Эволюция бога: Бог глазами Библии, Корана и науки
Шрифт:
Есть еще одна причина подозревать, что упомянутый стих — продукт эпохи, начавшейся после смерти Мухаммада. Он обещает спасение не только зороастрийцам, но и «сабиям». Судя по верованиям их современных наследников (иногда называемых мандеями), сабии, как и зороастрийцы, едва ли могли считаться приверженцами авраамической религии; они чтили Иоанна Крестителя, но считали Иисуса, Авраама и Моисея лжепророками. И (опять-таки, судя по их современным наследникам) у них было еще кое-что общее с зороастрийцами: место их компактного проживания находилось к востоку от владений Мухаммада, на территории современных Ирака и Ирана, — земель, завоеванных не Мухаммадом, а его преемниками [1063] .
1063
Сабиям обещают спасение еще два раза, в обоих случаях вместе с иудеями, христианами и мусульманами: 2:62 и 5:69. Возможно, эти стихи появились
К какому бы периоду ни относился этот стих, ко времени Мухаммада или более позднему, он, по всей видимости, соответствует пику нарастающей инклюзивности спасения. В Коране есть немало стихов, подразумевающих, что иудеи и христиане достойны спасения. В трех таких стихах к списку добавляются сабии, а из этих трех в одном также фигурируют «огнепоклонники», то есть зороастрийцы. (В сущности, в этом же стихе можно прочесть, причем напрямую, что в список достойных входят и многобожники, но некоторые исследователи оспаривают такое толкование. [1064] )
1064
Коран 22:16–17. У Rodwell «сабии» — не Sabeans, a Sabeites. «Таким образом мы ниспослали Коран в виде ясных аятов, и Аллах ведет прямым путем того, кто пожелает. В День воскресения Аллах рассудит между верующими, исповедующими иудаизм, сабиями, христианами, огнепоклонниками и многобожниками. Воистину, Аллах является Свидетелем всякой вещи». Теоретически при такой формулировке, когда Бог рассуждает «между» перечисленными группами, у него остается возможность исключать целые группы, так что в итоге отбор пройдут только мусульмане. Но такое толкование можно допустить лишь с натяжкой, потому что по меньшей мере в двух других стихах — 2:62 и 5:69 — иудеи, христиане и сабии недвусмысленно названы достойными спасения (а сабии не упоминаются ни в каком другом контексте нигде в Коране). А в другом стихе (2:112) формулировка Бога, рассуждающего «между» группами, применяется к христианам и иудеям в контексте, который так же явно оставляет открытой перспективу спасения для них. Итак, все указывает на то, что зороастрийцы (огнепоклонники) включены в список тех, кто будет спасен — или, по крайней мере, достойныхспасения, причем само спасение зависит от убеждений и поведения каждого конкретного зороастрийца. При таких условиях и политеисты — «многобожники» — также причислены к достойным. Некоторые, например, Yusuf Ali, сноска 2788, с. 854, согласны с этим. Другие, например, см. перевод Asad, утверждают, что Бог делает различие между политеистами, с одной стороны, и остальными более или менее монотеистичными упомянутыми народами — с другой.
Возможно, все три стиха, обещающие спасение не только приверженцам авраамических религий, были действительно произнесены Мухаммадом. К концу своей карьеры он мог обнаружить, что на завоеванных им территориях есть места скопления сабиев и зороастрийцев, или же он заключил союз с городами, населенными теми, кто не придерживался авраамических религий. Но независимо от того, когда появились эти стихи, во времена Мухаммада или позднее, наиболее удачное объяснение для них — расширение сферы действия фактора ненулевой суммы. Заключая союз с приверженцами неавраамических религий или управляя ими, исламские лидеры, по-видимому, признавали необходимость поддерживать с ними сотрудничество.
Это напоминает растущую инклюзивность, которую мы видели в Еврейской Библии. До пленения Израиль зачастую враждовал с соседями, о чем говорится в писаниях времен пленения и до него. После пленения, когда Израиль стал частью Персидской империи, источник Р, явно высказываясь с одобрения персидских лидеров и в соответствии с их намерениями, приобретает более примирительный тон. И в еврейских, и в мусульманских писаниях имперские завоевания в конце концов преобразились в толерантность — по крайней мере, в пределах империи.
То же самое в некотором отношении справедливо для христианства. В Римской империи христианское спасение понимали в более узком смысле, чем мусульманское спасение, описанное в нескольких коранических стихах; обычно его не удостаивались неверующие [1065] . Тем не менее при своем рождении христианство проявило новаторскую инклюзивность, распространяя авраамические писания независимо от межэтнических границ. Причиной такой открытости было то, что основатели христианства действовали на территории многонациональной империи. Стремление построить большую религиозную организацию привело их и потенциальных верующих к отношениям с ненулевой суммой, а этнический ассортимент этих потенциальных верующих был чрезвычайно богат.
1065
Некоторые раннехристианские мыслители считали, что спасение распространяется не только на христиан. В III веке н. э. Ориген Александрийский признал учение о всеобщем спасении. В одном месте (Рим 26:28) Павел словно подразумевает, что иудеи будут спасены независимо
от их взглядов на Иисуса, ввиду их достойных предшественников. Тем не менее ранние христиане, как правило, считали, что в круг спасения не входят даже иудеи, не говоря о других нехристианах.Время от времени империя приводила прежде враждовавшие народы к мирному сосуществованию, периодически религия способствовала этому. Это обнадеживает, поскольку, как мы уже отмечали, многонациональная среда новой империи — древний аналог, наиболее близкий к глобализации. Разумеется, зарождающейся глобальной платформе современности недостает того, что было у древних империй — единого руководства. И конечно, до сих пор глобализация разделяла авраамические религии так же часто, как и объединяла их. Но все-таки опыт древних империй свидетельствует о том, что даже если эти религии так никогда и не найдут общего языка, то не из-за отсутствия способности приспосабливаться.
Инклюзивный дух империи отражен в суре, которую обычно датируют концом мединского периода, и, насколько нам известно, даже более поздним временем: в этой суре Бог говорит человечеству, что он «сделал вас народами и племенами, чтобы вы узнавали друг друга» [1066] . Сравните это с библейским преданием о Вавилонской башне, написанным задолго до пленения. В последнем случае задача Бога — сделать так, чтобы народам мира всегда было трудно приходить к взаимопониманию.
1066
Коран 49:13 (Asad).
Конечно, если существованиеимперии способствует гармонии, то экспансияимперии — процесс завоевания новых земель, — обостряет нетерпимость к соседним народам и их религиям. Как мы видели, этим объясняется пластичность учения о джихаде: в периоды экспансии на первый план выступали проявления нетерпимости, а когда приходило время управлять завоеванными землями, учение оборачивалось другой, более мягкой стороной.
Этим также объясняется, почему в Новом Завете меньше воинственных стихов, чем в Коране или в Еврейской Библии. В годы становления христианского писания христианство не было официальной религией власти, занятой экспансией. Учения о священных войнах всплывали на поверхность по мере необходимости, например во время крестовых походов, но евангелия и послания обрели форму слишком рано, чтобы содержать эти учения.
Можно до бесконечности приводить аргументы, решая, какая из авраамических религий «лучше» или «хуже». Однако бесспорного победителя мы не найдем. Скорее, обнаружим, что для всех трех динамика колебаний между категориями «лучшая» и «худшая» одинакова: писания варьируются от толерантных до воинственных, и причина заключается в земных обстоятельствах, в факторе ненулевой суммы или его отсутствии, воспринимаемом людьми.
Мухаммад в большей степени, чем любая другая личность в авраамической традиции, олицетворяет эту динамику, иллюстрирует ее по всему диапазону. Временами он — воинственный Иосия, временами — озлобленный Второисайя, временами — упреждающе инклюзивный Филон или Павел, временами — уверенно инклюзивный источник Р или столь же уверенно инклюзивный Иисус евангелий (несмотря на то, что исторический Иисус в большей мере походил на раннего Мухаммада, богодухновенного пророка из Мекки, с которым не считались в его отечестве). Этот человек — воплощение нравственной истории авраамической веры со всеми ее поворотами и перипетиями. Таким обстоятельством не всегда можно гордиться, тем не менее его можно считать своего рода подвигом. И потом, это пример того, что придает истории структуру: превосходной ответной нравственной реакции человека на события, происходящие в его мире.
Современность Мухаммада
Разумеется, нравственный элемент — не единственный, по которому сравниваются религии. Распространенная жалоба на Коран — отсутствие в нем охвата и глубины Библии. Например, в Коране нет глубоких размышлений о человеческой жизни, как в Притчах, у Иова и в других примерах «литературы мудрости». Нет и загадочных философских намеков вроде указаний Иоанна на Логос, как в Новом Завете.
С другой стороны, Еврейская Библия и Новый Завет — вместилище интеллектуального наследия, которое относится не только к иудейскому и христианскому мирам. Составленные легионами представителей городской элиты, они отражали идеи великих цивилизаций — от Месопотамии до Египта и христианского эллинистического мира. Коран же сформировался в двух пустынных городах на окраине империи, был озвучен скорее деятелем, чем мыслителем, к тому же, скорее всего, неграмотным.
Ирония в том, что в важном отношении Коран — более современный труд, нежели Библия, а Мухаммад — более современный персонаж, чем Моисей или Иисус.
Прежде всего, Мухаммад, в отличие от ключевых фигур Еврейской Библии и Нового Завета, не обладал особой силой. Он не мог превратить свой посох в змею, а воду — в вино. Да, позднее мусульмане называли его чудотворцем и утверждали, что один-два туманных коранических стиха (самый известный из них — о расколовшемся месяце) демонстрируют эту силу. Но коранический Мухаммад, в отличие от библейских Иисуса и Моисея, не полагается на сотворение чудес как на доказательство приближенности к Богу.