Факир против мафии

Удар Турецкого был коротким и сильным. Отаров резко отшатнулся и, взмахнув руками, повалился в кресло. Тряхнув головой, он выхватил из-за пояса пистолет и направил его в грудь Турецкому. Глаза бандита сверкали сухим, бешеным блеском.

— Ты об этом пожалеешь, — глухо произнес он и, сплюнув кровь на пол, повторил: — Сильно пожалеешь.

— Может быть, — согласился Турецкий, потирая ушибленный кулак. — Но сейчас я получил огромное удовольствие. И вот теперь можно уйти.

Он повернулся. Регина молча встала, чтобы проводить Турецкого до двери, но Отаров прикрикнул:

— Сиди!

Регина остановилась, но тут уже Турецкий схватил ее за плечо и с силой развернул к себе.

— Петров уже сидит, — жестко сказал он. — Сядете и вы. На вашем месте я бы пошел в полицию и во всем признался.

Регина сбросила руку Турецкого со своего плеча.

— Как знаете, — сказал ей Турецкий.

Он вышел в прихожую, открыл дверь и покинул квартиру. На его губах застыла холодная усмешка.

5

Турецкий забрался в машину к Грязнову и быстро спросил:

— Ну как?

— Слушай сам, — ответил Вячеслав Иванович Грязнов и нажал на кнопку пуска.

Из маленьких динамиков ноутбука, лежащего на коленях Грязнова, донеслось:

«— Вы спросили, замешан ли я в убийстве Канунниковой? Так вот, „замешан“ — это не то слово. Канунникову убили по моему прямому приказу. Но эта троица слишком скверно справилась со своей работой. Только поэтому вы сидите сейчас передо мной и задаете свои дурацкие вопросы…»

Грязнов остановил запись и улыбнулся:

— Ну как? Годится?

— Не то слово, старина, не то слово! — Турецкий не скрывал своей радости.

— Регина ничего не заподозрила? — поинтересовался Вячеслав Иванович.

— Что ты! Я так крепко сжал ее в объятиях, что она и вздохнуть не могла, не то что думать.

— Ловкач, — резюмировал Грязнов. — Тебе бы брачным аферистом работать, а не сыщиком. Где он?

— Вот, держи. — Турецкий протянул Грязнову чип размером с булавочную головку. — Я прицепил его к плечу Регины. А потом снял.

Вячеслав Иванович взял чип и аккуратно положил его в картонную коробочку. После чего вытер со лба воображаемый пот, облегченно вздохнул и сказал:

— Слава богу. Надеюсь, ты его не сломал? Эта штука стоит дороже, чем мы с тобой, вместе взятые.

Грязнов повернулся к Турецкому. Тот молча смотрел в окно.

— Эй! — негромко окликнул его Вячеслав Иванович. — Саня, ты что, уснул?

Турецкий повернулся к другу — лицо его было озабоченным и нахмуренным.

— Что такое? — насторожился Грязнов.

— Показалось, что кто-то за нами наблюдает, — ответил Турецкий.

— Где?

Александр Борисович качнул головой в сторону темной улицы:

— Там, за углом. Какая-то тень.

— Ерунда, — небрежно сказал Грязнов. — Ты не кошка, чтобы видеть в темноте. Просто показалось.

— Да, наверное. — Турецкий провел ладонью по лицу, словно смахивал с него паутину наваждения.

Грязнов покосился на него и весело спросил:

— Здорово хоть ему двинул?

— Нормально, — ответил Турецкий.

Грязнов вздохнул:

— Завидую. Как говорится, кому алмазы, а кому — без мазы. Теперь главное, чтобы Климас добился для нас аудиенции у генерального прокурора. Кстати, самое время позвонить ему, как считаешь?

Турецкий кивнул:

— Звони.

Грязнов достал из кармана мобильник и набрал номер генерального комиссара:

— Алло, господин Климас… Да, я. Здравствуйте. Как там насчет нашей просьбы? Да, насчет встречи с Иодалисом… Когда?.. Угу. Ясно. Хорошо, мы будем… Обижа-аете. Опоздать на встречу к генпрокурору — это как опоздать на встречу с Господом Богом… И вам того же. До свидания.

Вячеслав Иванович отключил связь и убрал трубку в карман.

— Ну что там? — спросил Турецкий.

— Встреча состоится завтра утром. Генпрокурор дал нам пятнадцать минут.

— Это прогресс, — усмехнулся Александр Борисович.

Грязнов вопросительно посмотрел на друга:

— В смысле?

— Обычно мне дают не больше пяти минут, — ухмыляясь, объяснил Турецкий. — В сравнении со всеми другими господин Иодалис добр, как сказочная фея.

Грязнов пожал плечами:

— Посмотрим, что скажет «фея», прослушав эту запись.

Турецкий кивнул:

— Посмотрим.

Кабинет генпрокурора Литвы не отличался буржуйскими изысками. Все здесь было скупо и функционально, никаких украшений. Хотя мебель была сделана из красного дерева, а диван в центре кабинета был обит мягчайшей коричневой кожей, что, похоже, немало смущало и самого генпрокурора, поскольку, едва поздоровавшись с Турецким и Грязновым, он как-то неловко закашлялся и отвел глаза.

— Значит, вы хотите, чтобы мы задержали Отарова? — начал Иодалис.

— Именно, — подтвердил Турецкий. — Задержали и получили в суде санкцию на его арест.

Турецкий ожидал, что генпрокурор будет юлить, темнить, ссылаться на разные инстанции и заниматься бюрократической демагогией, однако Иодалис ответил просто и предельно откровенно.

— Это невозможно, — сказал он. — Если я посажу Отарова, то следом за ним я должен посадить и еще кое-кого. А именно — человека, на которого я, собственно говоря, и работаю. А еще точнее — человека, на которого работаем все мы, литовские чиновники.

— Вы работаете на народ, — вмешался в разговор Грязнов.

Иодалис холодно на него посмотрел и сказал:

— Мы работаем на того, кого избрал народ. А у меня нет оснований сомневаться в репутации этого человека.

— И именно поэтому вы связываете его имя с именем русского мафиози Отарова? — вновь осведомился Грязнов.

— Господин Грязнов, не нужно ловить меня на слове. Вы прекрасно знаете, какая сейчас ситуация в Литве. Сплетни плодятся ежедневно, а наша пресса с удовольствием их подхватывает. Представляете, какая буря поднимется, если я арестую человека, руководствуясь одними только сплетнями и домыслами?