, дамы? Бриенна, брось ты эти баулы — они не убегут — иди сюда, выпьем за упокой милейшего Баратеона — коли уж он сам не смог
Джейме плеснул себе вторую порцию в квадратный бокал:
— Итак, что я вам хочу сказать, судари мои — и леди, естественно — Баратеон прожил идиотскую короткую жизнь! Ему не повезло жениться на моей сестре — хотя она прекрасна и мудра — ну уже если не везет, то по-крупному — еще и сынок прибавился до кучи! Но в чем-то везло и ему. У него, помимо Джоффри, были еще два отпрыска — чудные малютки, любящие его до трясучки — уже не знаю, за что. У него был кабинет, в котором он свинячил и пил, портя книги моего отца —хотя до них после отца никому — ну, может, кроме Тириона, но он, как всегда, не в счет, ибо ходит пешком под стол — дела нет. Мог бы пить и в подворотне — это изменило бы лишь коленкор — но нет, он спивался с комфортом. И главное — ему повезло со смертью! Лучше, конечно, на коне, круша врагов — ну, или перед кабаком, наткнувшись на шальной нож. Но и так неплохо. Мгновенно, чисто, быстро. Так поднимем бокалы за Роберта из семьи Баратеонов — который умер в объятьях того, что он любил больше всего на свете — в чаду алкоголя — в процессе главного своего сражения с самым ненавистным врагом — своей собственной женой! Он честно заслужил свое место в преисподней — надеюсь, это не тот этаж, где мучают воздержанием. Иначе он может взбунтоваться, ожить и опять начнет делать самолетики из страниц старинных фолиантов, чем несказанно опечалит Тириона, что положил на его кабинет глаз, и что уж точно — повергнет мою сестрицу в непосильную для ее прекрасных плеч печаль. Да будет ему комфортно и привольно там, где он теперь — и упокоится он с миром!
Джейме залпом осушил свой бокал и налил себе еще, утирая глаза, заслезившиеся от слишком ядреного напитка.
— Ух, крепко. Пойду и впрямь сорву себе сосульку. И перекурю. Кто со мной?
Санса поняла, что ей хочется курить. Не глядя на Сандора, она поднялась с дивана, накинула на плечи свою куртку. Лишь бы он тоже не пошел…
— Я пойду, мистер Ланнистер.
— Нет, тебя я с собой не возьму если ты будешь так меня называть. Джейме, ладно?
— Ладно. Джейме, я тоже хочу перекурить…
— Тогда вперёд. Кто бы отказался от столь прекрасной компании? А, Клиган? Пока я развлекаю твою даму, ты уж развлеки мою, пожалуйста…
Санса прошла вперед, на ходу застегиваясь. Даже в доме было слышно, как снаружи завывает ветер. Джейме галантно распахнул перед ней дверь. Санса, кивнув в благодарность, шагнула наружу, и ей тотчас ударил в лицо порыв ледяного вихря. За спиной Ланнистер захлопнул дверь.
— Ух, ну и погодка! Еще не передумала?
— Нет. А не дадите взаймы мне сигарету?
— Ну вот еще! Я-то думал, ты экипированная дама, со своим табаком. А у тебя даже и своих-то нет. Может, оно и к лучшему. Значит, ты просто балуешься. Жизнь успокоится, тебе надоест позерствовать, и ты перестанешь — снова вернешься к леденцам. Нет, я передумал. Держи — и думай о леденцах…
— Фу, от леденцов зубы портятся, и пить потом хочется. Лучше уж сигареты. Или сосульки.
— Про сосульки я с тобой полностью согласен. Кстати, не забыть бы сорвать одну — для виски… Напомнишь?
— Хорошо. Что за странная сигарета?
— Не сигарета. Сигарилла. Альтернатива для идиотов вроде меня, которым вечно надо изобрести третий способ…
Санса затянулась и закашлялась. Боги, эта штука была еще крепче, чем сигареты Сандора — а казалось, крепче уже некуда. Джейме скептически на
нее покосился, но комментировать, на счастье Сансы, не стал.— Итак. Расскажи мне все, малютка.
— Я не малютка. И потом, что значит «все»?
— Ну, что у вас, женщин, там. Ну, хорошо. Поставим вопрос иначе. Зачем ты мучаешь этого бедолагу Пса?
— Я не… Я никого не мучаю.
— Врёшь. Мучаешь, причем сознательно. Иначе зачем бы было тебе идти со мной курить?
— Желание курить как вариант не рассматривается?
— Нет, абсолютно. Не смеши меня.
— Тогда не знаю. Почему вы решили, что я мучаю Сандора? И особенно сознательно?
— Ну, это как раз просто. Ты пошла без него — это раз. Если бы тебе хотелось курить — тебе достаточно было лишь свистнуть. Он бы поскакал куда угодно и за чем угодно. Но ты пошла со мной, когда я так поставил вопрос, что навязываться было глупо. С собой ты его не позвала — это два. Если бы позвала, уже вставши — хоть взглядом, хоть как — он бы опять же потащился за тобой как миленький, несмотря на приличия и на то, что оставлять даму — хоть бы и чужую — одну — нехорошо. И третье — ты его нарочно избегала взглядом — хотя он в тебе почти дырку прожег, пытаясь разглядеть твои намерения. Ты смотрела куда угодно — только не на него. И из этого, особенно из последнего пункта, я умозаключаю, что тебе отлично известно о его состоянии, и тем не менее, ты решила-таки действовать вопреки его комфорту, на свой страх и риск. Вот и все…
Санса нехотя кивнула головой. Действительно, все было слишком очевидно. Она в очередной раз почувствовала себя виноватой — и вместе с тем она дико устала и ей нужен был глоток свободы. Хоть иногда.
— Да, согласна. Все так. Но вы понимаете, почему я так себя веду?
— Отнюдь. Я же не людовед, как наша любезная Бриенна. Но могу догадаться. Мне вечно приходилось играть мерзавцев — так поневоле выучишься мыслить, как они — ну не напрягайся, пожалуйста. Ничего не хочу сказать. Тебе все надоело, да? И порой преданность становится тяжелее камня на шее? Эта безоговорочная, слепая, торжествующая в своей невыносимости преданность — можно подумать, кто-то о ней просил — но вот она, уже у тебя в руках. Или на шее, как хомут? Ты падаешь вниз — и вместе с тобой падает тот, кто к тебе привязан… Как бы освободиться — а нельзя. Это почти пожизненно. Ты страдаешь — и он тоже…
Джейме поднял воротник — ветер, казалось, залезал везде, обжигая и тут же посыпая свои отметины снегом, как солью.
— Не беспокойся. Некоторым людям нравится страдать. Они словно рождены для этого. Из любого события, из любых отношений они умудряются сотворить повод для нечеловеческих страданий. Их не любят — и они, понятно, страдают от неразделенной любви. Их любят — о боги, случается и такое — но блин, как же быть — а как же вести-то себя? И все же находится повод. Ревность, отчаяние, спровоцированное жестокими ссорами, последующие примирения — горькие, как вересковый мед, сладкие, как воздух на последнем вздохе. Это все входит в цену купленных билетов. И в какой-то момент понимаешь — у этих отношений нет будущего — только череда страданий — для другого и для тебя. Потому что счастлив твой партнер может быть только через это. Непрекращающийся вымученный катарсис. Потому что иначе он не может. И ты уже подпадаешь под эту немыслимую зависимость — и начинаешь играть согласно правилам — мучить или быть измученным. А они так и нарываются — а потом их так жалко. Вечное садо-мазо.
— И где же выход?
— А его нет. Надо просто в какой-то момент прерваться. Или принять данность — что отношения таковы априори. И жить с этим…
Санса уже забыла, что сигарилла Джейме слишком для нее крепка — и затягивалась, прикрывая горящей от холода ладонью тлеющий уголек от ветра и летящей поземки.
— Как-то все это печально выглядит…
— Да, моя чудесная девочка, так оно и есть. Мне грустно, что тебя не ознакомили с правилами игры, прежде чем затянуть в омут. Но ты там — верно? По самые уши.