"Фантастика 2024-109". Компиляция. Книги 1-22
Шрифт:
– Покажись отцу.
Окончательно она пришла в себя лишь тогда, когда услышала волшебное и такое необходимое слово «живой». Живой! И мир опять заиграл красками. В то мгновение Тину даже не испугало то, что теперь она во власти одного из самого страшных пиратов их времени. А после бояться стало поздно. Тем более что обращались с ней вполне сносно, не позволяя обижать пленницу и давая ей определенную свободу. Девушку не связывали… в полной мере, но к ее ноге была привязана длинная веревка, примотанная к одной из мачт. С брига ее не видели, и веревка не мешала пленнице передвигаться, но прыгнуть за борт она не смогла бы, потому что тогда повисла бы вниз головой. Выполнить условия капитана Лоета капитан Вард не мог, это было слишком неосмотрительно. За тем, чтобы Тина не развязала веревку, следил один из матросов, а нож, который девушка
– Мадемуазель Лоет, покиньте палубу, – услышала Тина и обернулась к Ржавому, стоявшему за ее спиной.
– Можно мне еще немного постоять? – спросила девушка.
– Нельзя, – жестко ответил пират. – Надвигается шторм.
Вздохнув, Тина бросила последний взгляд на «Счастливчик», туда, где стоял Альен, с которого она не сводила взгляда все это время. Мадемуазель подняла руку, и молодой человек тут же ответил ей.
– Я не люблю просить дважды, – снова произнес пират, и Тина оторвалась от борта.
– Ухожу, – проворчала она.
Он посторонился, пропуская девушку, проследовал за ней до каюты, где разместили пленницу, пропустил внутрь и некоторое время смотрел, как она усаживается за стол.
– Нас сильно помотает, – наконец сказал Урсус. – Попадала уже в шторм?
– Нет, – ответила Тина, не глядя на своего тюремщика.
– Не визжать, на двери не кидаться, все равно не выпущу. Сейчас, – он ненадолго исчез, но вскоре вернулся с книгой в руке. – Держи, интересная. Будет выворачивать – ведро у тебя есть.
– Спасибо за заботу, – усмехнулась девушка.
– Пользуйся, – ответил ей такой же усмешкой Ржавый. – Моя доброта дорого стоит, потому что большая редкость.
Дверь закрылась, и Тина услышала, как повернулся ключ в замочной скважине. Она откинулась на спинку стула, скрестила на груди руки и вытянула ноги, привычно повторяя любимую позу папеньки и дедушки Мовильяра. Это Тина успела заметить за время, проведенное в его обществе. Прикрыв глаза, девушка тихо запела:
Мотает корабль по черным волнам. Добраться бы, братцы, нам с вами до суши. Бушует и воет шальной ураган — То дьявол приходит по грешные души. Хей-хо, хей-хо, То дьявол приходит по грешные души. Взлетает корабль с волной в небеса И падает с воем в ревущую бездну. То черти свои подают голоса, Врата преисподней пред нами разверзнут. Хей-хо, хей-хо, Врата преисподней пред нами разверзнут. Мы жили как боги, не зная оков, Гуляли на воле, как ветер и волны. Мы пили и ели с господских столов, Звенящей монетой карманы наполнив. Хей-хо, хей-хо, Звенящей монетой карманы наполнив. Познали усладу прекрасных блудниц. Удачей обласканы сукины дети. Нам имя давали проклятых убийц, И вот уж растянуты чертовы сети. Хей-хо, хей-хо, И вот уж растянуты чертовы сети.Эту песню Тина услышала когда-то от Кузнечика. Он сидел у ворот их особняка, смотрел на небо, затянувшееся тучами, и напевал старую песню. Сколько тогда было лет мадемуазель Лоет? Кажется, десять. Она присела рядом с мужчиной, чтобы послушать, как он поет. Кузнечик подмигнул дочке капитана, приобнял ее за плечи, и они вместе раскачивались в такт простенькой мелодии.
– Эта песня про шторм? – догадалась Тина.
– Почти, – усмехнулся Кузнечик, поддев кончик носа девочки согнутым пальцем. – Шторм тут как наказание. Расплата за грехи, понимаешь, лапа?
Тина важно кивнула, и бывший пират хрипловато рассмеялся.
– Ничего-то ты
не понимаешь, чистое создание, – сказал он.– Тогда объясните, – потребовала девочка.
– Да что уж тут объяснять, – Кузнечик усмехнулся и снова приобнял Тину. – За все в этой жизни нужно платить, лапа. И за свободу тоже. Хотя… какая это свобода? Это не свобода, маленький ангел, это только видимость. Ты творишь беззаконие и непотребства, нарушаешь законы Всевышнего, и вроде все легко и весело. Кажется, что тебе плевать на виселицу, на пытки палачей, на клинки и пули, на саму смерть плевать, а потом происходит то, что тебе не подвластно…
– Шторм?
– Да, лапа, тот же шторм. От людей можно сбежать, ранения заживут, пистолет врага даст осечку, а стихия – она не дает шанса. Тут как Всевышний решит: выберется корабль из ловушки ветра и волн или нет. Шторм чистит душу, Тина, получше какой-нибудь тригарской бани. Все нутро вывернет и даст тебе полюбоваться твоим же дерь… твоей сутью. Люди проходят через страх.
– Мой папенька ничего не боится.
– Все боятся. Нельзя не бояться; только дурак кричит, что ему не страшно. Перед стихией все равны: и король, и моряк. Она никого не выделяет. Захлестнет одинаково и потащит на дно. Шторм, малютка, – это страшно. Но когда рядом умелый и умный капитан, остается только не сгинуть по собственной дурости.
Девушка открыла глаза, глядя в сумрак каюты. Качка усилилась, и воющий ветер теперь казался особенно неистовым. Тина поднялась на ноги и, придерживаясь за переборку, побрела к лампе, висевшей на гвозде. Бригантину качнуло сильней прежнего, и девушка едва удержалась на ногах. Упрямо поджав губы, она прихватила лампу и развернулась. «Заря» взлетела на волне, сильно накренилась, все-таки свалив Тину с ног. Мадемуазель Лоет прижала к себе лампу, жмурясь от ощущения пустоты, вдруг разверзшейся в животе, когда корабль ухнул вниз.
– Ох, маменька, – выдохнула Тина. – Шторма не боятся только дураки.
Она поднялась на ноги, бригантину мотнуло, и девушка упала на стол. Цепляясь за его край, она добралась до стула и тут же упала на него.
– И вот уж растянуты чертовы сети, – шепотом повторила Тина слова старой пиратской песни и посмотрела на закрытую дверь.
Ей было страшно. Нет, паники не было, скорей, это больше походило на тревогу, волнение, но леденящего ужаса она почему-то не ощущала. Чтобы отвлечься, девушка попробовала представить, что сейчас происходит на «Счастливчике». Скорей всего, то же самое, что на «Красной заре», и папенька непременно, как и Ржавый, отправил бы дочь в каюту, но не стал бы запирать. И, наверное, пришел бы Альен, чтобы побыть с ней. Да, он пришел бы обязательно, и тогда можно было бы прижаться к нему и послушать, как бьется его сердце, живое горячее сердце, способное успокоить одними только размеренными ударами. Как бы было хорошо сейчас оказаться на «Счастливчике»…
Бригантину снова сильно подкинуло, и лампа слетела со стола. Звон стекла смешался с ревом моря и ветра. Тина посмотрела вниз: масло из лампы растеклось темной лужицей.
– Вот и почитала, – хмыкнула девушка.
Вздохнув, Тина взяла в руки книгу, которую ей принес пират. Пришлось напрячь зрение, чтобы рассмотреть ее. Переплет немного истрепался – похоже, ее часто читали. Ржавый поделился любимой книгой? Или же до него кто-то другой ее перечитывал? Какая разница? Ни-ка-кой.
Оставшись без света, мадемуазель Лоет вновь поднялась на ноги, прихватив с собой книгу. Еще не хватало, чтобы она слетела в лужу масла. Тине не было стыдно перед пиратом, это было уважение к самой книге. Маменька часто говорила, что книги – величайшее изобретение человечества, и Тина, несмотря на нелюбовь к некоторым жанрам, была с ней полностью согласна. Подтянув к себе ведро, девушка разместилась на койке, крепко держась за ее края.
Книга лежала под Тиной, прижатая к койке ногой, и в голове девушки всплыло воспоминание, как старый Мартель говорил ей, сидя на бухте свернутого каната и потягивая табачный дым через длинный мундштук своей трубки:
– Огонь на корабле – зло, Сверчок, даже в море. В шторм все лампы тушатся.
– Почему? – Тина сидела у его ног, откинувшись на руки, и щурилась, потому что солнце светило ей в глаза и седины Мартеля подсвечивались его лучами, создавая легкий ореол.
– Вот представь: упадет лампа, разобьется, горящее масло потечет по деревянным просмоленным доскам, вот тебе и нет кораблика. Смекаешь? – ответил старик, усмехаясь.