Еврейское остроумие
Шрифт:
— Я так и знал, что ты трус! Я тоже буду жить в Вене. Буду сидеть в кафе и читать газету. А прочитав, откладывать в сторону и брать в руки другую газету. Тут ко мне подойдет плохо одетый господин и робко попросит: "Сударь, эту газету можно взять?" А я едва взгляну на него и процежу сквозь зубы: "Вам — нельзя, господин Гитлер!"
Двое еврейских эмигрантов встречаются в верховьях Амазонки и обмениваются опытом работы.
— Я ловлю змей, собираю их яд и везу его к устью реки. Потом возвращаюсь сюда. Жить можно.
—
— А что поделывает Меерсон?
— Он пустился в авантюру.
— То есть?
— Вернулся в Германию.
Двое эмигрируют. В том городе, куда они приехали, община обещает им поддержку. Первый — врач, его устраивают санитаром в больницу. Второй говорит, что он кантор. Предлагать кантору грубую работу неудобно, и община назначает ему небольшую пенсию. Но потом все же просит спеть в синагоге.
Кантор-самозванец в отчаянии прибегает к врачу:
— Ой, что мне делать? Я же совсем не умею петь!
— Сделай так: встань на возвышение, издай один-единственный звук и упади. Остальное я беру на себя.
Так все и происходит. Врач пробирается сквозь толпу, осматривает больного, щупает пульс и выпрямляется.
— Евреи, жить он будет. Но петь — никогда!
Еще один эмигрант. Чтобы не работать, он объявляет, что у него паралич.
— Ты с ума сошел? — спрашивает его друг. — Теперь, чтобы не прослыть обманщиком, тебе придется остаться паралитиком на всю жизнь!
— Еще чего! Если мне это дело разонравится, я поеду в Лурд (чудотворный источник, место паломничества у католиков).
Трое эмигрантов встречаются в Нью-Йорке.
— Вы мне не поверите, — говорит первый, — но дома, в Берлине, у меня был самый большой в городе магазин готового платья.
— Вы мне не поверите, — говорит второй, — но дома, в Вене, я жил в княжеском дворце.
Третий, с карликовым пинчером на коленях, говорит:
— Что касается меня, то я и дома был таким же небохантом ( бедолагой), как здесь. Но мой пинчер — вы не поверите! — дома мой пинчер был сенбернаром.
Сразу после войны многие еврейские эмигранты в Англии служили в армии и гражданской администрации. В парижских кафе висели объявления: "Просим наших английскихгостей не так громко разговаривать по-немецки".
Вена, 1946 год. Возле Венской оперы разговаривают английский и американский офицеры. Мимо проходит французский майор. Англичанин, сквозь зубы:
— Ой, вот и Тейтельбаум опять в Вене!
Вторая мировая война закончилась. В венском кафе еврей требует газету "Фелькишер беобахтер". Официант отвечает, что нацистских газет больше нет. Такая сценка
повторяется ежедневно. В конце концов официант спрашивает:— Я вам каждый день говорю, что этой газеты больше не существует, так зачем же вы ее каждый раз спрашиваете?
— Для того и спрашиваю — чтобы слышать, что ее больше нет!
Чтобы оградить бывшего члена нацистской партии Мюллера от возможных преследований, чиновник задает ему вопросы:
— Были ли вы в заключении при Гитлере? Принадлежали ли к движению Сопротивления? Приходилось ли вам испытывать какие-либо притеснения?
— Нет, — признается Мюллер, — мне тогда вполне прилично жилось. Еды хватало, в погребе у меня было припрятано неплохое вино…
— Вот и отлично! — восклицает чиновник. — Фройляйн, запишите: рядовой член нацистской партии Мюллер в годы нацизма прятал в своем погребе некоего Оппенгеймера (известная марка немецкого вина).
Двое бывших нацистов встречаются на улице.
— Как тебе живется?
— Ужасно! Я потерял работу. А ты как?
— У меня все неплохо.
— Как ты сумел?
— У меня в погребе спрятан богатый еврей, он дает мне деньги.
— Теперь? Через восемнадцать лет после войны?
— Но я же ему этого еще не сказал!
В начале шестидесятых годов в некоторых германских городах черносотенцы малевали на стенах синагог свастики и антисемитские лозунги. Тогда же возник следующий анекдот:
Что такое храбрость? Это когда ты ночью крадешься с кистью в руках вдоль синагоги, а в пяти метрах от тебя — полицейский.
А что такое наглость? Это когда ты сам подходишь к полицейскому и спрашиваешь: "Как правильно написать слово "жид" — с "д" или "т>> на конце?"
Кельн, 1946 год. Тюннес и Шель сидят за решеткой.
— Ты за что сидишь? — спрашивает Шель.
— Я написал: "Евреев — вон отсюда!"
— И где ты это написал?
— На синагоге. А ты за что сидишь?
— Я написал: "Евреев — сюда!"
— И где ты это написал?
— На газовом котле.
После массовых убийств евреев, совершенных нацистами, органы юстиции в ФРГ строго наказывали за преступления на почве антисемитизма.
По автобану мчится шикарный "мерседес". Его пытается обогнать "фольксваген", но при каждой попытке обгона водитель "мерседеса" нажимает на педаль газа и уходит от преследователя. Так происходит раз десять, но в конце концов "фольксвагену" на каком-то перекрестке удается вырваться вперед. Водитель перегораживает путь "мерседесу", выходит из машины и спрашивает:
— Разрешите, пожалуйста, задать вопрос: вы еврей?
— Нет.
— Выходи, сволочь!
В чем разница между выражениями "свинские цены" и "еврейская свинья"?