Эзотерический мир. Семантика сакрального текста

Реальная жизнь — это ежедневная тяжелая работа, рутина с ее постоянной борьбой и конфликтами, это — тщеславие, жажда самоутверждения, успех и скорбь — вот что составляет обширное поле жизни. То, что мы называем жизнью — это приобретения и потери в процессе битвы, это нескончаемая погоня за наслаждением.

В отличие от этого или как противоположность этому возникает то, что называют религиозной или духовной жизнью. Но противоположное содержит семена того, что ему противополагается; хотя это и может казаться иным, по это так. Вы можете сменить внешние покровы, но внутренняя сущность того, что было, и порождение мысли, которая создаст все новые конфликты, предела не имеют. Все это мы знаем. Быть может, нам говорили другие или, возможно, мы почувствовали это сами. Все это мы называем жизнью.

Религиозная жизнь не находится но ту сторону реки, она здесь, на этой стороне, где совершается весь тяжкий груд человека…

Таким образом, вопрос фактически сводится к следующему: возможно ли уйти от этого шаблона? Ужасающий хаос и бедствия порождены мыслью, именно она стала на пути религии и религиозной жизни. Мысль считает, что она может уйти от построенной ею модели, по если она попытается это сделать, получится снова акт мысли. Мысль не есть реальное, она лишь создает новую иллюзию.

Освобождение от созданного мыслью шаблона — это не акт мысли. Вот что нужно ясно понять, ибо в противном случае вы снова попадете в сети мысли. По сути дела, ваше «Я» — это связка воспоминаний, традиций, знания тысяч вчерашних дней. Когда прекратится страдание, а страдание — результат мысли, тогда вы сможете высвободиться из мира войн, ненависти, зависти, насилия. Этот акт высвобождения и является религиозной жизнью. В религиозной жизни нет никаких верований, ибо в ней нет завтрашнего дня.

— Не требуете ли вы невозможного? — спрашивает у Кришнамурти собеседник. — Не требуете ли вы чуда? Как могу я выйти за пределы всего этого без помощи мысли? Мысль есть все мое существо.

— Вот в этом все дело. Та сущность, которая является мыслью, должна перестать существовать. Эгоцентризм как таковой со всеми его проявлениями должен легко и естественно умереть. Только с приходом этой смерти начинается новая, истинно религиозная жизнь».

Итак, мысль «должна перестать существовать», мысль несет в себе все пороки культуры, она поддерживает и культивирует их. Призыв отказаться от обусловленной культурой мысли (объективизированного ума) звучит и у Н. Бердяева. Вспомним его страстный призыв: «Не только творческая мысль, но и творческая страсть, страстная воля и страстное чувство должны расковать затверделое сознание и расплавить представший этому сознанию объективный мир». Расплавить— то можно, но что дальше, что останется и как жить? Может быть, все-таки ум, но правильный, свободный от культуры, не обусловленный временем, может разрешить наши проблемы и указать выход? Кришнамурти отвечает на это: нет и нет.

«Интеллект ни в какой мере не разрешит наших проблем. Мысль многочисленными путями пыталась преодолеть затруднения и выйти за пределы страха и тревог. Мысль построила церкви, создала спасителей, гуру, мысль придумала разделение на национальности, внутри нации мысль разделила людей на разные сообщества, классы, воюющие друг с другом. Мысль отделила человека от человека, а создав анархию и великую скорбь, начинает изобретать способы объединения людей. Что бы ни делала мысль, она неизбежно порождает трудности и тревоги»,

Однако не слишком ли много чести для ума, интеллекта? Разве ум так уж всемогущ, разве он строит бытие? Безусловно, ум поддерживает и бытие, и культуру, и психологический тип человека, но только поддерживает, а не порождает. Существуют более могущественные силы, более общие, фундаментальные реальности, ответственные за бытие. Мысль сама следует за ними, опирается на них. Мысль и интеллект вообще не могут разрешить вечных проблем, перестроить жизнь или построить ее. Мысль проверяет себя, свой поиск и выбор, свои конструкции в жизни, в общении, в деле, в культуре. С одной стороны, Кришнамурти вроде бы сам говорит об обусловленности мысли культурой, традициями, памятью, с другой же — трактует ум чуть ли не как злого космического демона, создавшего назло людям противоречивый мир, борьбу, страдания, обман и т. п. Но все становится более или менее на свои места, если предположить, что Кришнамурти так же, как и Шри Ауробиндо, чужд идее культуры. Хотя он и говорит нередко о культуре, но понимает ее не в европейском смысле (т. е. как систему опосредования, как целое, определяющее все основные процессы жизни), а иначе. Для Кришнамурти культура — это тот же продукт ума, та же Майя. В данном случае он мыслит как Будда: мысль (знание) — это бытие, бытие — это мысль. Однако если Будда говорит: ложная мысль — ложное бытие, истинная мысль — истинное бытие (Нирвана), то Кришнамурти формулирует несколько иначе: всякая мысль — ложна, любое бытие, заданное мыслью, — ложно (ведет к страданиям, конфликтам, обману и т. п.). Ум по Кришнамурти напоминает демиурга, самостоятельно творящего противоречивый, конфликтный, неустроенный мир. Но ведь это ум человека, ум в человеке. Кришнамурти понимает, что ум и культура (традиции, верования, знания, ценности и т. п.) — взаимообусловлены, но точно так же он знает (уже в своей собственной эзотерической традиции умозрения), что ум — это не «Я», не истина, не реальность. Отсюда парадоксы: ум находится в человеке и вне его, порождает мир и обусловлен миром, ум — все и ничто.

7

В методологии анализ обусловленности мысли, ума, видения, отказ от существующей в культуре объективации (как задающей единственную реальность, объективное как таковое, как оно есть «на самом деле») называется «распредмечиванием». Кришнамурти и Н. Бердяев настаивают, следовательно, на распредмечивании мира; важность этой установки трудно переоценить. Однако распредмечивание — это не самоцель, а подготовка почвы для нового цикла познания и творения мира, для новых «опредмечиваний». Но Кришнамурти и Н. Бердяев фактически отрицают этот тезис: их пафос, идея фикс прямо противоположны методологическому подходу. Они отрицают необходимость опредмечивания, любой остановки и кристаллизации мира. Вместо опредмечивания они предлагают выход в трансцендентальную сферу. Кришнамурти говорит: нужно отбросить ум, нужно умереть, необходима свобода, творчество и тогда придет Реальность:

«Деятельность памяти, действия знаний, конфликт противоречивых желаний, искание свободы — все это включено в мозг, мозг может сделаться более тонким, расширить, накопить свои желания, но страдания будут продолжаться. Страдания не могут прийти к концу, пока мысль — только ответ памяти, опыта. Существует «мышление», рождающееся из полного опустошения ума, в этой пустоте нет центра и поэтому возможно нескончаемое движение. Из этой пустоты рождается творчество, но это не то творчество, которое складывается человеком. Творчество пустоты — это любовь и смерть…

Мысль как таковая является источником страха. Мысль — это время, это завтрашний день с радостями и страданиями; если он обещает радость, мысль старается его удержать, боится его окончания; если он несет страдания, процесс, происходящий от желания избежать страдания, есть страх. И радость, и страдание приносят страх. Время-мысль и время-чувство приносят страх. Страх прекращается только при понимании мысли, всего механизма памяти и опыта. Мысль составляет весь процесс сознания, явного и скрытого; мысль не только тот предмет, о котором мыслят, она имеет собственную сущность. Мысль — это не только верование, догма, идея и рассудок, но и центр, из которого все это исходит. Центр — источник страха. Но что происходит в этом центре — просто ощущение страха или осознание причин страха, от которых летит мысль? Физическая самозащита — нормальное, правильное и здоровое чувство, но все формы внутренней самозащиты являются сопротивлением, собирающим силы, которые и являются страхом. Этот внутренний страх превращает внешнюю безопасность в проблему класса, престижа, власти, и так возникает конкурентная борьба и беспощадность.

Когда весь процесс мысли, времени и страха понят не как идея или интеллектуальная формула, тогда полностью прекращается страх, сознательный и скрытый. Самопознание — пробуждение прекращения страха.

И когда страх пришел к концу, тогда прекращается также возможность зарождения иллюзий, видений с их надеждами и отчаянием, и только тогда начинается выход за пределы сознания с его мыслями и чувствами. Это опустошение самых глубоких тайников, уничтожение глубоко скрытых желаний. И когда достигнута эта полная опустошенность, когда прекращается абсолютно все — влияния, оценки, границы, слова, — тогда в этом безмолвии времени-пространства появляется то, чему нет имени».

Н. Бердяев вторит Кришнамурти: нужно отказаться от падшего мира, необходим прорыв в Трансцендентальное, приобщение к Несотворимой Свободе, к тайне, и лишь тогда Личность обретет себя. Он пишет:

«Углубление моего философского познания привело меня к идее объективации, которую я считаю для себя основной и которую обыкновенно плохо понимают. Я не верю в твердость и прочность так называемого «объективного» мира, мира природы и истории. Объективной реальности не существует, это лишь иллюзия сознания, существует лишь объективация реальности, порожденная известной направленностью духа. Объективированный мир не есть подлинный реальный мир, это есть лишь состояние подлинного реального мира, которое может быть изменено. Объект есть порождение субъекта. Лишь субъект экзистенциален, лишь в субъекте познается реальность…