Факт или вымысел? Антология: эссе, дневники, письма, воспоминания, афоризмы английских писателей
Шрифт:
Пятнадцатого декабря мистер Ховард сообщил, что шум по поводу моего исчезновения немного поутих. В районе, где располагаюсь шахты, никаких следов беглеца обнаружено не было. Бурские власти теперь придерживались мнения, что я прячусь в Претории в одном из домов сторонников Британии. Они не верили в то, что я мог ускользнуть, из города. При таких обстоятельствах этой ночью можно было даже прогуляться по фельду, и если все будет спокойно, то на следующий день я могу перебраться в одну из задних комнат служебного помещения. С одной стороны, мистер Ховард казался абсолютно спокойным, с другой, был чрезвычайно взволнован нашей авантюрой. Таким образом, я отправился на замечательную прогулку под луной и подышал восхитительным свежим воздухом, а вслед за тем, немного раньше назначенного времени, переселился во внутреннюю комнату служебного помещения, устроившись за упаковочными ящиками. Здесь я провел три дня, по ночам выходя на прогулки по бесконечной равнине в сопровождении
Шестнадцатого декабря, на пятый день моего побега, мистер Ховард сообщил мне, что он придумал, как помочь мне перебраться через границу. От шахты шла ветка, соединявшаяся с главной железной дорогой. По соседству здесь живет голландец по фамилии Бюргенер, которой собирается отправлять груз шерсти на Делагоа-Бей девятнадцатого декабря. Этот человек весьма расположен к англичанам. Мистер Ховард уже поговорил с ним, посвятив его в наш секрет, и он согласился оказать нам поддержку. Товар мистера Бюргенера упакован в большие тюки, которые займут два или три больших вагона. Они будут загружаться со стороны шахты. Тюки можно положить таким образом, чтобы между ними осталось небольшое место в центре вагона, где можно было бы меня спрятать. После погрузки тюки покроют сверху брезентом, и маловероятно, что вагоны станут обыскивать на границе, если оболочка будет нетронутой. Согласен ли я использовать этот шанс?
Я волновался за исход предприятия в большей степени, чем за что-либо другое со времени моего побега. Когда путем невероятных усилий человек добивается труднодостижимой цели и наслаждается этим ощущением в течение нескольких дней, перспектива потерять все разом становится невыносимой.
Я уже считая свободу делом решенным, и мысль о том, что у меня не будет возможности действовать, находясь полностью во власти непредсказуемых действий пограничников, крайне тревожила меня. Возможно, я бы даже предпочел отправиться в путь по фельду с проводником и пони и вдали от людей шаг за шагом пробираться через обширную территорию бурской республики, чем подвергаться такому суровому испытанию. Однако, в конце концов, я принял предложение моего благородного спасителя, и мы начали приготовления.
Возможно, я бы волновался еще больше, если бы прочел в британских газетах сообщения следующего содержания:
Претория, 13 декабря. — Несмотря на то, что побег мистера Черчилля был тщательно спланирован, у него практически нет шансов добраться до границы.
Претория, 14 декабря. — Сообщается, что мистера Черчилля поймали на пограничной железнодорожной станции Комати-Поорт.
Лоренсу-Маркиш, 16 декабря. — Поступило сообщение, что мистер Черчилль был задержан в Вотервал-Бовене.
Лондон, 16 декабря. — Относительно побега мистера Черчилля из Претории выражаются опасения, что его в скором времени могут поймать и если поймают, то есть вероятность, что расстреляют, и т. д.
Или если бы узнал об обещанном за меня вознаграждении из объявлений о моей поимке, которые распространялись повсеместно и были развешены вдоль железной дороги.
Я очень рад, что тогда не имел обо всем этом ни малейшего понятия.
Восемнадцатого декабря день тянулся очень медленно. Насколько я помню, большую часть времени я провел за чтением романа Стивенсона «Похищенный». Захватывающие страницы этой книги, в которой описывается побег Дэвида Бэлфура и Алана Брека через горную долину, пробудили во мне ощущения, с которыми я был знаком не понаслышке. Быть беглецом, быть преследуемым и разыскиваемым — само по себе тяжелое психологическое переживание. Опасности на поле брани, шальные пули и артиллерийские снаряды — это одно. Но когда тебя преследует полиция — это совсем другое. Необходимость скрываться и обманывать порождает чувство вины, подрывающее твое моральное состояние. Осознание того, что в любую минуту на твоем пути может кто-то встретиться — неважно, должностное лицо или любой прохожий, — и спросить: «Кто ты?», «Откуда ты?», «Куда ты идешь?» — вопросы, на которые ты не можешь дать вразумительного ответа, крайне подрывает уверенность в себе. Всеми фибрами души я боялся испытания в Комати-Поорт. Но я понимал, что должен пройти через это испытание со страхом и смирением, чтобы заслужить благоприятный исход.
Тут мои размышления прервали ружейные выстрелы совсем неподалеку, а вслед за ними еще несколько. Зловещее предположение промелькнуло в моем мозгу. Это буры! Ховард и кучка британцев вступили с ними в неравный бой в самом сердце вражеской страны. Мне было строго-настрого запрещено покидать мое убежище. Следуя указаниям, я оставался за ящиками, пребывая в сильнейшем волнении. Вскоре стало ясно, что мои опасения напрасны. Из служебного помещения до меня донеслись голоса и смех. Похоже, там происходил приятный дружеский разговор. Я вернулся к своему товарищу Алану Бреку. Наконец голоса смолкли. Вслед за тем моя дверь приоткрылась,
и в дверном проеме появился бледный и чем-то озабоченный мистер Ховард. На его лице, однако, была широкая улыбка. Он закрыл за собой дверь и медленно подошел ко мне, находясь, по-видимому, в весьма приподнятом настроении.– Здесь был фельдкорнет, — сказал он. — Нет, он не вас искал. Он сообщил, что вас поймали вчера в Вотервал-Бовен. Но я не хотел, чтобы он тут рыскал, поэтому предложил ему пострелять из ружей по бутылкам. Он выиграл у меня два фунта и уехал страшно довольный. На сегодня все готово, — добавил он.
– Что я должен делать? — спросил я.
– Ничего. Следовать за мной, когда я приду.
В два часа утра девятнадцатого декабря я оделся, ожидая сигнала. Дверь отворилась. Появился мой хозяин. Он поманил меня рукой. Никто из нас не проронил ни слова. Он вывел меня через главное помещение к боковой железнодорожной ветке, где стояли три огромных полувагона. На их фоне двигались три фигуры, освещенные лунным светом. Очевидно, это были мистер Дьюснап и шахтеры. Группа кафров загружала в последний из вагонов огромный тюк с шерстью. Ховард направился к первому вагону и медленно пошел вдоль него. По пути он сделал мне знак левой рукой. Я ухватился за буфера и увидел перед собой дыру между тюками с шерстью. Отсюда в середину вагона шел узкий туннель, через который легко мог пробраться человек. В центре оказалось достаточно места, чтобы лежать и даже сидеть. Здесь я и устроился.
Прошло три или четыре часа. Сквозь щели в деревянном полу и пустоты между мешками уже стали пробиваться слабые лучи восходящего солнца, как вдруг послышался звук приближающегося паровоза. За этим последовал глухой удар и лязг сцепления. Через несколько минут состав с грохотом тронулся с места, унося меня в неизвестность.
Я приступил к обследованию своего нового жилища и произвел учет имеющегося у меня снаряжения и провианта. Во-первых, я обнаружил револьвер. Это была моральная поддержка, хотя мне трудно было представить, как именно использовать его наилучшим образом, случись такая необходимость. Во-вторых, здесь были две жареные курицы, несколько кусков мяса, буханка хлеба, дыня и три бутылки холодного чая. Путешествие к морю не должно было занять более шестнадцати часов, — впрочем, в военное время могли произойти задержки.
Теперь в мое крохотное убежище проникало достаточное количество света. Деревянные стены и пол пропускали солнечные лучи между трещины, и они находили ко мне дорогу сквозь лабиринты мешков. Пробравшись по туннелю к концу вагона, я обнаружил щель шириной не меньше одной восьмой дюйма, через которую я мог наблюдать за окружающим миром. Я заранее запомнил все названия станций, чтобы следить за движением поезда. Они до сих пор остались у меня в памяти: Уитбанк, Мидделбург, Бергендаль, Бэлфаст, Далманута, Машадодорп, Вотервал-Бовен, Вотервал-Ондер, Эдандс, Ноойдедахт и так далее до станции Комати-Поорт. Пока что мы добрались лишь до первой из них. В этой точке наша ветка соединялась с главной железной дорогой. После двух-трехчасовой задержки нас перевели на другой путь, прицепили к обычному поезду и мы вскоре тронулись на гораздо более внушительной скорости.
Весь день мы ехали на восток через Трансвааль; с наступлением темноты нас, если верить моим подсчетам, поставили на запасную ветку на станции Вотервал-Бовен. Мы проехали почти половину пути. Сколько нас продержат на запасном пути? Может статься, несколько дней, в любом случае до завтрашнего утра наверняка. Пока тянулись бесконечные часы ожидания я лежал на полу вагона и пытался занять себя размышлениями. Я рисовал в своем воображении наслаждение свободой, радость присоединения к нашим войскам, славу героя в случае успешного завершения побега, но в то же время с ужасом думал о неминуемом обыске на границе. Это испытание неумолимо приближалось. Я не мог справиться с охватившей меня тревогой. Меня тянуло в сон. Не мог же я рассчитывать, что мне удастся так долго бодрствовать. Но если я засну, то могу захрапеть! Если же я буду храпеть, пока поезд стоит на запасных путях, то меня могут услышать. А что если меня услышат! Наверное, решил я, будет разумнее все же воздержаться от сна, но вскоре впал в приятную дрему, от которой пробудился только на следующее утро от толчков и лязга сцепления вагонов с паровозом.
Я знал, что между станциями Вотервал-Бовен и Вотервал-Ондер есть очень крутой спуск, где поезд обычно перемещается при помощи зубчатой рейки с шестерней. Когда поезд замедлил ход до трех-четырех миль в час, со скрипом спускаясь по склону, я понял, что в подсчете станций не ошибся.
Далее последовал еще один день тряски в вагоне по вражеской территории до пограничной станции Комати-Поорт, при мысли о которой у меня кровь стыла в жилах. Мы прибыли туда вечером; через щель в досках я увидел, что это был достаточно крупный железнодорожный узел с множеством рельсовых путей и несколькими, стоявшими на них поездами. Вокруг сновал народ. Слышались голоса, крики и свист. Осмотрев окрестности, я вернулся в свое убежище и лег на пол, укрывшись мешковиной. Поезд остановился, а я стал с бьющимся сердцем ожидать дальнейших событий.