Эйфельхайм: город-призрак

В углу подле камина вместе с двумя помощниками приютился Петер миннезингер.

— Если угодно моему господину, — сказал он, настраивая струны на своем инструменте, — я спою что-нибудь из «Парцифаля». [229]

— Только не эту ужасную французскую сказку! — заворчал Эйнхард.

— Ни в коем случае, господин, — Петер откинул волосы и утвердил лютню у себя на коленях. — Я исполню вариант Вольфрама фон Эшенбаха, как всякому известно, наидостойнейшее переложение этой истории.

229

«Парцифаль». Более известен французский вариант названия «Парсифаль».

Манфред махнул рукой:

— Лучше сыграй что-нибудь полегче, — сказал он. — О любви. «Песнь о соколе», например.

Приверженец Нового искусства, Петер часто жаловался на любовь герра к старомодному исполнению, где все держалось на образах и символах, сам предпочитая современную лирику о реальных людях в жизненных ситуациях. «Песнь о соколе», однако, была выполнена очень искусно и являла пример гармонии и стройности. О ее авторе, безвестном, как и большинство поэтов стародавних времен, ныне знали только то, что он происходил из Кюренбурга. [230]

230

Фон Кюренберг (в русской традиции иногда встречается как дер фон Кюренберг) — самый древний известный миннезингер. Принято считать, что он жил примерно в середине XII века.

Этот сокол ясный был мною приручен.Больше года у меня воспитывался он.И взмыл мой сокол в небо, взлетел под облака.Когда же возвратится он ко мне издалека?Был красив мой сокол в небесном раздолье:В шелковых путах лапы сокольи,Перья засверкали — в золоте они.Всех любящих, Господи, ты соедини! [231]

Слушая, пастор вновь подивился тому, как Господь неожиданно и внезапно являет свое присутствие, ибо «Песнь о соколе» дала ему ответ свыше на проблему Ильзе и Герда. Неважно, что она крещена, а он нет, Бог соединит влюбленных вместе.

231

Перевод Микушевича В. Б.

И не только их. Разве Дитрих не вырастил Терезию как собственную дочь? Разве она не «взлетела под облака»? Разве он не видел с той поры ее красоту? Несомненно, Господь соединит их вновь. Слеза скатилась по щеке пастора, и Кунигунда, всегда внимательная к людям вокруг себя, заметила это и положила ладонь на руку священника.

* * *

Постепенно, под стук столового серебра и кружек, застольный разговор обратился к делам прозаическим. Оккам поведал гостям, что дом Перуджи обанкротился вслед за домом Барди, [232] а Малахай добавил, что серебро становится все большей редкостью.

232

Банкротство в начале 1340-х г. крупнейших банковских домов Флоренции, Перуджи и Барди, тесно связанных с папским престолом, ознаменовало тяжелейший финансовый кризис, отразившийся на всей Европе и повлекший за собой разорение папской курии, Неаполитанского королевства, Кипра и других стран, связанных с ними.

— Оно течет на Восток, к султану, в оплату за шелк и специи.

Дитрих отозвался:

— В трактате о деньгах, который герр дал мне, юный Орезм пишет, что деньги можно понять так же, как радугу или магнетизм. Он утверждает: «Если князь устанавливает содержание благородного металла в монете, которое отличается от стоимости серебра или золота на рынке, недооцененная монета исчезнет из обращения, и в ходу останется лишь переоцененная».

— Философия денег? — спросил Оккам.

— На серебро и впрямь можно купить больше золота на Востоке, — поддержал пастора Малахай, подергивая себя за бороду.

— Потому оно улетает столь далеко! — засмеялась Кунигунда.

— А может, Господь делает так, что оно прилипает к рукам тех, кто серебро любит, — добавил Тьерри, лукаво взглянув на еврея.

— Чушь! — воскликнул Эйнхард. — Тогда князь просто устанавливает цену на серебро и золото на рынке, чтобы уравнять их с ценой монеты.

— Вероятно, нет, — ответил пастор. — Жан Оливи утверждает, что цена вещи проистекает из мнения тех, кто хочет купить ее, — вне зависимости от требований купцов, или постановлений князей, или количества труда, ушедшего на ее создание.

Оккам рассмеялся:

— Это пагубное влияние Буридана. Орезм — его ученик, каким являлся и брат Анжелюс, присутствующий здесь. — Он кивнул на Дитриха. — И еще один из Саксонии, его звали маленький Альберт, [233] о котором сейчас много говорят. Ах, Дитль, тебе следовало остаться в Париже. О тебе говорили бы не меньше.

— Я оставляю славу другим, — сухо ответил священник.

* * *

Разговор обратился к политике, и Оккам рассказал о постыдном распространении влияния двора Виттельсбахов в Италии в предшествующие двадцать лет, когда они сожгли чучело папы римского.

233

Альберт Саксонский (ок. 1316–1390) — средневековый философ, математик и естествоиспытатель. В своем трактате «Вопросы к четырем книгам Аристотеля о земле и небе» сформулировал шесть доводов в пользу движения Земли, хотя сам был на стороне Аристотеля.

— В конце концов, — сказал он, — какое право голоса имеет француз при избрании кайзера Священной Римской империи?

— Sauwohl! — воскликнул Эйнхард, салютуя своим кубком.

— Я думал взять эту тему для диспута, — заметил Манфред и, не выпуская из рук куска оленины, приказал слуге налить вина. — Выскажи свои аргументы, брат Оккам, если они не только в том, что ты ешь со стола Людвига?

Философ оперся подбородком о ладонь, проведя пальцем по уху.

— Мой господин, — начал он миг спустя. — Марсилий писал, что никто не может отринуть властителя своей земли. Конечно, он имел в виду то, что Жак де Кагор не может отринуть Людвига — что очень понравилось последнему. А еще в действительности он хотел сказать этим лишь то, что винит папу за всякое зло, случившееся в Италии, а сам хранит верность партии гибеллинов.

— «Гибеллинов», — отозвался Эйнхард. — Почему итальянцы не могут просто сказать «Вайблинген»? [234]

Герр, словно не обращая внимания на разговор, изучал тыльную сторону руки:

— А ты не согласен?

Оккам осторожно продолжил:

— Я считаю, что in extremis [235] и если князь стал тираном, то законно будет другому князю — даже папе — вторгнуться в его страну и свергнуть его.

234

Вайблинген (Waibllngen) — название родового замка Гогенштауфенов, которые от него получили название Вайблингенов (итал. Гибеллины). Гибеллины в XII–XV вз. в Италии — партия приверженцев императора Священной Римской империи, противники гвельфов, сторонников римского папы.

235

In extremis — в крайнем случае (лат.).

Эйнхард с шумом выдохнул, а Тьерри окаменел. Даже Манфред замер.

— Как властители Брейсгау, — быстро вставил замечание Дитрих, — свергли фон Фалькенштайна.

Эйнхард хмыкнул:

— Разбойника, значит. Внезапное напряжение спало.

Манфред с любопытством взглянул на Дитриха, потом швырнул кость от куска оленины на пол и обернулся к Уильяму:

— А как узнать, когда князь становится тираном?

Паж наполнил кубок англичанина, и тот сделал глоток, прежде чем ответить.

— Все вы слышали максиму: «Что угодно князю, то имеет силу закона». Но я дополню ее: «Что угодно князю обоснованно и справедливо и происходит ради общего блага, имеет силу закона».

Манфред внимательно посмотрел в лицо своему гостю и потер щеку:

— Князь всегда печется об общем благе. Оккам кивнул:

— Конечно, князь, правящий с Божьим законом в сердце, поступает именно так, но люди грешны, а князья те же люди. Потому люди обладают определенными естественными правами, дарованными им Господом, которые не могут быть отчуждены господином. Первое такое право: человек имеет право на жизнь.