Этюд с натуры
Шрифт:
Жидикин работал в институте с упоением, будни и праздники обрели для него смысл. Он просыпался в добром настроении, умывался, завтракал, а в нем уже шел процесс деятельности. Мысленно прикидывал, что надо успеть за день, испытывал нетерпение. Если завтрак по выходным затягивался, Петр Федорович не выдерживал, извинялся:
— Вы, дорогие мои, чаевничайте тут… А я к своим тетрадкам. Ждут они меня, за ними, понимаешь, живые души.
Руководство факультета и кафедры доверило Жидикину работу и со студентами-иностранцами. Петр Федорович гордился, что его ученики успешно ведут практическую и научную деятельность в Монголии, Болгарии, Венгрии, Румынии. Со стороны институтского начальства к нему не было претензий, наоборот, на годичных собраниях
— Потом… Сейчас на факультете новое руководство, а я со своим… Как-то неловко.
— Очень даже ловко! — настаивала врач Наталья Ивановна Моисеева. — Постоять за себя, Петр Федорович, не умеете!
— Трезво на вещи смотрю…
— В наше время, извините, это недостаток. Затопчут.
— Вот уж не думал, что скромность и достоинство излишни. Тут вы, голубушка, перегнули.
— Ну, хорошо, преувеличиваю. Но вы давно заслужили право на полную ставку! Давно! Уверена, получает кто-то ваши пол-оклада и не испытывает угрызений совести.
— Поговорю на кафедре… Через месяц. Сейчас все будет некстати…
И конечно, откладывал. Наконец поехали его сокурсники в институт, встретились там с новым деканом заочного факультета. Повели разговор, что Жидикин как преподаватель высшей математики справляется с обязанностями, делает больше других. Качество его работы не вызывает нареканий, успеваемость по предмету высокая.
— К Петру Федоровичу самое доброе отношение! — ответил Владимир Васильевич Карпов, удивленный неожиданным визитом. — Мы его ценим, уважаем.
— А оплачиваете труд недостаточно!
— Ставка — сто шестьдесят рублей, не так уж плохо.
— Ему начисляется полставки!
— Не может быть! Я проверю.
Узнав о визите в институт, Жидикин расстроился. По его убеждению, делать этого не следовало. Последнее время уделяет работе не столько сил и времени, как прежде.
Сдавал и впрямь на глазах. Болезнь одолевала. Бюллетени, правда, не брал, но машины «скорой помощи» дорогу к подъезду накатали, приезжали минута в минуту. Раны на спине не заживали, воспалялись и кровоточили. Петр Федорович не мог делать ничего, что не доставляло бы ему боли, не требовало физических усилий. Он боролся с одышкой, вбирая воздух открытым ртом и выдыхая, как при ингаляции. Случалось в последнее время задержание мочи, что крайне настораживало врачей. Они приезжали по вызову, облегчали муки. В последний раз прибегали к катетеру, озабоченно переговаривались между собой. «Может развиться сепсис», — уловил больной. — «Было уже, не испугаешь», — подумал Петр Федорович. Да и могло ли напугать?
— Удивительное дело, — пытался шутить Жидикин, — живой вот до этого места. — И провел ребром ладони по горло. — Остальная часть как бы отсечена. Не парадокс ли: я вижу свое мертвое тело.
Поражала его стойкость. Муки он испытывал каждодневно и ежечасно, но не впадал в уныние. Телефон связывал его с окружающим миром. Не в силах был сам позвонить — помогали жена или дочь, кто-то из них набирал номер. Семь жужжащих разворотов диска — Петр Федорович приподнимал голову и прикладывал к уху протянутую трубку. Приободрившись, ровным голосом говорил о делах.
Студенты звонили ему по давней привычке в любое время суток. Хвалились:
— Работа вам выслана. И с зачетами рассчитался!
Благодарили:
— Спасибо за советы. Письмо ваше получила вчера, прочла и засела за расчеты.
Предупреждали, чтобы не беспокоился:
— Перебрасывают наш вахтовый поселок за Полярный круг, в Харьягу. Открываем новое месторождение нефти. Обустройство площадки, установка буровой — все отнимет время…
— Не забывайте все же заглядывать в учебники.
Упор прошу сделать на интегральные уравнения. Думаю, по учебнику Бермана вам будет легче разобраться в методах интегрирования.Одни люди умирают мучительно, другие — скоропостижно. Многие желают для себя последнее, видимо, мучения и мысль быть кому-то обузой пугают. Жидикин умирал спокойно. Лишь чаще, чем когда-либо, напевал любимый романс «Выхожу один я на дорогу». Из комнаты доносился его хрипловатый голос: «Но не тем холодным сном могилы… я б желал навеки так заснуть, чтоб в груди дремали жизни силы, чтоб, дыша, вздымалась тихо грудь…»
Уход отсрочил на несколько лет внук. Его появление на свет вернуло Жидикину силы и продлило существование. Зять Борис пришелся Петру Федоровичу по душе. Петр Федорович очень ждал внука и, когда тот родился, неузнаваемо изменился, словно возвратился к годам, когда нянчил дочку. Внук радовал деда, тянулся к нему, улыбался на его голос. И эта улыбка преображала Жидикина, он добрел, становился терпимей и покладистей. Срывы, надо признаться, случались, когда боли донимали особенно. Петр Федорович никого не хотел видеть, холодно относился даже к Надежде Васильевне. А внук снимал напряжение, выводил из кризисного состояния.
Когда Василек начал вставать, его кроватку днем передвигали ближе к деду. Мальчонка наблюдал за работой лежащего, тоже просил тетрадь, перелистывал ее, подражая деду. Утром Петр Федорович еще спал, а Василек держался за спинку кровати и, глядя на деда, требовательно агукал. «Деда» — первое слово, которое и произнес ребенок.
Из института сообщили, что оклад Петру Федоровичу пересмотрен. Полную ставку приказом по институту установили Жидикину с апреля. Первого апреля Петра Федоровича не стало…
Незадолго до кончины позвонила ему Серафима Ивановна Дмитриева, поздравила с наступающим Днем Советской Армии и напомнила:
— Скоро встреча нашего курса. Отмечаем двадцатилетие. Ты приедешь?
— На сей раз повидаться с вами не смогу, — ответил Жидикин. И, помолчав, добавил: — Если только вы сами заглянете ко мне…
Друзья собрались у него и в годовщину со дня смерти. Сидели тесным кругом за столом, а с фотографии с черной муаровой ленточкой в углу смотрел на них Петр Жидикин. Смотрел, несколько прищурив глаза, готовый улыбнуться. Взгляд с лукавинкой, казалось, говорил: «Толкуйте обо мне что угодно, а я при своем мнении останусь. Наговорили тут…» И с уст его готова была сорваться знакомая фраза.
Надежда Васильевна перехватила взгляд мужа и произнесла за него.
— Будем жить — не тужить!..
На одной из книжных полок среди книг, которые особенно любил Петр Федорович, стоит сборник сказок Ханса Кристиана Андерсена с разноцветными картинками. Теперь эту книгу будет читать Василек. И однажды замрет его сердце от восторга, и откроется ему суть величия человеческого духа, светлая вера в победу солнца над мраком, добра над злом.
…— Неужели я никак не могу обрести бессмертную душу?
— Можешь, — сказала бабушка, — если кто-нибудь из людей полюбит тебя так, что ты станешь ему дороже отца и матери, если отдастся он тебе всем своим сердцем и всеми помыслами…
Очерки
ПРИЕХАЛА МАТЬ К СЫНУ
Так далеко из родного села Мария Ивановна не уезжала. В Чернигов, областной центр, верно, выбиралась: событие в жизни, если признаться. В селе каждый дом ведом, люди родные, а в городе толчея — ни передохнуть, ни посоветоваться, спешит народ мимо тебя. Обескураживало, что человек старается не замечать другого, чтобы тот, в свою очередь, не пристал, чего доброго, с разговорами. Потому и терялась, удивлялась давке, привычке есть на улице, бесцеремонности молодых.