Евгений Чудаков

Безразмерный критерий сразу пошел в дело. Его приняли на вооружение конструкторы, в военное время создавшие полноценные вездеходы ГАЗ-67 и БА-64. С помощью этого же критерия отбирались автомобили. Выбор был точным. За период войны эти автомобили показали хорошие надежность и проходимость. И первая наша полноприводная надежная трехоска была спроектирована после войны на базе «студебеккера».

В 1942 году Казань стала одним из центров советской технической мысли. Здесь велись работы по совершенствованию техники, создавались новые конструкции. Именно в Казани Борис Сергеевич Стечкин построил один из первых советских воздушно-реактивных двигателей — пульсирующий ПуВРД. Ускорители, сделанные на основе такого двигателя, были установлены на фронтовой бомбардировщик и позволили ему на несколько минут достигать такой скорости и скороподъемности, которые недоступны были в то время и большей части истребителей.

Во время одного из испытательных полетов наши зенитки открыли огонь по такому самолету, приняв его за вражеский. Только благодаря ускорителям Стечкина, пилоту удалось, резко увеличив скорость, буквально выскочить из-под огня, спасти себя и машину.

К сожалению, в серию конструкция не пошла — посчитали нерациональным тратить силы и время на ее доводку. Лишь когда спустя два года немцы начали обстреливать Лондон самолетами-снарядами ФАУ-1, на которых стояли подобные двигатели, ПуВРД занялись серьезно.

Кроме военных забот у жителей города и многочисленных эвакуированных были и обычные, бытовые. Не зная о них, невозможно сколько-нибудь объемно представить себе и тех людей, и то время. Продукты получали только по карточкам. В семье Чудаковых вспоминают, как постепенно уменьшались пайки, как расстраивались люди, когда мясо и масло в пайках начали заменять вяленой рыбой. А потом, когда и рыба исчезла, радовались овсяной каше, которую по талончикам можно было получить в столовой Казанского университета.

Сашу Чудакова из-за травмы руки в армию не взяли. Евгений Алексеевич думал, что уж теперь-то, в разгар войны, проникнется его сын уважением к машиностроению, пойдет учиться по этому профилю. Казанский университет продолжал действовать, в нем было политехническое отделение, и Александр мог поступить на него.

Саша отцовские доводы выслушал внимательно, но не внял им. Побродив неделю по городу, по институтам, сам без папиной помощи устроился на работу в эвакуированный из Москвы Физический институт Академии наук СССР, ныне широко известный ФИАН. Начал работать обыкновенным лаборантом, но в лаборатории необыкновенной. Много лет спустя вспоминал Александр Чудаков этот период как один из самых радостных в жизни, несмотря на все лишения и тревоги, — ведь именно там, в Казани, он впервые окунулся в главное свое дело — в атомную физику.

И для Тани Чудаковой казанский период стал временем открытия в себе новых возможностей. Позже она признавалась в том, что тогда, в сорок первом, не решилась бы сказать ни отцу, ни матери, что ходить в школу с ее обязательными уроками, дисциплиной, ей было невероятно скучно, хотя и получала она хорошие оценки. Жизнь в Казани позволила с «обязаловкой» покончить. Как и брат, Таня самостоятельно отыскала дело, которое показалось ей интересным и перспективным, — поступила в Казанский техникум художественно-прикладных ремесел. А «общее среднее» продолжала в вечерней школе рабочей молодежи, куда надо было являться лишь дважды в неделю — сдавать зачеты и получать задания.

Занятия в техникуме проходили соответственно особенностям военного времени. В промерзлых классах преподаватели не снимали шуб, учащиеся сидели в телогрейках и в валенках. Никто не отмечал опозданий, пропусков уроков. Но занимались все с великим энтузиазмом, с верой в то, что если уж не на фронте, то здесь, в тылу, каждый обязан отдать все свои силы общему делу.

Почти каждый день на занятиях девушки готовили подарки фронтовикам — шили, вязали, рисовали. Это и было художественно-прикладное творчество военного времени. А Таня еще и вырезала из дерева миниатюрных красавиц и забавных зверюшек. Сначала ее уговаривали сменить «специализацию» — ведь в ту суровую зиму, когда морозы поднимались до 40 градусов, каждое полено было на счету. Но после нескольких писем с фронта, в которых бойцы благодарили неизвестную девушку за чудодейственные, как они утверждали, амулеты, Тане Чудаковой стали сверхдефицитные поленья специально выписывать.

Евгений Алексеевич, в дополнение ко всем своим заботам, принялся за организацию специальной комиссии Академии наук по мобилизации ресурсов Поволжья и Прикамья на нужды фронта. Комиссия занялась быстрейшим вводом в эксплуатацию промышленных, сельскохо-хозяйственных и топливных ресурсов этих краев. Вскоре комиссией был составлен план разработки нефтяных ресурсов Башкирии, выработаны методы использования местных сланцев в качестве топлива для промышленных предприятий.

О топливных проблемах Великой Отечественной надо сказать особо. В первый же год войны ощутились острые нехватки горючего для боевой техники, для тылового транспорта. Вражеские автомобили, танки, тяжелые самолеты обходились благодаря дизельным двигателям дешевым топливом, которое в достатке давали оккупированная Европа и союзная Румыния. А все наши самолеты, большая часть автомобилей и даже некоторые типы танков нуждались в дорогостоящем бензине.

Положение стало особенно тревожным, когда летом 1942 года более 80 вражеских дивизий развернули наступление в направлении нефтяных районов Кавказа и Сталинградского промышленного района. От того, будут ли работать новые нефтяные месторождения, будет ли переведен на заменители бензина тыловой транспорт, зависела боеспособность тысяч фронтовых самолетов и автомашин.

Разработкой нефтяных месторождений Чудакову пришлось заниматься впервые, а опыт использования заменителей бензина у него был, и немалый. Вот когда пригодились газогенераторные установки и системы универсального питания автомобильных двигателей, над которыми работал молодой инженер Чудаков в холодные и голодные годы гражданской войны! За период 1941–1942 годов такими источниками питания были оснащены тысячи машин.

А что делать с «доджами» и «студебеккерами»? Не то что на деревянных чурках — даже на бензине, вполне подходящем для отечественных полуторок и трехтонок, эти машины работать не могли. Для этих моторов со степенью сжатия намного большей, чем у советских машин, требовался и бензин более высокого качества. Такого бензина в то время у нас едва хватало лишь для боевых самолетов.

Одни предлагали «разжать» двигатели импортных машин. Но это было связано с большим объемом работ, для которых не было ни материалов, ни времени. К тому же в таком случае надежность двигателей должна была понизиться. Другие ратовали за «простейший способ» — устанавливать зажигание много позднее, чем предписывали заводские инструкции. Эта мера действительно предотвращала детонацию, но одновременно приводила к значительному увеличению расхода топлива и снижению мощности двигателей почти на 30 процентов.

Чудаков предложил иной вариант — этилировать автомобильный бензин, то есть с помощью добавки к горючему небольших количеств свинцовых соединений значительно повысить его качество. Сегодня этим решением никого не удивишь, а тогда… Никогда ранее в СССР этилированным бензином для автомобилей не пользовались. Удастся ли в военных условиях наладить его изготовление? Не окажется ли ядовитая присадка опасной для шоферов и механиков? Не слишком ли увеличится износ двигателей на этилированном топливе? Эти вопросы предстояло решать.

Весной 1942 года Чудаков приехал в Москву. Массу дел предстояло переделать за несколько дней командировки. И по линии президиума Академии наук СССР, и в совете по организации производительных сил, и как директору Института машиноведения. Автомобильные проблемы не давали покоя. Как-то поздно вечером, закончив академические и институтские дела, Евгений Алексеевич позвонил из своей пустой и холодной московской квартиры в недавно созданное Автомобильно-дорожное управление Красной Армии.

По военному времени и в этот час в управлении были люди. К телефону подошел военный инженер третьего ранга старший помощник начальника технического отдела Илья Львович Варшавский. Ему не надо было объяснять, кто такой Чудаков. В ответ на предложение вице-президента академии обсудить топливные проблемы автомобильной службы Красной Армии Варшавский обещал немедленно проконсультироваться со своим начальством. На следующий день офицер передал слова Чудакова начальнику Главного управления автотранспортной и дорожной службы генералу 3. И. Кондратьеву и заместителю начальника тыла Красной Армии генералу В. Е. Белоковскому. Оба выразили желание немедленно встретиться с Чудаковым.