Европа-45. Европа-Запад
Шрифт:
— В гиммельсфартскоманду?
— Ну да!
— А помнишь, ведь я сегодня тебе тоже обещал вознесение на небо.
— Ну, ну... Ты не задавайся!
— Я пошутил. А после? Что будете делать дальше?
— Наше дело — устроить переполох. Остальное докончат танкисты. А мы подадимся в Альпы. На редут.
— На какой редут?
— Ты что — не слышал? Национальный редут Германии. Если Советам удастся прорваться за Балканы и в Альпы, они встретят в Австрии такой орешек, что поломают об него все свои зубы. Ясно тебе?
— А ну, сволота,
— Да ты что, доннерветтер!
— Руки вверх!—Юджин потянул за рукоятку затвора автомата.— Я тебе покажу и Айка, и украинские села, и австрийский редут!.. Ну?!
— Ты что — опух?
— Ты липовый немецкий американец, а я настоящий американский немец. То-то! Ну, шевелись! И побыстрее!
Немец с поднятыми вверх руками полез наверх, к соснам. Снег сыпался из-под его новеньких американских ботинок, подбитых толстой подошвой из кожи техасских быков.
В сосняке их ждали. Кто-то заметил, что Юджин исчез со своего наблюдательного пункта, и Михаил послал Клифтона посмотреть, куда делся часовой. Англичанин вернулся быстро. Он торжественно вышагивал впереди, за ним шли эсэсовец и Юджин.
— Это кто? — спросил Михаил.— Земляка нашел?
— Мне земляк по одежде, а тебе по тому, что жег украинские села. Если хорошо потрясти эту штучку, окажется, что он всем нам «земляк». Гауптшарфюрер СС, поджигатель и убийца. Милости просим!
— Я никого не убивал! — крикнул эсэсовец.
— Предлагаю судить эту сволочь,— сказал Юджин.— Нашим партизанским трибуналом.
Все поднялись.
Михаил выпрямился, лицо его побледнело, когда он сказал:
— Представитель Польши майор Генрих Дулькевич!
— Так есть, пан командир! — вытянулся поляк.
— Назначаетесь председателем трибунала.
— Так есть!
— Представитель Чехословакии, композитор Франтишек Сливка!
— Здесь!
— Представитель Франции капрал Раймонд Риго!
— Да, мосье!
— Представитель Англии сержант Клифтон Честер!
— Да, сэр!
— Вы назначаетесь членами трибунала.
Эсэсовец вертел головой во все стороны, как старый волк в капкане. Здесь, наверно, собралась вся Европа, чтобы судить его, чтобы припомнить все преступления, все грехи, все зло, которое он причинил людям. Он упал на колени:
— Пощадите, помилуйте!..
Юджин уперся автоматом чуть ли не в спину эсэсовца, еле удерживаясь от желания вкатить в нее добрую очередь.
Пан Дулькевич одернул шинель, удобнее приладил на шее ремень автомата и обратился к Михаилу:
— Четное число, пан командир. Прошу назначить еще одного члена трибунала.
— Вы имеете трех человек — число нечетное,— ответил командир.— Председатель трибунала в счет не идет.
— А вы, пан Скиба? Ведь он был на Украине, жег там, стрелял...
— Я полагаюсь на вас, товарищи. Судите.
Вел допрос пан Дулькевич.
— Имя?
— Фридрих.
— Фамилия?
— Поске.
—
Профессия?— Солдат.
— Гражданская профессия?
— Нет.
— Где служил?
— В фатерланде.
— Еще?
— В протекторате.
— То есть в Чехословакии?
— Яволь.
— Еще где?
— В Польше, во Франции, в Голландии...
— Еще?
— В Норвегии, в Италии, в Югославии.
— Еще?
— На Украине.
— Еще?
— В Белоруссии.
— Прошу, Панове,— обернулся пан Дулькевич к членам трибунала.— Эти ноги достаточно хорошо изучили географию Европы. Что делал в этих странах? Что делал в Польше? Пытал людей? Расстреливал?
— Я ни в кого не стрелял! Я не стрелял, никогда не стрелял! — закричал эсэсовец.
— Пан фашист может считать, что мы ему поверили. Что же он тогда делал в Польше? Грабил?
— Не грабил! Я не грабил! — снова закричал эсэсовец.
— Это не эсэсовец, а девственница,— заметил француз.— Он ничего не делал, не убивал, не крал, не жег. Ездил, наверно, по Европе, как турист.
— Яволь, яволь,— забормотал гауптшарфюрер.— Я путешествовал по Европе, я люблю путешествовать...
— А села на Украине кто жег? — Юджин толкнул его автоматом.
— Пан Вернер,— обратился к американцу Дулькевич,— прошу не нарушать процедуру. Вопросы ставить могут лишь члены трибунала. Вы имеете право выступить как свидетель. Гауптшарфюрер Поске, отвечайте трибуналу: с какой целью вы ездили по Европе?
— Я солдат. Мне приказывали. Я ездил вместе с армией.
— С частями СС. Да?
— Яволь.
— С теми самыми частями, которые жгли Орадур и расстреливали женщин и детей? — спросил француз.
— Которые уничтожили Лидице? — тихо проговорил Франтишек Сливка.
— С теми, что удерживали на берегах Ла-Манша бетонированные укрепления для запуска «фау»? — добавил англичанин.
— С теми, что разрушили Варшаву? Пытали поляков? Жгли Украину и Белоруссию? С теми?
Эсэсовец молчал.
— Пану тесно было в Германии. Немецкая земля скупая и неприветливая. Так?
— Да.
— Пану хотелось хорошей земли. Верно?
— Да.
— Больше пан ни о чем не думал. Правильно я говорю?
— Правильно.
Дулькевич допросил в качестве свидетеля Юджина. После этого член трибунала Сливка заметил:
— Меня беспокоит то, что подсудимый не признал ни одной своей провинности...
Но юридическая подготовка пана Дулькевича после допросов и пыток в Моабите оказалась большей, чем мог подумать кто-либо из присутствующих. Председатель трибунала терпеливо разъяснял чеху:
— Можем ли мы отличить правду в словах подсудимого от неправды, если нет свидетелей? Независимо от показаний подсудимого нам известна серия преступлений, участником которых он был. Подсудимый признает: он мечтал о захвате чужих земель. Ему хотелось чужой земли. Я полагаю, что этого достаточно для вынесения приговора. Прошу панов членов трибунала высказаться. Пан Честер!