"Фантастика 2024-10". Компиляция. Книги 1-18
Шрифт:
Тиморис на спине, руки за голову, считает звезды, но из-за мелькающих капель кажется, что звезд в десять раз больше.
– Ты о чем?
Эгорд кивает на Ударага, тот как мрамор, с самого начала пути.
– Вокруг вода, жизнь, день, ночь, все меняется, а он какой был, такой и есть, – поясняет воин-маг.
– Дык меняться же полезно, сам вроде говорил, – хмыкает Тиморис. – Ну, мол, когда меняешься – становишься лучше... или хуже, это уже от человека зависит. Ха! Что, дружище, океан тянет на хилософию?
– Есть такое. Но меняться непрерывно – тоже плохо, никогда не
Тиморис хрустит припасенным из крепости яблоком.
– Тоже верно. Но мы же в пути, никуда не свернули. Не ломай голову, дружище, растопчем этого Загороха как блоху! А там можно и поменяться...
Бросает огрызок крабу, закрывает глаза, вскоре над шумом волн поднимается храп...
«Путь всегда ломает», – раздается в голове.
Эгорд поворачивает взгляд на Ударага.
Тот по-прежнему как статуя.
«Вопрос лишь, как разлом срастется. Станешь либо искалеченным уродом, либо новым существом».
Ночью Эгорд просыпается от кошмаров. Во сне душил Милиту, а она улыбалась так, что губы от натяжения кровоточили, нежити не нужен воздух. Закалывал мечом, но та все равно держалась, нежити не страшны раны. Топил, травил, поливал кислотой... А она все улыбалась...
Эгорд смотрит на силуэт Ударага – черное на синем, – на мерцание воды, поляну звезд, пятнистый шар луны, но сквозь реальность проступают те же видения: Милита, кровь на улыбке, бесчисленные попытки ее убить...
Эгорд хватается за голову.
Накатывает прохладное спокойствие, миражи исчезают.
– Удараг, это ты?
«Ты был встревожен. Я погасил твои чувства, тебе не нравилась эта тревога».
– Еще как...
«И я не люблю тревогу, даже чужую. Она проникает в мой разум так же настойчиво, как я сейчас проник в твою голову спокойствием».
– Прости. Сам не знаю, что со мной... Хорошо быть спокойным, в голове так ясно. Ты всегда в этом состоянии?
«Почти».
– Тоже хочу такое «почти».
«Если понадобится холодный рассудок, моя ментальная сила в любой миг и на любом расстоянии погасит пожар твоих чувств, просто мысленно позови».
– Спасибо.
Каждый день птицы встречаются реже, на семнадцатый день исчезают вовсе, даже Тиморис обращает внимание.
«Рядом драконы», – объясняет Удараг.
– В общем, новость хорошая, – говорит Эгорд. – Мы почти на месте.
Спруты работают щупальцами как механизмы, ровно и без передышек, страшные хлысты крутятся как мельничные лопасти. Вода перемалывается из сплошной темной массы в пыльны белые фонтаны, монотонный гул действует усыпляюще, словно со всех боков мягкие подушки.
Тиморис сидит, ноги под себя, разглядывает царапины и вмятины на доспехах, одни с довольной рожицей, другие как грозовая туча, третьи – недоуменно, будто не знает, откуда взялись.
Чешет в затылке.
– Эх, столько скопилось… Вот бы вспомнить, где какая загогулина получена! Жаль, нельзя их читать, как буквы, тут хватит на книгу.
– Вообще-то можно, – говорит Эгорд. – Есть специальный раздел магии...
Тиморис
подпрыгивает.– Да ну! Научишь?
– Я его не знаю, но могу поводить по библиотекам, самому интересно.
– Идет! Порубим Захряка в капусту – и в библиотеку. Нет, сначала в таверну, выпьем за упокой бедняги демона, а потом – в библиотеку! По рукам?
– По рукам, – просто отвечает Эгорд.
Вскоре Тиморис лежит в позе поэта, сочиняющего очередной шедевр, кормит кусочками хлеба любопытную живность Ударага.
– Вот буду с какой-нить принцессой, начнет краснеть, упираться, мол, нет-нет, это же неприлично, я леди, мне рано, только с будущим мужем...
Лицо воина искривляется хитрюще.
– А я юбочку прочитаю, посмотрю, сколько раз ее задирали, хе-хе! Там наверняка уйма ниточек, надорванных в порыве большой и светлой любви...
Эгорд скрашивает время попытками вслушаться в разговоры саффлов, получается лучше, но лишь на уровне чувств, эмоций, общего смысла. Но и этого достаточно, невероятное ощущение единства, не только саффлов, но и спрутов, даже, кажется, бесчисленных рыбок и моллюсков, что вьются в ногах. И Эгорд – в сердце этой громадной ментальной пирамиды, как в броне горных великанов, в ней можно летать и проникать хоть в лед, хоть в лаву, в неведомую черную пустоту – не страшно, ошеломляющая защищенность и уверенность во всем.
Двадцать первым днем атакуют драконы. Огненные, ледяные, ядовитые…
Один черный.
Когда раскрывает пасть – вспыхивает белая трещина, проламывает воду. Эгорд падает, остаток сознания сражается с темной мутью в глазах и онемением.
Вот Ямор, только молний не хватало!
Воин-маг шатко поднимается, деревянная рука цапает бивень Ударага.
Саффлы поднимают щупальца. Спруты копируют движения разумных братьев, выстреливают громадные венцы щупалец в драконов.
Пять ящеров гибнут в смертельных объятиях мгновенно, хруст костей как щелчки кнутов. Двое успевают отпрянуть, летят обратно – туда же, куда направляются мстители.
Тимориса тоже шатает.
– Бесячий хвост, вот это да! Что, словили по зубам, гады?!
Взгляд Эгорда цепляется за исчезающие в горизонте силуэты крыльев.
– Земля рядом, мы на драконьем пути. Надо чуть свернуть, не нарываться лишний раз.
Саффлы возвращают щупальца на обжитые места – оплетают тела серых братьев. Удар молнии загнал мелких существ в ноги и спины хозяев, вылезут нескоро... Клин спрутов тяжело поворачивает, вода снова бьет фонтанами, гиганты набирают скорость.
Показывается берег, в два слоя – снизу толстая шкура бурого, почти черного, на ней зеленая пленка.
«Шкура» оказывается высоченным утесом, едва не упирается в небо, сплошная темная стена тянется от края до края, валит катастрофической мощи водопад, грохот такой, будто боги пытаются просверлить мир насквозь, а сверло – вот оно, дико вращается, дымится облаками искр. Спрутов придавило бы ко дну.
Удараг ведет гигантов сквозь арочный туннель радуг, в опасной близи от убийственного водяного луча, спруты бросают щупальца вверх, кончики цепляются за береговые выступы, словно верхолазные крючья ассасинов.