Это лишь игра

– Нет, она просто за меня переживает, – заверяю его я.

Дорога занимает меньше часа, в пути мы почти не разговариваем. Как-то неудобно при его водителе. А потом, когда едем вдоль Байкала, и вовсе забываюсь, жадно любуясь бескрайней синевой озера, сливающейся на горизонте с таким же синим, чистым небом.

Дом их действительно стоит совсем близко от берега, на невысоком каменистом мысе. Правда его окружают ели и сосны, но со второго этажа открывается шикарный вид на озеро. И первые полчаса я от окна просто не отлипаю, пока Герман чем-то занят во дворе.

Затем обхожу весь дом – Герман, конечно, слегка поскромничал, назвав эти хоромы «небольшим домиком». На первом этаже – большая кухня и гостиная с камином. А на втором – две спальни. А еще мансарда, терраса и огромный двор с какими-то постройками – по-моему, гаражом и баней. Ну и просторной беседкой, где я и обнаруживаю Германа. Он вместе с Василием жарит на мангале шашлык.

– Еще минут пятнадцать и будет готово, – подмигивает мне водитель. Я лишь смущенно улыбаюсь в ответ. – А вечером затоплю вам баньку.

Обедаем мы прямо там же, в беседке. Стыдно сказать, но шашлык я ела всего пару раз в жизни и совершенно не помнила его вкус. А он, оказывается, такой вкусный, что язык проглотить можно. Еще и аппетит у меня вдруг зверский просыпается, аж неловко.

После обеда Василий отвозит нас в Листвянку, сам паркуется возле высокого, очень красивого здания с широкой лестницей, зеркальными дверями и вывеской: отель «Маяк». Я разглядываю его с восхищением. И вообще я только и делаю, что с зачарованным видом кручу головой по сторонам. Но здесь правда так хорошо, просто невероятно! Герман же смотрит лишь на меня с благодушной снисходительной улыбкой. Наверное, я ему сейчас кажусь восторженной дурочкой. Ну и пусть.

– Гуляйте, дети, – говорит Василий. – Буду ждать вас здесь.

Герман ведет меня к пристани, и вскоре мы отчаливаем на теплоходе от берега. Через несколько минут поселок уже далеко, а вокруг только сине-зеленые волны. Я упиваюсь этой красотой, свежим пьянящим воздухом, криками чаек, свободой. Меня переполняют ощущения, такие острые и яркие, что кричать охота. И смеяться. И плакать. Правда, затем мне становится холодно. Но Герман приносит из каюты плед, накидывает на плечи, еще и обнимает меня, прижимая к себе покрепче. В конце концов, мерзнет только нос, но я чувствую себя бесконечно счастливой.

Возвращаемся в их дом мы уже затемно. Пьем на кухне горячий чай, болтаем, смеемся. Затем идем спать. И вот тут на меня ни с того ни с сего нападает паника. Я вдруг осознаю, что боюсь, что не готова. Но Герман желает спокойной ночи Василию, уверенно берет меня за руку и ведет на второй этаж. Там же две спальни, успокаиваю я себя. Я ему скажу, он поймет… Он же всегда меня понимает…

На лестнице сейчас полумрак. Герман выпускает мою ладонь и приобнимает меня за талию. Я чувствую его руку у себя на пояснице, и она даже сквозь одежду кажется очень горячей, прямо раскаленной. Сама я при этом дрожу, как от озноба. Да меня вообще колотит.

– Ты так дрожишь, – замечает Герман. – Замерзла?

Сглотнув, киваю. Но на самом деле это волнение и страх. У меня даже ноги деревенеют. Я не боюсь Германа, абсолютно. Но я боюсь того, что может произойти. Как это глупо, наверное…

– А где я спать буду? – спрашиваю его. Во рту вмиг пересыхает, и голос звучит глухо.

Герман указывает на дверь той комнаты, где я днем любовалась озером. И легонько подталкивает меня к ней.

– А ты где? – выдыхаю чуть слышно.

– Здесь же, – отвечает мне в затылок, и спину тотчас осыпает мурашками.

– Но… Герман… я… – от волнения я чуть ли не заикаюсь.

Мы входим в комнату. Он зажигает свет, разворачивает к себе, берет за плечи и заглядывает в лицо.

– Лен, ты чего? Ты что, думаешь, я на тебя сейчас тут накинусь? – говорит Герман с неподдельным удивлением.

– Нет, – качаю головой растерянно. – Просто я…

Я беспомощно замолкаю. Я даже не знаю, как сформулировать толком свою мысль, свои глупые страхи.

– Лен, ты окоченеешь ночью тут одна. Видишь, уже сейчас холодно. Под утро вообще дубак будет. Дом-то летний. Ну и в отцовской комнате неохота, там... Короче, нам придется потесниться. Приставать не буду, обещаю. Если только самую малость… – смеется он и тут же добавляет серьезно: – Лен, я могу быть кем угодно, но тебе уж точно никогда ничего плохого не сделаю…

52. Лена

Мягко сжимая мои плечи, Герман продолжает меня успокаивать:

– Я не сделаю ничего из того, что ты не захочешь.

– Я знаю, – тихо произношу я, а сама никак не могу совладать с волнением. Сердце стучит гулко, громко. Внутренняя дрожь не утихает, даже наоборот – становится сильнее.

Герман медленно опускает руки, скользя по моим предплечьям.

– Ложись тогда, – с улыбкой говорит он. – Можешь прямо в одежде, если сильно стесняешься. А я сейчас приду. Принесу еще пару пледов.

Он выходит из комнаты. Конечно, я сильно стесняюсь! Но, поколебавшись, я все-таки снимаю джинсы и толстовку. Но рубашку оставляю. Она достаточно длинная и теплая, байковая. Хорошо, что бабушка уговорила меня ее надеть. Затем ныряю под одеяло.

Постель ледяная. И я уже не просто дрожу, а отстукиваю зубами дробь. Спустя минуту возвращается Герман с шерстяным покрывалом. Накидывает поверх одеяла, потом начинает раздеваться. Медленно так, расстёгивает на черной джинсовой рубашке пуговицу за пуговицей, при этом неотрывно глядя на меня. Я не выдерживаю, отворачиваюсь к стене и закрываю глаза. Я не слышу шороха от его движений – я слышу лишь неистовый стук своего сердца. Оно бухает как тяжелый молот. Затем свет гаснет, и пульс разгоняется до предела. Боже, я не выдержу…

А когда чувствую за спиной, что Герман ложится в кровать, буквально вытягиваюсь в струнку, звенящую от напряжения. Но он лишь целует меня в макушку, тихо шепчет: «Нежных снов, Лена» и… всё. Правда, и этого скромного поцелуя хватает, чтобы на руках и на загривке волоски встали дыбом.

Несколько минут я еще лежу, едва дыша, не шевелясь, со страхом и каким-то томительным волнением ожидая, что Герман меня коснется. Мне и хочется его прикосновений, и страшно. Но ничего не происходит, и я потихоньку успокаиваюсь. Согреваюсь и незаметно засыпаю. А пробуждаюсь первой.

Кажется, всего на миг глаза сомкнула, но уже утро и комната залита солнцем. Выныривать из-под одеяла не хочется. Я осторожно поворачиваюсь к Герману. Он спит, лежа на животе и заложив руки под подушку. Лицо его кажется сейчас таким безмятежным и расслабленным. И таким родным. Привстав на локте, я наклоняюсь к нему. Смотрю на него, любуюсь, пока можно вот так, вблизи, в открытую его разглядывать. И запоминать. Крохотную черную точку-родинку на виске, идеальные темные брови, губы… Губы у Германа такие мягкие, чувственные…