Этюд с натуры

Вид у путешественников более чем странный: он на костылях, она — с раскладушкой, которую таскает с собой на всех стоянках.

Сели на теплоход в Калинине. Начало не предвещало ничего хорошего. Каюта на четыре человека, в иллюминаторы только воду в солнечных бликах и видать. На счастье, руководителем туристской группы оказалась понимающая женщина, она подобрала каюту получше.

Маленькая удача повлекла за собой и другие приятные неожиданности. Узнав, что на борту бывший флотский старшина, воевавший на торпедном катере, команда теплохода постаралась облегчить его плавание. Матросы выносили Жидикина на верхнюю палубу, и он час проводил там, лежа на раскладушке. Красота окрестных мест, плесы, добрые знакомства развеяли тягостное настроение. Сталинград и вовсе покорил.

— Только из-за этого города надо было отправиться по Волге, — сказал Петр Федорович. — Спасибо тебе, Надюша. Как бы я жил без тебя…

— Разве у нас мало хорошего? Дочка какая растет! Переборем невзгоды и с твоим трудоустройством. Не думай о том сейчас. Уверена, все образуется. Добрых людей, Петя, много на свете, уж мы-то с тобой не раз убеждались. Смогли бы разве без них все осилить?

— Ты права. Главное — не падать духом.

— Будем жить — не тужить?

— Будем!

Жидикин отошел, словно отогрелся сердцем. Возле него постоянно собирались мужчины — покурить, потолковать. Тем более что собеседник много знал интересного, увлеченно рассказывал о писателях, певцах и художниках, которые жили и творили на Волге. С ним можно было всерьез потолковать и о жизни.

Подошли две девушки, посмотрели со стороны на лежащего и не утерпели:

— Простите, где вы раскладушку взяли?

— Раскладушку? У капитана есть! Раскладушки, велосипеды. Туристскую путевку предъявите только.

Девушки убежали. Жидикин и позабыл о розыгрыше. Но спустя какое-то время подошел капитан теплохода.

— Не отпирайся, Петр Федорович, твоя выдумка. — И не сдержал улыбку. — Прибегали тут ко мне два юных создания и велосипеды требовали. «Нет их у меня!» — отвечаю. «Не имеете права отказывать! Мы по туристским путевкам».

— Каюсь, — сознался Жидикин. — Не хотелось, понимаешь, огорчать девушек. Одному мне исключение.

Домой возвращались отдохнувшие и окрыленные. Отчего-то была уверенность, что все устроится лучшим образом.

Так оно и получилось: зашла Надежда Васильевна в Ленинградский инженерно-строительный институт, а там на кафедре высшей математики требуется срочно преподаватель. Для работы с заочниками. Рассказала о муже, что окончил матмех ЛГУ.

— Подойдет нам, — ответил буднично заведующий кафедрой. — Заочники вот-вот начнут контрольные, зачеты сдавать, а специалиста по математике нет.

Спокойный тон и обескураживал. Может, не понимает чего-то, значения не придает. Сказала, что муж инвалид.

— Познакомить вас?

— В процессе работы и познакомимся.

Не могла Надежда Васильевна поверить, что так легко все разрешилось. Поднялась с Петром Федоровичем, привела его в кабинет.

— Да, да, нужен нам математик, почасовик, — подтвердил опять заведующий кафедрой. — Вас не устраивает что-то?

— Устраивает!

— Вести будете у нас курсовые, контрольные, проверять выполнение присылаемых заданий. Все по программе.

— Могу и на дому?

— Если вам так удобнее, не возражаю. Студенты, знаете, народ беспокойный. Они хоть и заочники, но характеры одинаковы. Когда надо зачет получить, все ходы и выходы испробуют. Так что зачастят к вам домой. Вы сами у кого учились?

— Фаддеев, Фихтенгольц, Матвеев…

— Наша профессура! Басов читал «Дифференциальные уравнения»? Подтянут, белоснежная рубашка, накрахмаленные манжеты.

— Точно!

— А Фихтенгольц и при вас повторял студентам излюбленную загадку? Как это у него…

— Маленькое, красненькое, а внутри вишневая косточка!

— Вот-вот! Большой культуры люди. И нас старались сделать такими, чтобы не только предмет знали, но и собственным достоинством дорожили.

— Фаддеев увидит списывающего студента, отвернется — так унизительна была для него шпаргалка. И действовало сильнее разносов, «неудов». У него старались отвечать без ухищрений.

Расстались довольные друг другом. Уже на лестнице Петр Федорович спохватился:

— Документы мои! Я же забыл их оставить!

— Эх ты! — Надежда Васильевна звонко рассмеялась, довольная, что так все хорошо устроилось. — Посиди, я сбегаю…

Поскольку Жидикин работал часто дома и выполнял определенный объем работы, дали ему поначалу полставки. Мол, освоится — возьмет на себя и полную нагрузку. Возражать Петр Федорович не стал. Понимал: право на полную ставку надо доказать трудом.

Восемьдесят рублей в месяц оказались весомой прибавкой в семейном бюджете. Надежда Васильевна спокойно могла заканчивать диссертационную работу, защищаться. Много ездила по командировкам, побывала в Сибири, на Камчатке. Мечтала свозить на Байкал когда-нибудь и мужа. Оставляла Петра Федоровича со спокойной душой, в доме за нее хозяйничала дочь.

С четырех лет Таня уже помогала отцу — ходила в магазин, подсобляла при стирке. Напишет Петр Федорович записку — сколько и чего купить, даст дочке сетку и деньги. Таня вручит записку и деньги продавцу, а та все взвесит, аккуратно уложит. Несет девочка продукты домой. За стирку примется отец — она носит воду.

Анна Васильевна стала тоже наведываться. Иной раз поможет по хозяйству, обед состряпает. Придет вроде на минуту, а займется делами и забудет о времени. Чувствовалось, гложет ее совесть. Как-то перед уходом не сдержалась. Вернулась от двери, присела на краешек стула. Платок с головы опустила на плечи.

— Сказать тебе хотела, да все не решаюсь… — И приложила уголок платка к глазам. — Прости меня, старую, если можешь… Виновата перед тобой до смертного часа моего.

Жидикин отложил работу, приподнялся. Обычно трудился лежа на животе, опираясь локтями на чертежную доску — она служила ему вроде стола. Сидеть долго не мог: не заживали раны на пояснице.

— Зла я не держу. И вы, мама, дурное выбросьте из головы. Забудьте о прошлом.

— Как можно забыть, сынок! А за доброе слово спасибо тебе. Кто же тогда мог понять, что у Нади с тобой жизнь сложится не хуже, чем у других. Наговаривали женщины разное, сама невесть что передумала, все дочке счастья хотела. А счастье, вот оно. На пьянчуг посмотрю — врагу такого житья не пожелала бы. Деньги до копейки спускают, детишек, хозяйку бьют, из дому выгоняют.

Он не помнил обид, прожил с тещей последние ее годы в ладу. Надежда Васильевна в беседах, когда заходила речь о муже, не раз подчеркивала: доброта и ум в нем жили всегда. Только говорила несколько по-своему:

— Свет и ум в нем изнутри шли.

Никто лучше ее и не знал Петра Федоровича. В университете о болях и муках, какие терпел Жидикин каждодневно, и не предполагали. Дома тоже не любил жаловаться. Надо сказать, что последние десять лет он мог лежать только на животе: старые раны вскрывались и не заживали. Подскочило кровяное давление, на грани отказа работали почки, подводили все чаще легкие. А внешне человек веселый, жизнерадостный, отзывчивый на чужое горе.