Европейские каникулы

Его рука у неё на животе была невозможно горячей, обжигала через рубашку, держала так крепко, все сильнее сжимаясь, и Бет казалось, что, ещё немного, и останутся синяки.

Но это было неважно. Всё на свете было неважно, кроме острых, болезненно-приятных ощущений, что заполонили сейчас все её тело.

Хотелось, чтоб прогулка не прекращалась.

И, хотя Бет прекрасно понимала, что то, что он сделал, все лишь дань ВЕЖЛИВОСТИ, чтоб ее, что он ничего такого не имеет в виду, и не испытывает к ней, но, Боже мой, Боже мой!!!

Пусть продолжает её так держать!

Пусть прижимает её к своему крепкому телу, даря невероятное ощущение защищённости и опасности одновременно.

Бет, прикрыв глаза и чуть откинувшись на грудь Дерила, окунулась полностью в свои эмоции и думала только о том, что, ещё чуть-чуть — и она не выдержит.

Она повернётся к нему и поцелует. Сама поцелует. И плевать на все.

Дерил в самом начале поездки думал о том, что он сможет, он выдержит. Он просто проедется с ней, поболтает, посмотрит.

Сейчас, держа её за талию (какого хера? Какого хера он это сделал? Какого хера он сейчас делает???), Дерил понимал, что он не сможет. И не выдержит.

Он последние силы свои тратил на то, чтоб руку держать у неё на талии, и не дать ей уползти на грудь. Или наоборот, пониже спустить, дёрнуть ремень бридж, так клёво обхватывающих её попку и бедра, достать до горячей плоти, поиграть там пальцами, услышать, как с этих невинных ангельских губ срывается пошлый грязный стон.

Она так искренне не замечала, что с ним делает, была так наивна, так чиста, что хотелось испачкать. Хоть немного. Чтоб понимала.

И да, в Аду ему будет весело, да, он это уже запомнил, блядь!

Дерил ехал на лошади, придерживал одной рукой лёгкую фигурку девочки, чувствуя, как низ живота тяжелеет и начинает жить своей жизнью, гигантским усилием воли отгонял из головы вполне реальные картинки развития ситуации, если он все-таки даст себе волю.

И понимал, что сил, чтоб доехать до конюшни, не хватит.

И что он сам себе роет яму.

И что тело девчонки, нежное и хрупкое, такое податливое в его руках.

И что пахнет она одуряюще.

И что напряглась уже, чувствуя, что что-то не то.

И правильно напряглась.

Впереди показались стены приюта, Бетти, чуть вздрогнув всем телом, радостно встрепенулась и неосознанно двинула попкой, ещё плотнее прижимаясь к его паху.

Диксон выдохнул, и, мысленно послав нахер всех чертей и ангелов, бросил поводья и охватил обеими ручищами тонкую талию девчонки, железно приковывая её к себе, наклонился к её шее, втягивая пьянящий аромат ее кожи, подбираясь губами к хрупкой ключице, беззащитно и призывно выглядывающей из ворота рубашки.

Похер, все похер.

Он не железный, блядь.

8

Мерл Диксон за всю свою долгую, насыщенную приятными, а чаще всего, не очень приятными событиями, жизнь просыпался в разных ситуациях. И в разных местах.

Часто тоже не особо приятных.

Да что там говорить, в редчайшем говнище приходилось засыпать и просыпаться!

Поэтому, ощутив с утра на обеих запястьях наручники, Диксон не особо удивился.

Он мало чему удивлялся.

Огляделся, подергал руками немного, посопел.

И стал ждать развития событий.

Судя по началу, события должны были быть интересными.

Мерл поерзал на кровати, вполне удобной, кстати, с плотным, жёстким матрасом, отлично пережившим бурную ночь, затем день, а затем ещё ночь, мимолетно задумался о том, чего же этой козе немецкой не хватило, что она решила ещё и так с ним поиграть?

Вообще, все эти практически двое суток было очень даже клево. Такого секс-марафона у Диксона не было с молодости, когда в армейке он сваливал в самоволку, в соседний от части город, где ждала его весёлая одинокая дамочка, дико охочая до секса.

Диксон прилётал к ней на всех парах и нещадно драл все отведённое ему время. Иногда даже не разуваясь, потому что не успевал. Дамочка была активной, готовой на любой каприз и не особо разговорчивой. Короче, прямо то, что надо молодому солдату со спермотоксикозом. Пару раз ему удавалось свалить к ней даже на сутки, после которых ноги у неё не сводились.

Доун, по истечении больше чем полутора суток прерываемого только на сон и еду секса, выглядела совершенно не измотанной, свеженькой и бодрой.

Ведьма, не иначе.

Диксон сам не заметил, как увлекся, забылся, словно под какой-то гипноз попал. С ней было до того нереально хорошо, что вообще вставать с кровати не хотелось. Так бы и валялся все оставшееся время.

Она, похоже, это почувствовала.

И помогла.

Закрепила, так сказать.

Сучка немецкая.

Теперь главное, страпон в зад не заработать.

А может, это она так мстит ему?

За обман?

Хотя, какой, нахер, обман?

Она сама хотела, сама была не против, сама потом его к себе притащила и трахала тут двое суток практически тоже… Сама.

Диксон, собственно, был только за. А кто откажется?

Ну вот теперь, похоже, пришло время расплаты за свою беспечность. За то, что поверил, несмотря на свой охеренный опыт, поверил, что баба вот так, без задней мысли, просто потому, что он такой крутой мужик…

Ну дебил, че говорить?

Прав, братуха.

Кстати, интересно, как он там?

Наверно, закрылся в номере и сидит, как сыч, носа на улицу не показывает, леший лохматый…

Ну ничего, вот выберется Мерл из этой медовой, мать ее, ловушки, и оторвется с братом на гребанном Октоберфесте. Не зря же столько часов летели.

И больше никаких баб! Ну нахуй!

Только выбраться бы теперь…

Появление Доун прервало размышления.

Мерл спокойно смерил её своим самым вызывающим взглядом.

Хороша, ничего не скажешь, очень хороша.

Кукла немецкая.

Нарядилась с намёком на дальнейшее развитие событий, не с намёком даже, а прямо таки с презентацией.

Чёрная кожа, забранные в высокий хвост волосы (ну, это ты напрасно…), женщина-кошка, блядь…

Хлыста не хватает.

А нет. Вот и он.