"Фантастика 2024-109". Компиляция. Книги 1-22
Шрифт:
– Подслушиваешь, – усмехнулась я.
– Вот еще, – фыркнула женщина. – Эти вот, – она кивнула на тройку ягиров в дверях, – мимо прошли, и я следом. Где такое видано, чтобы по дому каана как по улице ходили кому вздумается? Еще и к его жене!
– К каанше, – поправил прислужницу Эгчен. – Мы пришли к нашей каанше.
– А каанша не жена каана? – прищурилась Сурхэм.
– Ашити – жена Танияра, – не стал спорить байчи, – а еще она правит Зелеными землями, пока он врагов бьет. Она – голос каана, пока его нет, я – их правая рука, ягиры – сила тагана. Вот и выходит, что не мужчины к чужой жене пришли, пока мужа нет дома. Голова и рука, что силу направит, должны быть рядом. Вот мы и рядом.
Я с интересом посмотрела на Эгчена и одобрительно
– Если же кто другой к ней лезть станет… – добавил байчи многозначительно, и Берик закончил за него:
– Удавим.
– Верно, – вновь согласились трое ягиров в дверях.
– Так что скажешь, Ашити? – вернул мне свое внимание Эгчен.
– Мангай отдали, – буркнула Сурхэм и покинула кабинет, но мне подумалось, что далеко она не уйдет.
– Много крови? – нахмурился байчи.
– Без крови, – ответила я и рассказала, что увидела вечером.
Однако я знала, чего они ожидают, но подглядывать сейчас не хотела. Вернуться к прерванному занятию мне не дадут, даже если я прогоню их всех, Берик всё равно останется и будет стараться за всё подворье ягиров. И значит, стоило сменить занятие.
– Эгчен, нам надо поговорить, – сказала я, глядя на байчи. После перевела взгляд на трех воинов и вопросительно приподняла брови: – Господа, я передала вам всё, что знала, более не смею задерживать.
После этого ягирам оставалось только склонить головы, скрыв разочарование, и покинуть дом. Мой телохранитель оставался ближайшим доверенным лицом, потому просто уступил место на стуле своему временному главе. Эгчен уселся и устремил на меня взгляд, ожидая, когда я заговорю.
– Я еще не слышала донесения наших шпионов, – заметила я. – Что произошло в Зеленых землях за вчерашний день? И о событиях в Иртэгене и поселениях я тоже желаю знать. Мы не можем быть беспечны и устремить всё свое внимание к нашему каану. Пока он спасает наши жизни, мы должны позаботиться о тагане. Ты согласен со мной, байчи?
– Согласен, каанша, – не стал спорить Эгчен. – Что желаешь знать?
– Все новости, даже маловажные, – ответила я. – Мой день вчера прошел вдали от Иртэгена. Сегодня я желаю вернуться. Говори.
Впрочем, как я и думала, самым главным событием было вторжение вражеского войска и первый отпор, который дал им Танияр. В остальном люди Зеленых земель хоть и пребывали в тревоге из-за надвигающейся войны, но продолжали жить своей обычной жизнью. И никто из наших подозреваемых тоже ничем себя не выделил и не отличился. Мейлик провела день у матери, Илан ни к одной из них не приближался. Его брат тем более. Курзым, несмотря ни на что, был заполнен народом. Если бы я не видела, как ягиры объединенного войска залили кровью нашу землю, я бы даже не заподозрила, что все мы находимся в великой опасности.
Выслушав байчи, я задумалась. А после, покачав головой, снова посмотрела на него.
– Мне не нравится наша беспечность, Эгчен, – сказала я. – На наших землях идет война, а мы предаемся праздности, словно наши воины и каан вовсе не кладут свои жизни на алтарь всеобщего благополучия. Танияр старается уберечь своих людей, а люди продолжают беззаботное существование. Нужно принять меры сейчас, чтобы не жалеть позже.
– Чего ты опасаешься, каанша?
– Что мы можем оказаться не готовы к тому, что враг вдруг окажется под нашими стенами.
– Ты зря тревожишься, Ашити, – байчи улыбнулся. – Мы узнаем о приближении врага. Разъезды зорко следят за подступами к сердцу Зеленых земель. Кийрамы в наших лесах уже знают каждый пень. Они принесут нам вести, даже если дозор пропустит, но они не пропустят. Ворота закроются, и Иртэген станет неприступен.
– Эгчен, я не опасаюсь, что мы не заметим целое войско! – воскликнула я. – Я боюсь того, что в город проникнут наши враги и помешают закрыть ворота к моменту приближения основных сил. Курзым заполнен гулом тысячи голосов. Торговцы въезжают с повозками, бывает и не с одной. Насколько хорошо
проверяют то, что лежит на этих повозках? Если в Иртэген провезут десяток воинов, которые ночью перережут стражу на стене, то к утру мы станем беззащитны. Недопустимая беспечность в нынешнее время. Я бы желала ограничить, а лучше и вовсе прекратить торговлю до поры, когда мы сможем спокойно вздохнуть. Вот что тревожит меня, мой дорогой друг.Эгчен поднялся со стула. Он заложил руки за спину и отошел к окну. Там стоял некоторое время, глядя на улицу, а затем обернулся и устремил взгляд на меня.
– Если мы закроем курзым, люди будут торговать на улицах, как это было, когда Керчун строил прилавки, – сказал байчи. – И если даже ты созовешь их на поляне, они не смирятся. Курзым – это место, где идет жизнь. Хотя бы раз в день туда заглядывает каждый, даже если ему ничего не надо. Они согласятся дружить с племенами, примут те перемены, которые вы с кааном им готовите, но никогда не смирятся с запретом собираться на курзыме. Ты добилась их доверия и дружбы. Если кто-то посмеет назвать тебя пришлой, то люди кинутся на твою защиту. Они тебя приняли и полюбили как свою. Но один только запрет собираться на курзыме может настроить против.
– Это словно шагать по воде, – заговорил Берик. – Ашити, курзым – это больше, чем место для торговли, это сердце любого поселения. Нельзя остановить сердце. Когда Керчун делал новый курзым, люди были спокойны, потому что им не запрещали делать то, что раньше, пусть и за воротами. Они могли сунуть нос, посмотреть, обсудить. Если совсем запретишь собираться, ты остановишь жизнь. Река должна нести свои воды, человек – жить. И у реки, и у человека есть исток и устье, а еще течение. Его не остановишь и не повернешь вспять. Оставь людям курзым.
– Тем более сейчас, – сказал Эгчен. – Не давай им оставаться наедине со своими обидами и мыслями. Не давай шептаться и искать виноватого. Пусть идут на курзым и делают, что привыкли. А если подойдет враг, мы успеем закрыть ворота, и ты увидишь, как быстро всё переменится. Ты еще мало нас знаешь. Привыкла видеть болтливыми и любопытными, но, когда приходит беда, мы становимся другими. Женщины побегут к своим домам, чтобы спрятать детей. Мужчины возьмут оружие, чтобы их защитить. А теперь, когда мы учим их сражаться, язгуйчи не отступят. – Он вдруг едва заметно улыбнулся. – Ты была права, Ашити, и я сделал, как ты сказала. Мы перестали учить их, как учим ягиров, больше не говорим о славе и Белой долине. Наше счастье по ту сторону Мрака, их по эту. Ягиры славят смерть, язгуйчи – жизнь. Мы начали взращивать в них злость на тех, кто хочет отнять то, что им дорого. Теперь они готовы умирать, чтобы их родные продолжали дышать. Они станут хорошими воинами, я верю.
Я переводила взгляд с байчи на своего телохранителя и обратно, слушала их и… соглашалась. Всё верно, таган – это тело, каан – разум, ягиры – сила, а курзым – сердце. Там можно посплетничать, поглазеть на других, показать себя. Это зрелище, это новости, это встречи. Забери я сейчас у людей то, что им привычно, и они обозлятся. Нет, воины правы, нельзя останавливать сердце даже ради безопасности всего тела. Без сердца жить невозможно.
– Хорошо, вы правы, – ответила я. – Но надзор за теми, кто въезжает, нужно усилить. Пусть проверяют повозки. Не спрашивают, что везут, а досматривают со всем тщанием. Торговлю оружием временно прекратить и со своим оружием в Иртэген не впускать. Хотят войти, пусть сдают на воротах. Будут уходить – получат. А чтобы не придумали взять, что больше понравится вместо своего, пусть нарежут деревянных плашек по две штуки. Одна в руки, вторая на оружие. Так каждый получит то, что у него заберут, и не будет обид и ссор. Поставим к воротам того, кто будет собирать и выдавать обратно, не воинам управлять хранилищем, у них своих забот хватает. Кто будет скандалить, в Иртэген не пускать. Или соблюдают правила, или пусть возвращаются, откуда пришли. Мы должны позаботиться о безопасности людей и поселения.