Факир против мафии
Шрифт:
— Ох и Турецкий! Ох и голова! Он и помощников нашел себе под стать! Этот шпик до сих пор во дворе?
Регина, все еще улыбаясь, покачала головой:
— Нет. Я накормила его булочками и отправила домой, спать. Он, в общем, славный парень. Ну а то, что плохой детектив, так не всем же быть профессионалами.
Отаров пристально посмотрел на Регину. Его холодные глаза при этом ничего не выражали.
— Сердобольная ты, — сказал он без всякой интонации. — Хотя вся твоя сердобольность от хитрости. Значит, ты затащила парня домой. Ну и что еще он тебе рассказал?
— Больше
— Датчик? — удивился Отаров. — Как же тебе удалось?
— Ящик плохо прибит, — объяснила Регина. — И когда я открываю дверь, он легонько стукается об доски. А вчера утром стук изменился. Стал глуше. Я сразу поняла, что там что-то есть, в зазоре между ящиком и дверью. Я проверила и нашла маленький чип. Примерно такой, как ты мне давал. Помнишь, в прошлом году? Ну тот, который я оставила в кабинете у…
— Достаточно, — сказал Отаров. — Я помню. Значит, чип… — Он ненадолго задумался, затем попросил: — Расскажи-ка мне, золотце, обо всем этом поподробней. Как ты с ним познакомилась, о чем вы говорили?
Регина во всех подробностях рассказала Отарову о своем знакомстве с «Иваном». Отаров слушал внимательно. Несколько раз за время рассказа его губы раздвигались в самодовольную ухмылку.
— Что ж, — сказал он, когда она закончила рассказ, — в тупость Турецкого трудно поверить, но ведь и на старуху бывает проруха. — Отаров глянул на длинные, стройные ноги Регины. — Значит, сейчас этот твой Иван за нами не наблюдает?
— Машины его нет. Да хоть бы и наблюдал, что с того?
— В самом деле, — кивнул Отаров. — Тогда давай больше не будем об этом говорить. Лучше накапай мне полтинничек моего любимого. У тебя есть?
— Всегда, — улыбнулась Регина.
Она гибко, как кошка, поднялась с дивана и пошла к барному шкафчику. И уже через пять минут на журнальном столике красовались бутылка «Камю», блюдце с тонко нарезанным лимоном, маслины и широкий бокал.
— А ты? — поднял брови Отаров.
— Ты ведь знаешь, я не пью коньяк.
— А как насчет шампанского? Я поставил в холодильник две бутылки.
Регина покачала головой:
— Нет, что-то не хочется. Голова побаливает. Наверно, из-за погоды.
— Ну как знаешь. Тогда я выпью за тебя. — Отаров налил себе в бокал коньяку и провозгласил: — Твое здоровье!
Сделав большой глоток, Отаров посмотрел на Регину, хлопнул ладонью по коленке и сказал:
— Иди сюда.
Регина послушно встала с кресла, грациозно уселась Отарову на колени и обняла его гибкими, тонкими руками за багровую шею.
— Ты моя прелесть, — улыбнулся он и потерся об ее шелковистую щеку. Затем залпом допил коньяк до дна, поставил бокал и сильным движением прижал Регину к себе. — Ты даже не представляешь, как много ты для меня значишь, — с необычной нежностью в голосе произнес Отаров. — А ты? Я что-нибудь значу для тебя?
— Конечно, — проворковала Регина, целуя Отарова в мясистые
губы. — Ты — мой единственный мужчина. Ты ведь об этом знаешь.Отаров расплылся в улыбке, но тут ему на ум пришло что-то нехорошее, и глубокая поперечная морщина прорезалась на его широком лбу. Отаров прищурился:
— А как насчет этого следователя? — спросил он неприятным, подозрительным голосом. — Ему ты говорила то же самое?
Но Регина не рассердилась. Вместо этого она соблазнительно улыбнулась, расстегнула верхние пуговицы на рубашке Отарова, запустила под ткань руку и стала нежно поглаживать его по волосатой груди.
— Даже когда ты несешь полную чушь, — хрипло сказала она, — ты мне все равно нравишься.
В горле у Отарова заклокотало.
— Ты самая соблазнительная баба на земле, — грубо сказал он, запуская правую руку ей под юбку и поглаживая бедро. — И когда-нибудь это тебя погубит.
— Я знаю, — ответила Регина чувственным полушепотом. — Но лучше пусть меня зарежут, чем я умру от старости или болезни. Я сама выбрала эту судьбу.
— Детка, такими разговорами ты накличешь на себя беду, — строго сказал ей Отаров. — И вообще, ты слишком часто говоришь о судьбе. Как сказали бы мои русские партнеры по бизнесу, все это «гнилой базар» и «нездоровая канитель». А судьбы никакой нет. — Отаров сжал левую руку в кулак и тряхнул им в воздухе. — Вот она — судьба! Кто сильнее, тот и судьба. И не только для себя, но и для окружающих. Мы с тобой — сильные, значит, мы сами себе судьба.
— Мне бы твою уверенность, — улыбнулась Регина. — Но я всего лишь женщина. Какой бы коварной и холодной меня ни считали.
— Именно это мне в тебе и нравится, — сказал Отаров, поглаживая бедро Регины. — Вот эта смесь свирепости и слабости. Никогда не знаешь, что ты сделаешь в следующий момент — поцелуешь или укусишь, заплачешь или зарычишь. Это меня заводит. Слушай, а может, я извращенец?
Регина улыбнулась:
— Не без этого.
— И тебе не страшно иметь дело с извращенцем?
— Нисколько. Даже наоборот.
Рука Отарова скользнула выше под юбкой у Регины. Регина прикрыла глаза и закусила губу. Отаров усмехнулся, он хотел поцеловать ее, но тут вдруг лицо его исказилось, словно сведенное судорогой, и он схватился рукой за живот.
Регина недоуменно посмотрела на любовника:
— Что случилось?
— Ч-черт, — простонал Отаров. — Что за… Слезь! — вдруг рявкнул он.
Регина соскочила с его колен. Отаров переместил руку ближе к правому боку и согнулся пополам.
— Да что случилось? — недоумевала Регина. — Что с тобой?
— Болит… — прохрипел Отаров. — Здесь… справа.
— Справа? — Регина присела рядом с Отаровым на корточки и тревожно заглянула ему в лицо. — Ты сказал, что болит справа?
Отаров побледнел, на его широком лбу крупными каплями выступил пот.
— Да, черт возьми, — процедил он сквозь стиснутые зубы.
Регина нахмурилась.
— Это аппендицит, — сказала она. И добавила мягко, с сочувствием в голосе: — Успокойся. Я вызову «скорую».