Это было у моря

«Что? Что она спросила? Кажется, где он находится…»

Сандор так концентрировался на том, чтобы представить, какая она там — на другом конце вселенной — держит свой дурацкий телефон возле уха (а над этим самым правым ухом у нее родинка, та, что похожа на крошечное зерно, прилипшее к виску) — что уже не понимал смысла слов.

— Да нигде. Просто встал в зоне отдыха посреди загребучего снегопада и вот, звоню тебе.

«Ага, звоню тебе после того как почти силком заставил себя набрать твой номер. Если бы не идиотские сны и посторонние авансы чужих баб — и не позвонил бы…»

— На ночь останавливаться не будешь?

— Нет. Спать я не хочу. Лучше ехать. Я-то дрых все ночь. В отличие от тебя…

Да уж, хватит с него грез. Чем больше он будет желать увидеть ее во сне — тем меньше вероятность того, что Пташка ему привидится. Стоит ее отпустить — и из снов и так. Иногда выпустишь птицу с ладони — а она сама вернется… Свобода — это всегда выбор. Если только ее не навязывать…

— Да, меня срубает. Сейчас буду ложиться… Сандор?

«Ну кто еще может так произносить его имя? Как будто это первое и последнее слово на этой земле…»

И это именно она виновна в чудесном превращении Пса Джоффри в Сандора Клигана. Был ли он ей за это благодарен? На этот вопрос у него не было однозначного ответа. И да — и нет. Быть Псом было проще. Быть Сандором — ярче. И больнее. Все что он считал отмершим — вдруг ожило: уже не зудом фантомных болей, но новыми ощущениями — страстью, желанием счастья, неподвластной его контролю любовью, самыми идиотскими и самими жуткими страхами — не за себя, а за нее…

— Да?

— Спасибо за подарок. Он пришелся как раз. Буду носить…

Про что она? Ах да, про это несчастное колечко, что он приобрел ей на тот жуткий день рожденья, сбежав от Серсеи в ближайший ювелирный магазин. Сандор тогда долго сомневался. Денег у него хватало — он уже получил интимные премиальные от хозяйки и мог себе позволить купить и что-нибудь получше. Ювелир выложил перед ним все, что было того размера, что ему был нужен. Сандор как-то, пока Пташка была в ванной, в один из их чудесных дней в люксе, померил одно из брошенных ей на тумбочке колечек на себя. То, что годилось ей на безымянный — с трудом налезало ему на мизинец, застревая на второй фаланге.

Ну, а в магазине он растерялся. Дарить ей золото? В основном она носила серебро — он не знал, по выбору это, или по причине того, что другого ей никто не предлагал. Серебра в молодёжном стиле и так у нее хватало. Ну не обручальное же ей кольцо покупать? Хотя, конечно, ей такое бы понравилось… Продавец выложил перед ним последние — с витрины. Одно из них почему-то заинтересовало Сандора — хотя ничего особенного в нем не было. Просто что-то вроде серебра с камушком. Разве что летящая птица над неправильной формы кристаллом. Он молча ткнул продавцу в это кольцо. Цена неприятно его удивила. Ювелир пояснил, что да, это именно так, потому что это не серебро, а платина, и аквамарин (какое удачное название для подарка для Пташки) — натуральный, а не синтетический. Сандор не стал торговаться и просто заплатил. Даже позволил довольному продавцу накрутить цену за подарочную упаковку. А потом все завертелось, и он напрочь забыл про подарок — и тот так и остался валяться у него в кармане куртки, куда он обычно не лазил и куда перед очередной поездкой сунул новые купленные по пути перчатки. А тут опять — волею судеб, ища треклятые перчатки, нащупал эту несчастную коробчонку. Похоже, кстати пришлась…

— Хорошо. Не за что. Надо было его тебе раньше отдать…

Горло почему-то запершило. Сандор хотел откашляться, но подумал, что она еще заподозрит, что он расстрогался, и не стал. Не стоит выдавать своих слабостей — она и так себя накручивает без надобности. «Ага. Вот оно…»

— Мне так плохо без тебя. Просто невыносимо. Когда вокруг люди — вроде незаметно, но как остаюсь одна — накатывает, хоть вой…

«Не смей комментировать. Вот просто не смей. Не утешай ее — иначе это кончится тем, что она будет утешать тебя. Была бы она рядом — и слов бы не пришлось говорить. Насколько проще отдавать все на откуп телу — оно само знает, как и что нужно делать. А голос — это только нить. Одна глупая струна, что своим неверным звоном режет слух. На которую нанизываются лживые слова, что душат и сбивают с толку. Струна, что способна перерезать тебе горло — если ее лживое дрожание подберется к тебе слишком близко…»

— Понятно.

— Что?

Пусть лучше так. Она почти плачет. Но Пташка всегда плачет. Она потом успокоится. «Ну да — ага — теперь успокаивать ее некому. Будет учиться сама. Чему только не приходится учиться: с такими бесчувственными скотами как ты…»

— Пташка, не начинай. Ну кому от этого станет легче, а? Ты хочешь от меня услышать то же? Да невыносимо. Да, тошно. Но мы же про это уже говорили. Так было нужно…

«Ври лучше…»

— Я вот думаю и все не могу понять — кому?

«Вот, даже она не верит… Да как можно повестись на эту хрень?»

Он и сам себе не верил…

— Тебе прежде всего. Да и мне…

— Ну, тогда я рада, что тебе угодила… Потому что мне от этого пока не лучше. Он меня почти ничего не осталось. Все улетело в прошлое. Туда, где мы вместе.

«Да, моя радость. Там мы и встретимся… Возможно… Если для них остались еще какие-то шансы… Кончай ныть, безмозглый болван — ты только хуже делаешь, как всегда…»

— Пташка, мне пора ехать. Прости.

— Ты позвонишь завтра?

Незачем. Нельзя этого допускать. Она будет сидеть у телефона — и смысла в этом раздрае не будет никакого. А он будет весь день таращиться на эту гремучую змею — и отдергивать руки от соблазна набрать этот загребучий номер…

— А надо?

— Сандор, пожалуйста! Ну хоть этого меня не лишай! Пожалуйста…

«Не надо. Ну не надо. Может, не так резко. Щади ее — не себя…»

— Хорошо я позвоню в это же время. Наверное, я уже буду возле столицы, если буду ехать в том же темпе…

«В этом — и даже быстрее. Это все, что я могу тебе теперь дать — убраться от тебя подальше…»

— Я буду ждать…

— Лучше не надо. Живи, Пташка! Не надо сидеть у телефона. Иначе во всем этом нашем расставании не будет ни капли смысла…

Весь важный смысл, что он нашел, чтобы от нее уйти, теперь таял между пальцами — как хренов снег за окном. Оставались только его слабость — и ее одиночество.

— Ее и так нет. Ни капли. Море боли, океан одиночества — и никакого смысла…

— Плыви вперед. Авось найдется…

«Что еще умного ты придумал, чтобы себя оправдать, а? Пытайся лучше…»

— Хорошо. Я попробую…но ты звони. Это мой островок надежды…

— Я же сказал. Позвоню. Спокойной ночи, Пташка…

«Спи уже. Выключи эту хренову трубку. Зачем тебе говорить с самым дерьмовым лжецом на свете? С придурком, что собственноручно выволок тебя из теплой постели и отнёс на долбаную плаху? Зачем тебе эта подделка, Пташка? Я того не стою…»