Эйнит

Эйдан рассказал, что Мэги с Декланом никто не венчал. Они сами связали себе руки веревкой и не распустили через год, хотя тот и не принес им ребенка. В деревне к тому времени почти не осталось людей — кого не скосил голод, те перебрались в английские рабочие дома, а счастливчиков вывезли американские корабли. Священник умер от старости, и в их край не прислали нового. Скромных сбережений хватило лишь на кольцо, которое сейчас украшало палец Эны. Родители не одобряли брак, хотя и понимали безвыходность положения. Соседи объединились, чтобы купить лошадь и вернуться к земледелию. У одних были дочери, у других сыновья в равном количестве. Все могли бы быть счастливы, если бы Мэги не была удивительно хороша собой в то время, как остальных сестер можно было назвать лишь миловидными.

— В таких случаях говорят, что без вмешательства народа холмов не обошлось. Либо ее подкинули в люльку, либо один из родителей не был смертным. Красавиц всегда обходили стороной, потому что считали, что такие дети живут с людьми совсем недолго и уходят в свой мир.

Эна взглянула на мать. Лицо Лоры осталось непроницаемым. Она спокойно продолжала есть. Эйдан перехватил обеспокоенный взгляд Эны, но не замолчал.

— А вот Декпан считался гордостью округи. После тяжелого рабочего дня и глотка виски брал он в руки волынку и играл, пока в руках хватало сил тянуть ремни. Без него не обходилось ни одной свадьбы, но на его собственной звучали лишь фидлы проезжих музыкантов. Тем временем стадо овец росло, картофель родился, будто колдовал над ним лепрекон, и все бы в молодой семье было хорошо, если бы Господь дал им ребенка. Свекровь недолюбливала невестку и собственная мать стала сторониться Мэги, будто чумной. Тогда Деклан решил построить собственный дом. Тот, в котором вы сейчас живете.

— И потревожил фей? — вставила мать в слишком долгую паузу, откладывая в сторону вилку с ножом.

— Нет, — медленно, как Эна в лесу, отозвался Эйдан. — Они оба были умны, бросили шляпу и стали ждать приговора фей. Те оказались не против новых соседей, и крыша дома не рухнула в ночь новоселья. Только детей новый дом им все равно не принес. Прошло года три или четыре, и в деревню забрел учитель танцев, коих много тогда бродило по дорогам Ирландии. Они несли с собой новый танец — рилл. Окрестная молодежь стала собираться в свободном от детей доме. Танцевали, пили, говорили об Америке. Здесь же устраивали проводы тех, кто решился покинуть Изумрудный остров. На таких попойках веселье заканчивалось слезами. Семьи знали, что в последний раз видят своих родных, пусть те и обещали вернуться, заработав достаточно денег. Настал черед провожать и учителя танцев, который тоже решил попытать счастье за океаном. На том же корабле уплывала близкая подруга Мэги со своим женихом. Мэги упросила мужа отпустить ее проводить подругу на побережье. Сам Декпан не мог оставить хозяйство, — Эйдан улыбнулся и скороговоркой добавил: — Ну, а дальше ни я, ни вы ничего не знаем.

Он в упор глядел на Эну, но ответила Лора:

— Выходит, Мэги сбежала?

— Откуда ж мне знать, — пожал плечами хозяин. — Об этом было что-то в дневнике вашей Эйнит?

— Ни слова, — сказала Эна, краснея под пристальным взглядом соседа. — И ни слова про происхождение отца. Им стал учитель танцев?

— Вполне возможно, — Эйдан наконец-то взял в руки вилку. — Или подруга сумела убедить Мэги самостоятельно попытать счастья в Америке. Но вы же сами рассказали, что в Нью-Йорка она оказалась уже не одна. Ни тогда, ни сейчас женщина не может быть одна. Однако, чего уж там грустить... Материнство тоже можно считать счастьем, которого на нашем острове Мэги не пришлось изведать.

— А что стало с Декланом? — заинтересованно спросила Лора, отодвигая уже пустую тарелку.

— Сначала он не мог поверить, что жена сбежала, а потом... Стал говорить, что ее забрали феи, — Эйдан подмигнул Эне, и та, как и мать, отодвинула тарелку, только почти нетронутую. — А потом исчез и он сам. Только через неделю в деревню вернулся его конь с мертвым телом хозяина, привязанным к седлу — кто и что сотворил с Декланом, неизвестно. С тех пор у нас нет в деревне волынщиков, некому обучить, а жаль... Но все же позвольте поиграть для вас на банджо. Дилан, идем! — Эйдан поднялся из-за стола, так и не тронув тарелку. — Обещанный сюрприз, —улыбнулся он Лоре.

Эна сжала веки, почувствовав на ресницах слезы. Вот Эйдан и рассказал историю, про которую упомянул Малакай. Лошадь, всадник... Как Эйдан мог все это подстроить? Как он мог вовремя вернуть лошадь в конюшню, чтобы Малакай не обнаружил пропажи? Он планомерно сводит ее с ума. Сам-то явно давно не в себе, ведь разумное объяснение его действиям возможно найти только в справочнике по психиатрии. Вот сын с кошкой вполне себе объяснимо, но не отец, играющий с куницами, воронами и лошадьми...

Сейчас в простой клетчатой рубашке, чисто выбритый и не взявший в рот и капли, Эйдан являл собой идеал ирландского семьянина. Но Эна прекрасно видела за картинным фасадом ночного дикаря. Его семья явно знает о существовании второго Эйдана, и только для ее собственной матери он оставался милым соседом. Особенно в обнимку с банджо.

Они с матерью устроились рядышком в плетеных креслах. Кэтлин присела в углу на табурет, хотя Эна поначалу думала, что к гитаре и банджо присоединится и арфа. Дилан чуть не выронил гитару и явно разозлил отца своей рассеянностью, хотя на лице Эйдана продолжала сиять вымученная гостеприимная улыбка. Если он держится из последнего, то после их ухода разразится скандал, и тогда Эна обязательно встретится с ночным гостем. Но теперь у нее есть собака, которая учует запах виски за версту.

— А это наш сюрприз, — Эйдан свирепо взглянул на сына. — Ты начинаешь.

Дилан играл, Эйдан пел, иногда подбрянцивая на банджо. Исполнить они решили не больше не меньше — песню калифорнийских золотоискателей, которую Эна разучивала еще в начальной школе, а эти двое, судя по соскальзывающим со струн пальцам Дилана, выучили за час до прихода гостей. Но память у Эйдана оказалась отменной — вместо детского упрощенного варианта, он исполнил полный.

По пещерам, по каньонам С нами золото искал Он в году сорок девятом Вместе с дочкой Клементайн.

Дорогую, дорогую,

Дорогую Клементайн Потеряли мы до срока,

В том я, братцы, виноват.

Хороша, легка как феи,

А размер девятый ног.

Заменить ногам сандалии От селедки ящик мог.

Ровно в девять к водопою Всякий день гусей гнала.

Зацепилась раз ногою И в пучине смерть нашла...

Дорогую, дорогую,

Дорогую Клементайн Потеряли мы до срока,

В том я, братцы, виноват.

Я рубиновые губы Долго видел из воды...

Не умел я плавать, братцы,

И не спас ее, увы.

Мне бы удочку, не кирку,

Взял бы деву на крючок И на леске, как за шкирку,

Из воды бы приволок.

Дорогую, дорогую,

Дорогую Клементайн Потеряли мы до срока,

В том я, братцы, виноват.

На кладбище, средь каньона,

Клементайн спокойно спит,

И над ней из роз корона Как рубинами блестит.

Стала в снах ко мне являться,

Пенным саваном маня,

Я с живой нацеловался.

С мертвой — дудки, чур меня.

Как скучал я, как скучал я по любимой Клементайн,

Но, вкусив уста сестрицы, позабыл о Клементайн.

От довольной улыбки матери Эну бросило в дрожь, а когда та стала подпевать, Эне захотелось заткнуть уши. Дилан не поднимал глаз. В доме явно грозила разразиться буря. Не настолько, знать, Эйдан и сумасшедший — умеет держать лицо, когда захочет. Только Эну больше не проведешь добрыми улыбками. Она знает, как быстро домашняя кошечка превращается в лесу во льва.

— Сыграй для нас, пожалуйста, на банджо что-нибудь из настоящего ирландского.