Этюды, картины с целины

А сестра, словно не замечая произведенного фурора, грациозно опустилась на стул. В этом простом движении читался многолетний опыт манипулирования чужим вниманием — она прекрасно осознавала, какое впечатление производит, и умело этим пользовалась.

Катя молчала, изучая меня с легкой полуулыбкой. Её правая бровь медленно поползла вверх.

— Ну давай! — не выдержал я. — Скажи уже, что твой брат позорник и бездарь.

Она усмехнулась, и в её глазах мелькнуло что-то похожее на одобрение:

— Я пришла поговорить не об этом, — она понизила голос до едва слышного шепота. — Один из наших приближенных, из тех немногих, кто не переметнулся к дяде, вчера поделился любопытной информацией.

Я напрягся.

— Вчера была проведена крупная транзакция — больше ста пятидесяти тысяч, — она постукивала пальцами по столу. — Сумма сама по себе не критичная… но это уже не первый перевод. За неделю набежало больше миллиона. И знаешь, что самое интересное? — Катя наклонилась ближе. — Я подняла старые счета. Такие «утечки» происходят уже не первый год. Липовые контракты, фиктивные поставки, двойная бухгалтерия… А последний перевод ушел какой-то наемнической конторе.

Я едва заметно дернулся. Наемники? О да, я прекрасно знаю этих ребят — уже имел… удовольствие познакомиться. Почувствовав, как Костя напрягся рядом, я незаметно пнул его под столом. Молчи, друг, молчи…

— Нужно что-то предпринимать, — Катя провела рукой по волосам. — Я из кожи вон лезу, пополняю казну рода, а этот… — она осеклась, явно проглотив крепкое словцо, — тратит всё направо и налево.

Её глаза опасно сузились:

— Так что, Дим, готовься. К следующим выходным едем домой, — она усмехнулась, увидев, как я вскинулся. — Да-да, я договорилась с Северовым. Он не против… но только под мою личную ответственность.

Она постучала пальцем по столу:

— И знаешь что будет, если ты что-нибудь натворишь? Меня отстранят от должности командира на месяц. А тебя… — она мрачно усмехнулась, — отправят на отработки в архив до конца года. Ты же не хочешь подставить любимую сестричку?

— Да ладно тебе, — я изобразил невинную улыбку. — Когда это я тебя подводил?

— И еще, — Катя наклонилась ближе, — постарайся не злить Полозова. Он на тебя явно зуб точит.

— А тебя, значит, любит? — я хмыкнул.

— Ну, — она откинула прядь волос за ухо, — меня он всегда выделял. Наверное, ты просто лицом не вышел, братишка.

— В пятницу не забудь написать заявление. Мое уже приняли, — Катя поднялась из-за стола.

Ефим, словно прочитав её мысли, моментально материализовался рядом, галантно протягивая руку. Я невольно сощурился, наблюдая эту картину. Можешь не стараться, умник! Катя не из тех, кто западает на маньяков в очках. Ей нужен герой, а не книжный червь с нездоровой тягой к запретным знаниям.

— Слушай, — Костя дождался, пока сестра с её верным оруженосцем скроются за дверью столовой. — Я тут подумал… можно с вами?

— А чего нет? — я пожал плечами, подбирая остатки гречки. — Пиши заявление.

— Только… — он замялся, нервно постукивая вилкой по пустой тарелке. — Если время будет, надо бы и к моим заглянуть.

— Кстати, расскажи о своей семье, — я подался вперед. — Видел вашу геральдику — Чёрный ворон в огне. Впечатляет.

И тут произошло что-то невероятное. Костя будто преобразился за долю секунды — его вечно расслабленная поза стала жесткой как струна, в глазах появился стальной блеск. Я даже опешил — никогда не видел его таким…

— Знаешь, — начал он тихо, — наша семья не из тех, кто кичится богатством или властью. У нас даже поместье по меркам древних родов небольшое — всего пара сотен гектаров. Зато какие… — он мрачно усмехнулся. — Та земля до сих пор помнит пепел сожженных ведьм, демонологов и некромантов. Три века мои предки выслеживали и уничтожали тех, кто преступил законы света. В нашем гербе не просто огонь — это священное пламя инквизиции, очищающее мир от скверны.

Он говорил, а я чувствовал, как по спине бегут мурашки. Твою ж мать… инквизиторы. И я умудрился сделать вурдалака из потомственного охотника на нечисть?

— Другие роды скупали особняки, земли, разрастались как раковая опухоль на теле империи. А нам приходилось быть скрытными — такова судьба тех, кто ходит по грани света и тьмы. Многие носили простые рясы, пряча родовые перстни под тканью. В те времена даже стены имели уши. У нас и сейчас гвардия небольшая, человек пятьдесят от силы. Но знаешь, что в ней особенного? — он понизил голос. — Там нет зеленых юнцов, едва научившихся держать меч. Только проверенные бойцы, каждый из которых стоит десятка обычных воинов. Есть даже старики, которые помнят времена, когда звание «инквизитор» еще существовало официально.

Он невесело усмехнулся:

— Теперь этой профессии нет. Империя решила, что инквизиция слишком… радикальна для современного мира и уже не нужна. Но традиции живы. И кровь… кровь помнит.

Я смотрел на друга и не узнавал его. Куда делся вечно голодный разгильдяй? Передо мной сидел наследник древнего рода истребителей нечисти, в чьих жилах текла кровь тех, кто веками защищал мир от таких… таких как я?

Вот это поворот… и ведь ни слова не сказал, когда я его в вурдалака превратил. А ведь по всем законам предков должен был меня испепелить на месте… Интересно, что сильнее — узы дружбы или голос крови?

* * *

Вечер опустился на академию, окутав здания мягким сумраком. В нашей комнате царила привычная атмосфера — Костя, развалившись на кровати, залипал в телефон, близнецы азартно резались в карты, периодически обвиняя друг друга в жульничестве.

Я же, устроившись на втором ярусе кровати, пытался освоить одну любопытную технику из «Мемуаров некроманта». Фолиант, позаимствованный из запретной секции, обещал возможность отделения души от тела.

Закрыл глаза, сосредоточившись на дыхании. Медленный вдох… выдох… Сознание постепенно отстранялось от физической оболочки. Я чувствовал, как некромантская сила осторожно отделяет душу от тела. Еще немного…

И тут началось. Стоило душе приподняться над телом буквально на пару сантиметров, как целительская сущность взбунтовалась. Поток живительной энергии хлынул по каналам, буквально прибивая душу обратно к телу, словно гвоздями.

Твою ж мать… я поморщился, когда очередная попытка закончилась неудачей.

Похоже, моя целительская сущность категорически против таких экспериментов. Еще бы — для силы жизни любое отделение души от тела равносильно смерти. Каждый раз, когда некромантия пыталась высвободить дух, целительство реагировало как имунная система на вторжение вируса — мгновенно и агрессивно.