Еврейское остроумие
Шрифт:
Возглас "Шма Исроэл" — "слушай, Израиль" (Втор. 6, 4) — начальные слова молитвы, которые вырываются у еврея в трудную минуту.
Одна еврейка, с тех пор как крестилась, носит на цепочке очень тяжелый золотой крест. Однажды, сидя в трамвае, она хочет гордо прикоснуться рукой к кресту — а его нет!
— Шма Исроэл! — вопит она на весь вагон. — Где мое распятие?
Адвокат Хинриксен
— Для меня, — замечает Хинриксен, — это занятие уже несколько десятков лет назад потеряло прелесть новизны.
Блюменфельд собирается в воскресенье креститься. Накануне, в субботу, он идет в ресторан и заказывает себе в последний раз все свои любимые блюда: фасолевый суп, фаршированную рыбу, гуся с кашей. Хозяин ресторана подходит к нему и спрашивает:
— Ну как, нравится?
— Отлично! — бормочет Блюменфельд с набитым ртом.
— И от такой религии, — замечает хозяин, — вы хотите отступиться?
Дочь еврея-банкира вышла замуж за графа, у которого за душой ни гроша. Ее мать говорит с гордостью:
— Вы и представить себе не можете, как граф обожает нашу Эстер! Что она ни пожелает, мы обязаны ей купить.
Доктору Ваксмахеру предстоит крещение. Он спрашивает коллегу-христианина:
— Что полагается надевать для этой церемонии?
Коллега чешет в затылке и наконец говорит:
— Да откуда мне знать? На нас тогда были только пеленки…
Берлинский профессор философии Лазарусзон крестился и сменил свою фамилию на Лассон, на что его христианский коллега заметил:
— Как только один из них хочет сойти за необрезанного, так он обрезает свою фамилию.
Кон после крещения называет себя "Джон". Его берлинский знакомый в ответ на это замечает:
— Его носу никакое "дж" не поможет!
Венский адвокат Фенигштейн крестится по протестантскому обряду. Все очень удивлены, потому что в старой Австро-Венгрии отношение к протестантам было лишь немногим лучше, чем к евреям. Но Фенигштейн все объяснил:
— Среди католиков развелось слишком уж много евреев.
Венский еврей Манделькерн переходит в лютеранство, хотя все преимущества, конечно, в Австрии имеют католики. Манделькерн объясняет это так:
— Если я сразу стану католиком, то потом меня каждый может спросить: "А кем вы были раньше?" И я буду вынужден ответить: "Евреем". А если я теперь приму католичество и кто-нибудь меня спросит, кем я был прежде, я честно отвечу: "Лютеранином".
Розенцвейг спрашивает у своего только что крестившегося друга Кона:
— Отчего ты такой
мрачный? Ты чем-то огорчен?— Конечно, — отвечает Кон. — Ведь теперь мне нужно изменить фамилию. Но как? Если я назову себя Коллен, Корен, Керн, Ковач, то каждый сразу догадается, что раньше моя фамилия была Кон.
— Но это же так просто, — отвечает Розенцвейг. — Назови себя Леви, и тогда никто в мире не догадается, что раньше твоя фамилия была Кон. ( Этот совет правилен еще и потому, что фамилии Кон и Леви могут носить только потомки священнических семей.)
— Вы слышали, Менаше Йонтеф крестился!
— Еврей всегда выкрутится…
— Вы не подумываете о том, чтобы креститься?
— Нет, это для меня слишком по-еврейски!
В царской России евреи не могли сделать ни военной, ни ученой карьеры.
Преуспевшие выкресты рассуждают о причинах, побудивших их креститься. Оказывается, их две: карьера и женитьба. Но один из них заявляет:
— А я, господа, крестился по убеждению.
Все остальные хором:
— Расскажи это гоям!
Вариант.
Один профессор заявляет:
— А я крестился по убеждению.
— Расскажи это кому-нибудь другому!
— И все-таки дело обстоит именно так, — настаивает профессор. — Я с малых лет был убежден, что для меня будет лучше стать профессором в Петербурге, чем меламедом в Касриловке.
— Мой сын стал христианином.
— И что ты сделала?
— Я пожаловалась милостивому Богу.
— И что Он тебе сказал?
— Что с Его сыном произошло то же самое. И я должна поступать так, как Он.
— А как он поступил?
— Говорит, что сразу же создал Новый Завет.
Сын Шапиро крестился. Раввин упрекает старого Шапиро:
— Если в один прекрасный день Господь вас спросит: "Как ты мог допустить, что твой сын крестился?" — что ты ему ответишь?
— Ну, я отвечу: а Вашсын?
Страховой агент, еврей, решил креститься. Битый час не выходит он от священника. Наконец, обливаясь потом, появляется в дверях.
— Ну как, — спрашивают у него, — совершил таинство крещения?
— Нет, зато я успел его застраховать.
Оппенгейм вдруг решает креститься. Все в недоумении.
— А что мне оставалось делать? — оправдывается Оппенгейм. — Мой лучший друг перешел в христианскую веру и теперь не желает общаться с евреями.
Вот какая история действительно произошла в Берлине. Христианка-ассистентка спрашивает своего профессора: