Факир против мафии

Отаров вздохнул и откинулся на спинку кресла.

— Александр Борисович, — заговорил он доброжелательным тоном, — у нас с вами деловая встреча, и я понимаю, что вопросы должны ставиться ребром. И все же…

— Вам нечего бояться, — перебил его Турецкий. — Россия далеко. С такими покровителями, как здесь, в Литве, вам ничего не грозит.

Отаров холодно посмотрел на Турецкого:

— Тогда к чему эти вопросы?

— К тому, что я хочу знать, — жестко ответил Александр Борисович. — Знать, а не предполагать. Знать наверняка.

— Но что вам это даст?

— Душевное равновесие, — ответил Турецкий. — Согласитесь, это немало.

Отаров задумчиво усмехнулся:

— Ну хорошо. Хорошо, допустим, я скажу «нет». И что, вы перестанете меня преследовать?

Турецкий покачал головой:

— Нет. У меня есть доказательства вашей причастности к убийству Канунниковой. Есть показания Юдина и Дашкевича. Если вы скажете, что не причастны к убийству, это будет ложью.

— Тогда какого черта вы спрашиваете?

— Я хочу услышать правду, — упрямо повторил Турецкий.

Отаров пожал плечами:

— Глупость какая-то. Ну хорошо… А если я во всем сознаюсь, что это будет означать для меня?

— Ничего. Вы ведь не на допросе, и я ведь не веду протокол. Но мы расставим все точки над «и». Я, конечно, приложу все усилия, чтобы добиться вашей экстрадиции, но мне наверняка откажут, как отказывают и сейчас. И тогда я просто закрою дело.

— Закроете дело? — Отаров поскреб пальцем упитанный подбородок. — Гм… Это уже интересней. Значит, хотите разобраться по гамбургскому счету? Без протоколов и свидетелей?

— Без протоколов и свидетелей, — кивнул Турецкий.

— Черт! — Отаров издал сухой, колючий звук (должно быть, этот звук обозначал у него смех). — Забавный вы человек! Очень забавный! Но, как говорится, каждый развлекается по-своему.

— И сходит с ума тоже, — тихо добавила Регина.

— Верно, — кивнул Отаров.

— Регина сказала, что у вас мало времени, — напомнил Турецкий. — Хотелось бы, чтобы вы говорили по существу.

— По существу так по существу.

Лицо Отарова стало жестким и холодным, а глаза превратились в две щелки.

— Вы спросили, замешан ли я в убийстве Канунниковой? — с каким-то жутковатым спокойствием заговорил Отаров. — Так вот, «замешан» — это не то слово. Канунникову убили по моему прямому приказу. Но эта троица слишком скверно справилась со своей работой. Только поэтому вы сидите сейчас передо мной и задаете свои дурацкие вопросы.

В лице Турецкого не дрогнул ни один мускул. Он лишь спокойно кивнул, словно услышал то, что собирался услышать (по сути, так оно и было), и спросил:

— Говоря про «троицу», вы имеете в виду Дашкевича, Халимона и Юдина?

— Да, — ответил Отаров, — я имею в виду этих трех болванов. Они должны были действовать расчетливо и умно, но у них для этого не хватило мозгов. Они даже друг друга прикончить не смогли.

— Ну почему же, — усмехнулся Турецкий. — Дашкевич прикончил Халимона по первому разряду. Хватило одного удара ножом.

— А, бросьте, — поморщился Отаров. — Эти болваны так наследили, что на подозрение их не взял бы только полный идиот. Поначалу нам повезло. Этот следователь… ваш предшественник… как его…

— Горшков?

— Да, он. Он был не такой дотошный, как вы. Его полностью устроила версия о самоубийстве Канунниковой. Я слишком рано расслабился, и вот результат. Теперь придется какое-то время торчать в Литве.

Турецкий удивленно поднял брови:

— Вы думаете, вам удастся когда-нибудь вернуться в Россию?

Секунду Отаров молчал, затем сказал, понизив голос и пристально глядя Турецкому в глаза:

— Если вы поможете, то да.

Турецкий прищурился:

— А вы считаете, что я буду вам помогать?

— Будете, — сказал Отаров и сунул руку за отворот пиджака. Перехватив тревожный взгляд Турецкого и усмехнувшись, он достал из кармана авторучку, пододвинул к себе салфетку и написал на ней несколько цифр. Затем повернул салфетку к Турецкому. — Это сумма вашего гонорара, — сказал Отаров. — Согласитесь, это очень большие деньги, и не только для России.

Турецкий бросил взгляд на салфетку и насмешливо спросил:

— Это в долларах?

— В евриках, — в тон ему ответил Отаров. — Я готов дать еще столько же вашему начальнику. Меркулов — так, кажется, его фамилия?

Турецкий кивнул:

— Вы правы. Фамилия моего начальника Меркулов. Но ваши деньги он не возьмет.

— А вы? — спросил Отаров.

— Я тоже.

Отаров прищурился:

— Вы уверены?

— Да, — сказал Турецкий.

— В таком случае, нам больше не о чем разговаривать.

Отаров встал с кресла и протянул Турецкому руку, но, наткнувшись на холодный взгляд следователя, поспешно эту руку убрал.

Турецкий поднялся на ноги, мрачно, исподлобья, посмотрел на Отарова и так же мрачно произнес:

— Я еще не закончил беседу.

Отаров поморщился, он терпеть не мог, когда с ним разговаривали грубо. Потом сказал:

— Это не важно. Главное, что ее закончил я. Вам пора уходить.

— Я еще не закончил беседу, — упрямо повторил Турецкий. — А теперь слушайте меня внимательно, Отаров: не пытайтесь спрятаться от меня, потому что я вас достану даже из-под земли. Я добьюсь вашего ареста, чего бы мне это ни стоило. Жизнь на это положу, но добьюсь. Вы все поняли?

Отаров побагровел. Глаза его налились кровью, в них клокотало бешенство. Но он сумел взять себя в руки и сказал совершенно спокойным голосом:

— Понял, понял. Вы вернетесь и арестуете меня. А потом посадите в «турьму», и я там сгнию на нарах. О господи, если бы вы знали, сколько раз я слышал подобные обещания… — Он устало посмотрел на Турецкого. — Ну теперь-то вы уйдете?

Турецкий молчал, буравя бандита мрачным взглядом.

— Что ж, если хотите, оставайтесь, — пожал плечами Отаров. — Я желал бы немного поразвлечься с моей девочкой, но мы вполне можем развлечься и втроем. Правда, золотце? — Он повернулся к Регине и похабно подмигнул ей.