"Фантастика 2024-10". Компиляция. Книги 1-18
Шрифт:
Караванщики начали располагаться, кидали к стенам пожитки и расставляли на стол припасы.
– Че по алкашке, командир? – спросил кто-то из толпы.
– Две рюмки, и ни миллилитром больше, чтоб завтра не воняли перегаром. В трубку дышать просить не буду, но у кого стопор не работает, тем жалованье срежу.
Все понимающе закивали, и к глухому стуку тушенки о стол прибавилось радостное позвякивание бутылок. Дверь открылась, вошел Пышма. Березовый лист с плеча потерялся по дороге.
– О, уже расположились, ё-моё. Я тут по торговых делам списочек принёс,
Гомон усилился. Затрещали поленья в печках. Из-за этих звуков работу генератора в предбаннике почти не было слышно. Один из пассажиров вдруг достал гитару, и раздалось дружное: «О-о-о-о-о!». Зазвучал первый перебор. Народ тут же начал перебивать друг друга и накидывать варианты песен.
– Поэт, ты погоди минутку, я тост произнесу, а уже потом, начнешь – Хлыст встал, остальные поднялись за ним. Заскребли по полу отодвигаемые стулья. – Добрались, братцы. Сегодня ночуем в тепле, а это главное. Если получится, может, всё-таки выбью нам баньку, и отдохнём. Тяжелый переход получился. Так что давайте, чтоб доехали и без потерь.
Все начали чокаться. Даже я, сжимая в лапищах крошечную фляжку, аккуратно, чтоб не разбить рюмки и не помять емкости товарищей, сталкивал их тару со своей. Живец, словно бы увядший, потерявший во вкусе, провалился в пищевод.
– Тебе теперь вообще не напиться будет, – сказал вдруг Варик, увидевший выражение моего лица.
– Угу. Оно и к лучшему, и так эту дрянь в себя каждый день льём.
Гитара вдруг заиграла громче, и все поняли, что сейчас Поэт споёт.
– Че за песня? – крикнул Варик, чтобы музыкант на другом конце стола услышал.
– Моя собственная. Называется «Уголёк». Там рифмы пока нет, но вы послушайте. Это даже еще не песня, просто верлибр на мелодию.
– Хуибр, – тут же ответили ему.
– Пой давай, а мы уже оценим, нужна там рифма или нет.
В тоскливую мелодию вплелось что-то еще более печальное. До меня не сразу дошло, что слова эти и есть песня, что они не часть струнного звука, а могут жить и отдельно от него. Музыка погрузила всех в какой-то транс. Я не мог сфокусироваться и лишь ловил отдельные ранящие в самое сердце строчки.
«Глаза старика на молодом лице.
…
Заперт навечно среди опостылевших снегов.
…
Я давно забыл лицо матери и детей.
…
Умереть не страшно, ведь я всего лишь копия».
***
День сорок четвертый
Поселение диких
Минус двадцать девять градусов по Цельсию
Спал я в двухместном спальнике, в обычном было тесновато. Свинцовые веки разлепил с натугой. Кто-то уже встал и зябко ежился, усаживаясь поближе к печке, остальные дрыхли мертвецким сном.
Я вышел на улицу, вдохнул свежайшего воздуха, умылся снегом, немного размялся, помахал часовым на стене. Решил поглядеть с обрыва. Дойдя
до края скалы, уселся и свесил ноги.Ветер здесь и правда сильный. Неквазу сидеть тут небезопасно, сдует нахер, и потом пойдут про тебя нехорошие истории. Мол, был такой-то рейдер и захотел он как-то раз поссать с обрыва. Именно так и подумают.
Если сощуриться, отсюда можно разглядеть колею от наших следов. Поверх нее вроде как следы крупного зараженного, хотя за это уже не поручусь.
Я просидел так минут пятнадцать, любуясь прекрасным видом, пока бойцы, поднятые командиром, один за другим не начали вываливаться из избы.
Отряд быстро позавтракал. Хлыст отправил сменщиков к тем, кто остался внизу. Едва дежурные поднялись, как постовые с «крепостной» стены подали нам знак. Ворота со скрипом начали отворяться. Мы шустро засеменили, желая рассмотреть причудливый быт местных обитателей.
Вдоль центральной дороги тянулись бревенчатые избушки. Два подростка и усатый мужик в шапке-ушанке расчищали улочку от снега. Жители уже потянулись на службу. Доходили до конца улицы и сворачивали кто направо, а кто налево. Все были безоружные и одеты довольно просто.
– Отряд, стой! – скомандовал Хлыст. – Кому интересно, те по церквям, остальные давайте вниз за товаром.
На удивление интересно было всем, поэтому вниз никто не поехал. Я, памятуя о предостережении, свернул направо, сразу пристроился за местной девушкой в платке. Она обернулась на звук шагов, вымученно улыбнулась и тут же отвернулась. Нда, с такой рожей не быть мне теперь донжуаном.
Снаружи крохотная церквушка красотой не отличалась – обычное большое бревенчатое здание с грубым деревянным крестом на крыше. Никаких тебе куполов или еще чего. Одни прихожане кланялись и крестились перед входом, другие проходили так.
Внутри всё тоже было скромно – небольшой тамбурок с веником, чтоб снег отбить и ноги обмести, за ним зал с лавками в два ряда, на дальней стене изображение распятого Христа на фоне многоугольников из пчелиных сот. Вот фантазия у людей.
Левый ряд был занят местными, гости усаживались на правый. Я плюхнулся на последнюю скамью рядом с Вариком и начал разглядывать собравшихся. Девушек довольно много, чуть ли не половина, они улыбались и перешептывались. Ох не зря Хлыст бойцов предупреждал, девки одна другой краше. Это при том, что они в платках.
Сначала я не поверил тому, что увидел на первом ряду, ткнул Варика в бок и указал. Он кивнул, в знак того, что давно заметил. Вся лавка оказалась занята детьми. Целых девять, все того веса и возраста, что не было сомнений – они иммунные.
У меня сразу возникли подозрения. Давно известно, какие пристрастия порой возникают по отношению к детям у некоторых попавших в Улей, а тут ещё и религиозная община. Все же знают эти истории про католических священников и маленьких мальчиков.
Надо будет потом переговорить со святым отцом о спасении души. Если я начну спрашивать, и увижу в его глазах скользкий блеск, если хоть на секунду мне покажется, что здесь что-то не так, я этот стаб по бревнышку раскатаю.