Фабрика мертвецов

Только тут, хорошенько присмотревшись, Митя понял, что в проеме меж «плеч» железного чудища сидит человек.

– Я надеялся, что удастся обучить какого-нибудь любознательного юношу из местных…

– Шоб наши мужики на оту монстру полезли – та ни Боже мой! – покачал головой урядник.

– Желающие нашлись, но приучить их заботиться о паро-боте не представляется возможным: они недоливают воду, забывают его включенным, а чистить и смазывать автоматон их можно заставить только под страхом смертной казни.

– Та шо ж сразу казнить, можно ж сперше по мордасам.
– осуждающе начал Гнат Гнатыч.

– Я не бью своих работников «по мордасам», я их увольняю.

– От я и кажу – чого ж сразу казнить!

Митя их не слушал – у него аж в груди ныло! Паро-бот… Он должен забраться в эту штуку и закатать, или покопать или как его… поборонить… Ну почему их пригласили Шабельские, у которых так много дочек… и всего один паро-кот! Остановись они у Штольцев, он бы нашел случай… Хотя сядь он в паро-бот, Алексей непременно об этом узнает – и начнет измываться, что Митя в крестьяне подался. Где этому провинциальному ничтожеству понять чистый восторг перед автоматоном… но так и впрямь можно опозориться – и поди докажи потом, что ты светский человек, скажут: землю пахал… Но видеть паро-бот – и даже не попробовать? Митя почувствовал, что его душа разрывается на части – и с ненавистью поглядел на катящего впереди Ингвара. Репутации никакой – и делай, что хочешь: хоть на паро-телеге, хоть на паро-боте. А еще за Лидией ухаживает… Не слишком ли много для германца из простого рода?

Ингвар, даже не догадывающийся, какой он счастливчик, все гнал паро-телегу меж полями. А трупы в кузове опять стали подпрыгивать, хоть дорога и ровная.

Крикнуть Митя не успел – просто потому, что в этот раз не поверил себе сам. Солнце же светило! Утреннее солнце! Даже тени не было!

Длинный сверток в кузове вдруг сел. Как был, свертком в рогоже, похожим то ли на червя, то ли на серый гороховый стручок. И из этой вот неестественной, невозможной позиции прыгнул. Прямо из кузова. Взвился в воздух.

Ингвар, не замечая, продолжал гнать паро-телегу вперед.

Картина отпечаталась в глазах Мити, как изображение с модной серебряной фотопластины. Утреннее небо, чистое, точно его ночью тщательно протерла заботливая прислуга. Едва поднявшееся над горизонтом солнце уже слепит. И сквозь полуприкрытые веки – темный сверток на фоне золота и голубизны.

Рогожа слетела, и восставший мертвяк рухнул на шею бегущей за паро-телегой лошади. Раздался жуткий всасывающий звук – конь жалобно, протяжно заржал… и упал на подогнувшиеся передние ноги. Выброшенный из седла стражник кувыркнулся через конскую голову, и с размаху грянулся оземь. Его конь еще разок судорожно взбрыкнул точеными ногами и затих.

Перемазанная кровью тварь оторвалась от конского горла… и Митя увидел их недавнего попутчика. Лицо путейца раздулось и казалось омерзительно глянцевым, как туго натянутый кожаный мяч. Синюшные пятна расползлись, покрывая лоб и щеки, в них совершенно утонули пустые темные провалы на месте глаз. Видна была только длинная узкая щель рта – черные, как у пса, губы растянулись, из по-стариковски пустых десен лезли треугольные клыки. С влажным чавканьем лопнули сапоги, выпуская кривые когти. Длинный раздвоенный язык по-змеиному ощупал воздух, и проклюнувшаяся в теле путейца тварь на четвереньках рванула к бесчувственному стражнику.

Истошно ржали живые кони. Каурый урядника взвился на дыбы, отчаянно молотя копытами воздух, а сам Гнат Гнатыч вцепился в узду, пытаясь удержаться в седле. Лошадь второго стражника просто мчалась прочь, унося седока.

Отец очнулся первым – посеребренный клинок вспорол воздух, целясь в обтянутую форменным сюртуком спину. Тварь изогнулась с неожиданным проворством – точно сложилась пополам с запредельной, невозможной для живого существа гибкостью костей. Нож воткнулся в землю. Когти твари вспахали дорогу глубокими бороздами, мертвяк развернулся – и кинулся на отца.

Рывок рычага – автоматон поднялся на дыбы, стальные копыта нацелились мертвяку в морду. Тварь прыгнула и повисла на ноге паро-коня, с диким воем рванула зубами паровой шланг. Тенькнула лопнувшая пружина, раздался пронзительный свист… и струя кипящего пара ударила твари в морду. Стервец истошно завизжал и покатился кубарем. Обезноживший паро-конь принялся заваливаться набок.

– Прыгай! – отец со Свенельдом дружно сиганули из седла.

Пар мгновенно окутал автоматон.

– Вжжжх! – черная тварь рассекла белое облако, перемахнула завалившийся автоматон, и кинулась на людей.

– Банг! – пустивший своего паро-коня наперерез Митя сшиб мертвяка стальной грудью автоматона.

Тот покатился, вскочил…

– Ашшшш! – половина лица мертвяка была сожжена паром, ошметки кожи висели лохмотьями, черная жижа капала на грудь, расплываясь по обшлагам форменного сюртука.

– Bruder [19] ! – Ингвар отчаянно дергал рычаги, пытаясь развернуть паро-телегу… А над плечом у него медленно поднималось раздутое лицо мертвеца. Мите даже показалось, что так страшно оживший Гришка ему подмигнул – жутко выпученный глаз закрылся и открылся – и когтистые лапы схватили Ингвара за шею.

19

Брат! (нем.)

– А-а-а! – Ингвара отдернуло от рычагов, ударило спиной об кузов и тут же выгнуло дугой – мертвяк навис над ним, щеря зубы.

Нож привычно скользнул Мите в руку. Он вскочил в седле… Оставшаяся без управления паро-телега с грохотом пронеслась мимо, а брошенный нож гулко воткнулся в бортик кузова меж мертвяком и Ингваром. Мертвый Гришка повернулся и страшно зашипел.

– Арррр! – вот теперь Митя поверил в дедовскую секиру на стене в поместье Штольцев. Яростный Свенельд на ходу запрыгнул в кузов, схватил мертвеца поперек туловища, рванул, оттаскивая от брата – и вскинув на вытянутых руках, с ревом швырнул под колеса. Паро-телега врезалась в мертвяка, подпрыгнула на колесе, проехавшись ему поперек груди.

И бортом зацепила Митиного паро-коня.

Автоматон шатнуло, так что Митя чуть не вылетел из седла… за шею паро-коня тут же ухватилась когтистая раздутая лапища. Мертвый путеец подпрыгнул, целясь Мите в горло… Митя ткнул его отверткой в широко открытый мертвый глаз!

Отвертка застряла в глазнице, мертвяк отпрянул, точно в страхе, но Митя знал, что это всего лишь остатки памяти живого – убить навия простым железом невозможно. Но все равно врезал по голове мертвяка гаечным ключом, с каждым ударом все больше приходя в отчаяние, потому что мертвяк лез – и ничего ему не делалось!

Отцовский нож вонзился в ладонь навия, и тот повис, бешено ревя и цепляясь за край седла одной рукой. Самого отца не было видно.

И даже оглядеться невозможно, можно только бить, бить, бить…

– Бух! Бух! Бух! – от тяжелых шагов содрогнулась земля, сверху упала тень…

– Блямс! – Митя саданул гаечным ключом, с хрустом ломая навию пальцы, и добавил каблуком в морду.

Мертвяк сорвался. Наконец-то сорвался, оставив на краю седла парочку оторванных пальцев… оскалился, подбираясь, как зверь перед прыжком…