Этюд с натуры

Прекрасные слайды привозили профессор Владимир Павлович Бранский и Наталья Ивановна Моисеева. Они много ездили по Европе и Америке. Заслушивались повествованием Андрея Сочавы о Монголии, Виктора Наумова о Бразилии и Аргентине. Надо сказать, что подобные вечера встреч вошли в традицию задолго до телевизионных циклов «В мире животных» и «Клуб путешественников».

Вопрос о квартире назревал все острее. Во-первых, что за семья, если жена с дочерью у матери перебиваются, а муж — в общежитии? Во-вторых, подпирало то, что Жидикин заканчивал университет. Петр Федорович написал в исполком Ленсовета письмо, но получил отказ. Решил идти на прием к председателю исполкома. После долгих проволочек Жидикина все же допустили к нему. По тону разговора было ясно, что мнение уже составлено.

— Почему бы вам не уехать в деревню?

— Охотно сделал бы, — ответил Жидикин, — но на земле нужен пахарь.

— Устройтесь экономистом, плановиком!

— Жена заканчивает аспирантуру, по профессии геолог. Прервет, значит, научную деятельность. И мне в Ленинграде есть где знания приложить.

— Какой факультет закончили? Исторический, наверное?

— Математико-механический. С отличием.

Председатель исполкома посмотрел на сидящего с интересом.

— Надеетесь работать по специальности?

— Обязательно!

Председатель исполкома помолчал, погруженный в раздумья.

— Война… Сколько нашего брата покалечила, из круга жизни вырвала. Держись, моряк, много у тебя еще впереди будет всякого. Как говорится, и вечный бой… Дадим тебе с семьей двухкомнатную. Подберем, чтоб не подниматься высоко. Или с лифтом. И чтоб с транспортом поудобнее.

Квартиру вскоре получили на Московском проспекте. Перевезли скарб, чемодан с книгами. Ремонтом занялись. Петр Федорович резал обои, подгонял, смазывал клейстером, а Надежда Васильевна наклеивала. Полы хозяин циклевал тоже сам. Изготовил знакомый острую фрезу, и скоблил ею Петр каждую паркетину. Затем покрыл лаком. Заблестел пол, как облупленное яичко. Смастерил шкафы-стенки, установил в коридоре. Такие появились в магазине много лет спустя. Навещали знакомые, восхищались: «Золотые руки у человека!» И заводили разговор то о радиоприемнике, который пылится у них, — сломалось что-то в нем, звука нет, — то о настенных часах — бой пропал. В мастерскую бы сдать, так овчинка выделки не стоит.

— Посмотреть надо.

И стали приносить часы да приемники, телевизоры, даже портфели с оторванными ручками. Петр Федорович не отказывался, принимал в починку — любил копаться в механизме, схемах, находить неисправность. Гордился всегда, что вернул вещи товарный вид, послужит и впредь. От денег отказывался и обижался, когда их предлагали.

Все бы складывалось, как того желали, только болезнь не выпускала Жидикина из своих объятий, не хотела смилостивиться. Вот уж верно, кому счастье на роду написано, того и на печи оно найдет. Другой же бьется, горемычный, а вырваться на свет не может. Коль неудача, так полосой, не выпрямиться.

Закончив университет, устроился Петр Федорович математиком в НИИ. Работа сидячая, восьмичасовой день да два часа на дорогу в оба конца. Три месяца и выдержал, после чего девять пролежал в госпитале. Не только неимоверные нагрузки свалили — раны открылись, отказывать начали почки.

Врачи подлечили, но предупредили: рискует, паралич может развиться дальше. Центральная нервная система, все взаимосвязано. Работу по силам и физическому состоянию найти не удалось. Куда только не обращались! Выслушивали внимательно, а узнав о ранении в спину, о поврежденном спинном мозге, параличе ног, теряли интерес. Чувствовалось, дело для него есть, но не берут из предосторожности. Как же, инвалид, будет отсиживаться на больничных да по курортам, а здесь план, на подмену ставить некого. Кто согласится тянуть лямку за здорово живешь?

Сколько их было, попыток? Десять? Нет, кажется, пятнадцать. И во всех пятнадцати отделах кадров разводили руками. Чем дальше, тем безнадежней вырисовывалось положение. Все возвращалось на круги своя, как когда-то в госпитале.

Жидикин чувствовал себя беспомощным в сложившихся обстоятельствах, лишним в обществе. Ни военное прошлое, ни университетский диплом с отличием не играли роли. Тяжело для мужчины — иметь семью и быть не в силах ее содержать. Петр Федорович замкнулся, молчал и курил, курил. Безучастным стал даже к дочке.

Детям, видно, больше, чем взрослым, присуще чувство такта. Таня, оставаясь с отцом наедине (даже при матери этого себе не позволяла), пыталась его развеселить, приободрить.

— Ты хмурый, потому что не умеешь ходить? — спрашивала и присаживалась к отцу.

— Немного и поэтому…

— Смотри, как я. — Поднималась и прохаживалась от окна до двери. — Видишь, я не падаю. Не бойся и ты.

Петр Федорович оттаивал, пытался встряхнуться. Тем более что в поддержке нуждалась жена. Ей надо было вылететь в экспедицию для работы и сбора материала. Вот и впрямь, пришла беда — отворяй ворота. Отказываться Надежде Васильевне от поездки — значит отстать в научной работе. Да и расценить могли отказ по-разному: мол, за мужнину спину прячется. Откладывать командировку никак нельзя. Ко всему в той ситуации, в какой оказалась семья, когда Петр Федорович лишился зарплаты, следовало еще и дорожить работой Надежды Васильевны.

Не мог Жидикин допустить, чтоб и у жены пошли неприятности. Очень выручила знакомая. Таню она устроила на дачу с домом малютки, сама там работала.

— Коль так, — сказал Петр Федорович жене, — отправляйся на полный срок. Ты у меня молодцом, управишься.

— Денег на билет где возьму?

В Геологическом музее имени А. П. Карпинского АН СССР — Надежда Васильевна проходила там аспирантуру — проблему разрешили просто. Коль Толстикова из-за мужа поехать в поле не может, то ее экспедиционные деньги распределили на других сотрудников. Явилась Надежда Васильевна в бухгалтерию, а там отвели глаза: «Не мы распорядились, спрашивай у руководства. Только имей в виду: деньги выданы». «Болезнь загребущих рук!» — так квалифицировал подобные поступки Жидикин. Он был прав. Болезнь страшнее паралича ног. При параличе страдает один, а тут страдают многие — у них парализует совесть.

— Сколько у нас своих денег? — принял решение Жидикин. — Покупай билет на свои. Я перебьюсь до пенсии.

Надежда Васильевна связалась с геологами Узбекистана, договорилась, что возьмут в партию хотя бы рабочей, но при этом она должна сделать палеонтологические определения. Созвонилась с аэропортом Ленинграда, узнала стоимость билета до Кушки. Денег в обрез, но хватало. Окрыленная, помчалась к самолету, а цена билета вдвое дороже — ошиблись в справочном.

— Но мне же назвали… — И расплакалась. Поездка срывалась. Но тут пришла спасительная идея. — Билет до Ташкента.

В Ташкенте разыскала геологическое управление и прямо — к Раисе Кузьминичне Макаровой, с ней познакомилась у себя на кафедре. Увидела та ленинградку, обрадовалась:

— Каким ветром к нам?

— Не расспрашивайте, а то разревусь. До Кушки мне надо, а денег нет. В институте командировку на следующий год перенесли. Сорвалась за свой счет, да не рассчитала…

— Нашла из-за чего плакать. Посиди минуту.

Возвратилась Макарова с нужной суммой.

— Бери и лети. Удачи тебе.

— А как же долг, Раиса Кузьминична? Хоть расписку оставлю.

— Обидеть меня хочешь?

Полевой сезон Толстикова провела успешно, собрала богатый материал и управилась быстрее остальных. Ворчали, конечно: гонит и гонит без передышки, может, выслуживается? Из-за нее остальным морока — два месяца в поле пробыли, а вдвое меньше сделали. Деньги государственные, выходит, зря текли. На косые взгляды не обращала внимания.

Приехала в Ленинград и купила путевки на теплоход, решила отправиться по Волге. Сама повидала реку, хотелось показать и мужу. На теплоходе, как потом выяснилось, они оказались единственной парой, которая приобрела путевки за полную стоимость. Так уж везло им.