Фантастическая четверка: New Age
Шрифт:
– Антоша, мне нужно очень серьезно поговорить с тобой. Но с одним условием: все это останется только между нами.
Мальчик поднял на мужчину полный удивления взгляд:
– Серьезный разговор? Со мной? С чего бы это?
– Много вопросов, друг мой, ты задаешь слишком много вопросов. Все, что тебе нужно – просто довериться мне.
– Довериться? Вам? – скептически хмыкнул Остапчук. – Зачем?
– А хотя бы затем, что я доверяю тебе. Посмотри, разве на мне есть эти очки? – подмигнул Арсений.
Антон посмотрел на ученого повнимательней: и правда, очки, защищающие от внушения, лежали в кармане белого халата
– Как видишь, я не боюсь, как остальные, - продолжил Смирницкий, с удовлетворением замечая, что мальчик медленно раскрывается ему навстречу. Не без опаски, но все-таки идет вперед. – Так вот. То, что я хочу рассказать тебе, должно храниться в строгой тайне. Никому-никому, идет?
– Идет, - согласился ребенок, выжидающе наклонившись вперед.
Арсений Степанович с видом заговорщика наклонился к Остапчуку, и, глядя в его зеленые, словно чайные листья, глаза, шепотом произнес:
– Я придумал, как нам сбежать отсюда: тебе, мне и остальным детям. Ну, и моей сестре, конечно же?
– Сбежать?! – шепот Антона получился слишком громким, и Смирницкий, шикнув на него, заговорил скороговоркой:
– Да, сбежать. Туда, наверх. Но без тебя я не смогу этого сделать.
Мальчик не поверил своим ушам. Арсений Степанович предлагал ему свободу! Солнце, небо и свежесть горного воздуха! Побег, как в фильмах приключений!
От этих мыслей кровь прилила к его щекам, сделав их пунцовыми.
– Я согласен! Когда убегаем? – в глазах Антона читался неподдельный азарт, и Смирницкий мысленно потер руки. Барьер был успешно преодолен.
– Не так быстро, герой, - шепнул он. – Я еще должен предупредить Милену Степановну и точно просчитать все до мелочей. И, в первую очередь, я должен избавить остальных от очков. И вот тогда придет твой час.
– Я должен внушить им что-то?
– Да. Что-то такое, чтобы они не помешали нам сбежать на достаточно приличное расстояние, чтобы не попасться.
– Я подумаю над этим, - торжественно кивнул мальчик.
– Вот и хорошо.
Арсений улыбнулся и вернулся в прежнее положение.
– А теперь пей чай, а то остынет.
Остапчук послушно взял чашку в руки и сделал глоток. Напиток оживил его, и вместе с новой надеждой, подаренной словами Смирницкого, заставил играть мир новыми красками.
========== Побег ==========
– Сегодня, - шепнул Антону Арсений во время очередного осмотра. Мальчик едва сдержался, чтобы не запрыгать от радости и не выдать себя.
Итак, сегодня ночью он, наконец, выберется из этого подземного плена. Он и его друзья освободятся. Отныне не будет медосмотров и распорядка дня, не будет затхлого и немного сырого воздуха. Будет солнце. Да, будет солнце…
Милена не без волнения восприняла идею с побегом, но она достаточно уважала брата, чтобы не согласиться с ним или высказать возможные опасения. Более того, она не могла не признать, что Арсений продумал все, с точностью до мелочей. Поэтому, назначив побег на пятнадцатое мая, Смирницкий дал сестре команду собрать все необходимые документы и деньги, не обременяя себя вещами, тем временем взяв на себя миссию оповестить других детей о плане.
Майя и Гриша заволновались: как так? Побег? Но Антон успокоил их. Он, негласный лидер их коллектива, обладал определенной властью над детьми, и дело было отнюдь не в его способности. Всегда спокойный, уверенный в себе, настойчивый в достижении
своей цели, но… безбашенный и непоседливый, когда дело касалось учебы или монотонной работы, где его кипучей энергии просто необходим был выход.Цветков долго тер переносицу, словно очки в тяжелой роговой оправе натерли там мозоль, мешающую жить, в то время как Оля так и сыпала вопросами: почему? Зачем? Куда? Надолго ли? Арсений терпеливо отвечал, однако чувствовал себя не в своей тарелке, опасаясь, что Бирючинская может каким-то образом, может, даже нечаянно, выдать их тайну. Внушить Антон ей не мог – на других сверхдетей его телепатия не действовала.
Майя же, спокойно, как и всегда, приняла план Смирницкого, едва все стало на свои места. Беридзе любила точность и конкретику, и Оля, выдававшая вопрос за вопросом, отчасти помогла ей выяснить все, что нужно, чтобы в спокойствии провести оставшееся до побега время.
И вот, день Х. Слова слетели с губ, и это означало, что, спустя двенадцать часов (или даже меньше) подземная лаборатория лишится главного своего достижения – детей со сверхспособностями. Арсений сидел за рабочим столом, нервно барабаня карандашом по гладкой белой поверхности и задумчиво нахмурив брови. Волнение не покидало его не на миг – согласитесь, тяжело довериться десятилеткам, какими бы понимающими они бы ни были. Прежде всего, они оставались детьми.
Нервозность Смирницкого не укрылась от проницательного взгляда Егозина, и профессор поинтересовался:
– Что с вами, Арсений Степанович?
– А? Ничего страшного, просто изжога, - моментально нашел повод для отговорки ученый.
– Ну, так выпейте лекарство! На вас даже смотреть жалко, - Николай Алексеевич сочувственно посмотрел на коллегу и участливо улыбнулся. В последнее время ему нравилось работать со Смирницким; создавалось ощущение, что последний месяц команда подземной лаборатории, как и в прежние времена, работает в слаженном тандеме – ученые и медики как единый организм.
– Пожалуй, так и поступлю, - улыбнулся Арсений Степанович и покинул рабочее место, поспешив в медпункт, к сестре.
– Ты готова, Милена? – одними губами прошептал мужчина и, уже громче, попросил чего-нибудь от изжоги.
Женщина немного взволнованно кивнула и дала ему пару таблеток активированного угля. Такой невербальный ответ дал ему достаточно информации, чтобы он мог вернуться в лабораторию, на свое рабочее место.
***
– Оля! Очнись! Ау!
Юра щелкнул перед лицом своей ученицы пальцами, и та, вновь спустившись с небес на землю, растерянно посмотрела на младшего лаборанта:
– А? Что?
– Да что с вами сегодня такое?! – в сердцах воскликнул Волченко, закрывая книгу. Урок был сорван. Дети были невнимательными, вялыми, задумчивыми. Подобно Бирючинской, они сидели со стеклянными глазами, уйдя глубоко в себя. – Вы, часом, не заболели?
Неподдельная тревога в голосе Юрия Филипповича заставила девочек вынужденно улыбнуться, а мальчиков уверить учителя в своем полном физическом и духовном здоровье.
– Тогда в чем дело?
Тишина. Глаза опущены, губы сжаты. Даже Оля, некогда блиставшая, как бабочка среди моли, стала какой-то серой и незаметной. Тогда лаборант, пожав плечами, объявил перерыв. Все, кроме блондинки, покинули свои места и вышли из класса. Бирючинская же осталась, нервно покусывая губу и сминая в ладони край юбки.