Этюд с натуры

— Как ни странным может показаться, — призналась однажды Надежда Васильевна, — но именно Петя помогал мне в работе и в жизни. По натуре я робкая, а с ним менялась. Себя порой не узнавала. В экспедицию уеду, интересного много, а чувствую: не хватает Пети. С ним бы все иначе у меня двигалось. И впитываю, как губка, стараюсь докопаться до сути, дать максимально точные сведения — мне ведь потом мужу первому отчет давать. Хотелось, чтоб одобрил. Кажется, мне это удавалось, хотя особой памятью не обладала. Как у всех память. Но однажды мои рассказы Петру услышала знакомая по экспедиции. Она была удивлена, как много я успела запомнить. Секрет, думаю, в целеустремленности. Знать все основательно стремился муж, к этому постепенно привыкла и я. Иначе не могла: Петя был моей совестью.

Он был совестью для многих. Искалеченный, но не сломленный духом. Окончил университет, научился водить машину, много путешествовал, растил и воспитывал дочь. Каждый его приход в институт на кафедру высшей математики подтягивал коллектив, отбрасывал наносное, мелочное. И все понятно: перед глазами у людей стоял живой пример — жизнь трудная, но честная. Не слова и призывы, когда говорили одно, а поступали по-другому, как себе выгоднее. Здесь был человек, не покорившийся невзгодам, знающий цену добру и злу, не потерявший уважения, сочувствия к другим.

— Однажды я читала его рецензию на контрольную работу, — вспомнит годы спустя на встрече с однокурсниками Людмила Александровна Шушарина. Она училась вместе с Жидикиным, а после университета так получилось, что оказалась с ним на одной кафедре и проработала двадцать лет. — Контрольная была выполнена в тетради без полей. Тогда этому придавалось значение. Петр, помню, написал: «Вашу работу я вправе не проверять, так как она неверно оформлена. Но я понимаю вас — работаете, не всегда и время удается на учебу выкроить, поэтому я ее вам проверил. Но прошу впредь оформлять задание в отдельной тетради, оставляя поля для замечаний…»

Ранение не давало забыть о себе. Организм уставал сопротивляться, наступал кризис, когда болезнь брала верх — все чаще отказывали почки, а то вдруг вспыхивало воспаление легких. Укрепить здоровье после госпитальной койки удавалось летом. И Жидикин использовал шанс. Обычно Петр Федорович выезжал с семьей к знакомым в деревню. Много раз предоставляла кров и хлеб мать бывшего его ученика Александра Боровского, она жила под Тихвином.

Боровские не верили, что Жидикин отважится ехать так далеко на своем «Москвиче». К тому же по проселочным ухабистым дорогам. Застигнет дождь, раскиснут пути и перепутья, не то что легковушка, грузовики вязнут по оси в грязи. И когда Петр Федорович в первый раз подкатил к дому Боровских, выбрался из машины и лег тут же на зеленую травку, хозяйка дома растерялась — как разместить гостя, где место поудобнее выбрать. Разрядила обстановку невестка Нина, она работала дояркой на ферме:

— Ой, да мы по-домашнему! Уголок Пете отведем в детской, поставим туда мою кровать, стол перенесем.

Пока устраивались, прибежал пятилетний Сережа, сын Нины, быстро нашел общий язык с гостем. Нарвал крыжовника, подал в кружке и предупредил строго:

— Гляди, не ешь много. Живот заболит.

Приехал вскоре и Александр с братом Николаем, мужем Нины, увидел гостей, обрадовался искренне:

— Завтра в лес тебя свожу. Места у нас грибные. А черники, брусники этой! Воздух в лесу знаешь какой! На хвое да сосновой живице настоян.

— Сынок, — пыталась урезонить мать, полагая, что Александр через край хватил, — куда гостю на протезах в лес? Мы с ним во дворе на солнышке погреемся. Грибов и ягод, правду говорят, много. Прошлой зимой Матвей Плахов, бобыль он, четыре тонны клюквы сдал на заготпункт. До чего додумался: болотина осенью водой покрылась и замерзла. Оттепели наступили, лед оттаивает за день, ягоды одна к одной сверху. Он их метлой знай сметает в кучу. Ночью подморозило, вода испарилась, ледок пониже, ягода — она опять сверху, какая осталась. Дед снова ее метлой в кучку…

— По грибы съездим, — сказал Петр Федорович, как бы продолжая разговор, начатый Александром, и успокаивая хозяйку. — Раскладушку походную прихватил.

— И на зорьке порыбачим обязательно! — не утерпел опять Александр. — Не знаешь ты, мама, Петра. Он, когда учился в университете, даже в городскую баню хаживал. — И напомнил о давнем случае, как Зубов оставил его в ванне.

К удивлению хозяев, гость рано утром и впрямь собрался в лес. Сел с семьей в машину, взял Александра и укатил. Боры за деревней сухие, с вековыми соснами да елями на взгорках, с березовыми рощицами, зарослями малины на просеках. Далеко от машины Петр Федорович уйти не мог, поэтому поручалось ему следить за костром.

— За тобой грибная похлебка, пап, — наказывала дочь. — Ты готовишь вкуснее.

Чистил Жидикин картофель, затем брался за принесенные грибочки — соскабливал с ножек грязь, разрезал гриб, крошил и слушал зеленый шум леса, птичий гомон, перекликающиеся голоса грибников. Поблизости раз от раза сухо скрипело дерево, звук катился с ветром поверху.

После каждой дойки, когда сидели дома, Нина приносила парного молока, наливала полную пол-литровую банку и подносила Жидикину:

— Попей нашего, деревенского. Хворь твою как рукой снимет.

Миновала неделя. Петра Федоровича стало и впрямь не узнать: куда и девались его слабость, потливость. На лице здоровый загар, шутит да подзадоривает всех.

— Хорошо у вас, — сознался однажды. — Так бы и жить…

— Ты и живи, — ответил Николай, муж Нины, молчун по натуре. — Огородина пошла своя — картошка молодая, петрушка, укроп, огурцы. Не стесняйся.

Набрался Жидикин за отпуск сил, хватило их до следующего лета. Отважился даже в Среднюю Азию съездить. Перед дорогой Петр Федорович несколько сник, — путь дальний, пугала жара. Дом оставили в тягостном молчании. Жидикин как будто прощался с ним. Надежда Васильевна уже и не рада была, что затеяла все. Однако муж отмел сомнения, не хотелось ему разрушать дочкину мечту.

Таня закончила восьмой класс, грезила красотами Узбекистана. Мать брала однажды Таню в экспедицию, когда та еще в четвертом классе училась. Довелось им тогда посетить Нарынскую впадину.

Натянутость пропала, как только разместились в отдельном купе и поезд тронулся. Петр Федорович не без улыбки вспоминал свою поездку в Сочи.

— Понравилось ему, видишь ли, — сказала Надежда Васильевна, напуская строгий вид. — Теперь жена с дочерью под боком, не пристанут расфуфыренные.

— Надюш, я что-то проголодался.

Разложили на столике провизию — курицу с аппетитной золотистой корочкой, помидоры, огурцы.

— Чур, мне ножку! — попросила Татьяна.

— Согласен. Тебе и маме по ножке, а мне — грудка.

— Ага! Хитрец наш папка.

— Сказку помнишь о мужике, как он делил по просьбе барина гуся? Барину отдал голову — он хозяин, глава семейства, думать обо всем обязан. Барыне — шею, деткам — крылышки. Себе же взял остальное.

За окнами вагона тянулись знакомые пейзажи, лентой разматывалась дорога.