Это лишь игра

И вроде всё хорошо, но я постоянно чувствую всеобщее внимание к себе, к Герману. Как-то он сказал, что его акции среди наших просели. Я тогда посмеялась, а сейчас чувствую – отношение к нему в классе очень изменилось. Особенно среди парней. Он стал для них чужой. Хотя и раньше «своим» никому из наших Герман не был. Просто тогда они к нему наперебой набивались в друзья, а сейчас отстранились. И как будто его за что-то винят, злятся, причем сильно, но ничего сделать не могут. Вернее, не решаются. Или боятся.

Оно и понятно. Даже если им вдруг взбредет в голову безумная мысль напасть на него толпой, им же потом не поздоровится. Они это понимают, вот и бесятся от своей беспомощности. Но я все равно за Германа боюсь. То есть – нет, не боюсь. Мне просто плохо от такого враждебного к нему отношения. Хотя самому Герману глубоко безразлично. Он это даже всерьез не воспринимает.

– Они ведь чуть ли не молились на тебя, а сейчас… прямо как к врагу. Во всяком случае, некоторые… Неужели тебе все равно? – спрашиваю я.

– Абсолютно, – беспечно улыбается он.

Мы стоим возле моего дома. Это уже стало своеобразным ритуалом – он провожает меня после школы, его водитель медленно едет неподалеку. А потом мы еще долго стоим у ворот, болтаем обо всем подряд и никак не можем проститься.

– Обычно людям очень важно то, как к ним относятся, – удивляюсь я.

– Мне важно, что я тебе нравлюсь, – заявляет вдруг он, и я моментально заливаюсь краской.

– Откуда ты знаешь, что ты мне нравишься? – лепечу я смущенно.

– А это не так? – спрашивает он с усмешкой.

Я краснею еще гуще. Так, что щеки пылают. И все же признаю:

– Так, но…

И замолкаю, потому что не знаю, что еще добавить. И, если честно, жду, что он скажет в ответ: ты мне тоже нравишься. Ну или что-нибудь подобное. Хочу этого. Но Герман ничего не говорит, только смотрит с улыбкой, а затем вдруг наклоняется и целует.

Я тут же отскакиваю.

– Ты что! Бабушка может увидеть! Вон же наше окно. Ну или соседи…

***

На выходных мы с Германом идем в кино. Фильм выбрала я – «Первому игроку приготовиться». Герману было все равно, на что пойти. Мы сидим одни на заднем ряду, и я почему-то волнуюсь, особенно когда гаснет свет. Хотя не впервые ведь остаюсь с ним наедине, а все равно каждый раз внутри трепещет. Но потом я увлекаюсь фильмом и на какое-то время ухожу в сюжет с головой. Мне действительно интересно, а вот Герман откровенно скучает. И смотрит уже давно не на экран, а на меня. Пристально, неотрывно, так, что я чувствую его взгляд физически. Словно жгучее прикосновение.

Тоже поворачиваюсь к нему и… забываю про фильм. Сердце напряженно скачет, дыхание замирает, а шею осыпает мурашками от одного лишь этого взгляда. А затем он, развернувшись боком, наклоняется, практически наваливается на меня. И целует. Сразу жадно, настойчиво, горячо…

***

К концу марта снега уже совсем не остается. Хотя Герман говорит, что в лесу еще сугробы. Даже не верится. Но ему виднее. Он живет, оказывается, за городом, в огромном особняке. И дорога туда лежит через лес.

В последние выходные марта Герман приглашает меня к себе в гости. Я так хочу посмотреть, как он живет, что даже из приличия отказаться не могу. За мной он заезжает сам, не один, а со своим водителем, перед которым мне вдруг становится неловко, и всю дорогу я молчу. Лишь изредка отвечаю «да» или «нет» на вопросы Германа.

К слову, в лесу и правда лежит снег, белый-белый, только ближе к обочине начало таять. Но когда мы подъезжаем к дому Германа, я еле сдерживаю удивлённый возглас. Это не дом, это почти замок! Трехэтажный особняк с остроконечными башенками по краям.

Внутри я окончательно теряюсь. Одна только ванная, куда Герман меня сопроводил помыть руки, размером, наверное, со всю нашу квартиру. А лестница из холла на второй этаж даже шире, чем в нашей школе. И всё такое красивое, как в музее, аж прикоснуться страшно.

Зато комната Германа оказалась стильной, конечно, но вполне человеческой, даже уютной. Однако я все равно ужасно робею. Присаживаюсь на краешек дивана и, пока Германа нет, разглядываю его жилище. Стол, широкая кровать, диван, два кресла, полки с книгами.

Подхожу к книжным полкам, интересно же, что он читает. Но названия и имена авторов на корешках мне ни о чем не говорят. Да и большинство книг вообще не на русском.

На его письменном столе – идеальный порядок. Ничего лишнего, только монитор, клавиатура, мышка, квадратный стакан для карандашей и деревянный лоток для бумаг. Сверху замечаю письмо. Честное слово, я даже не думала его читать, просто случайно взгляд упал. К тому же оно на английском языке. Но в кои-то веки я вдруг понимаю, что это за письмо по первым строчкам:

«Dear German,

Congratulations! It is with great pleasure that I offer you admission to the Southern Alberta Institute of Technology…»

Даже моих скудных знаний хватает понять, что Германа поздравляют с поступлением в технический институт где-то в Южной Альберте. Кажется, это Канада. И почему-то это меня неожиданно сильно расстраивает. Я пытаюсь найти дату, когда его туда призывают, но слышу приближающиеся шаги и быстрее возвращаюсь на диван.

Герман появляется не один, а с какой-то женщиной в переднике. Она вкатывает сервировочный столик и быстро удаляется.

– Угощайся, – предлагает Герман и подсаживается рядом.

А на столике чего только нет. Одни пирожные как произведения искусства, такие даже есть жалко. Конфеты, фрукты, канапе.

– По какому случаю такой пир? – шучу я, стараясь не подать виду и не выказать своего расстройства.

Герман совершенно буднично сообщает:

– У меня день рождения.

– Что? Как? – хлопаю я глазами изумленно. – Но… почему ты раньше не сказал? Я бы подарок приготовила.

Мне до ужаса неудобно.