"Фантастика 2024-109". Компиляция. Книги 1-22
Шрифт:
И я обернулась к нему, не сразу сообразив, что хочет сказать илгизит. Однако заставила себя вернуться в реальность, чтобы моя задумчивость не стала предметом для пристального внимания.
– Прекрасное место, – пожала я плечами. – Ты просто быстро сбежал и не успел проникнуться духом времени. Он так и витает среди камней.
– Всё, что там витает, – это пыль и затхлый запах, – резко ответил Рахон.
– Тебя подвел твой нос, – усмехнулась я. – Откуда затхлость, если там обилие чистого воздуха? Мы не в подземелье спускались.
– А будто там и побывали, – проворчал пятый подручный и повторил: –
Почувствовав ответное раздражение за промедление и за то, что вынуждена выслушивать илгизита, я все-таки сдержалась от колкости, но свое недовольство направила в иное русло.
– Я тоже многого не понимаю, – едко ответила я. – Но кто бы желал мне это объяснять.
– Что тебе непонятно? – спросил Рахон.
– Разное, – уклончиво сказала я. – Когда мы выезжали, я задавала свои вопросы, но не получила на них ответы. Например, откуда вы узнали, что махир одобрил эту поездку, и откуда он узнал о моем желании осмотреть эти руины, если никто ему не говорил об этом.
Илгизит повел плечами, будто стряхнул с них незримую тяжесть, и заметно расслабился. Он выдохнул, устремил взгляд в сторону Дааса, но молчания пока не нарушал. И раз сказать ему было нечего, я снова направилась к Козлику, намереваясь вернуться в свои комнаты как можно скорее.
Однако мой спутник намерения поменял. Теперь он уходить от ненавистных ему развалин не спешил. Хотя внутрь его, наверное, можно было затащить, лишь ударив камнем по голове, чтобы подручный лишился сознания и не видел моего коварства. Он уселся на траву и сощурился на солнце.
– Ты красивая, Ашити, – неожиданно произнес илгизит.
– Знаю, – не стала я скромничать.
Такой поворот заинтриговал меня, и Козлик продолжил щипать траву дальше. Рахон улыбнулся и похлопал ладонью рядом с собой. Последовать его приглашению я не спешила и продолжала смотреть на илгизита, ожидая, к чему он завел этот разговор. Он усмехнулся и продолжил:
– Если бы я мог жениться, то выбрал бы те… такую, как ты.
– Почему ты не можешь жениться?
– Наша жизнь посвящена Покровителю. Нельзя делить свою душу на несколько частей, она должна быть единой, – пояснил Рахон.
– Но иметь связи вам можно, – заметила я. – Акмаль тому доказательство.
– Она не дочь Алтааха, – осчастливил меня новым откровением пятый подручный
– Ого, – вырвалось у меня, и возвращаться в Даас именно сейчас мне расхотелось.
Приблизившись к своему спутнику, я все-таки уселась рядом и осторожно спросила:
– А она об этом знает?
– Нет, – Рахон, подложив под голову руки, растянулся на траве. – И ты молчи. Обо всем, о чем скажу.
– Обещаю, – без всякой иронии и улыбки ответила я.
– Знаю, что промолчишь, – сказал илгизит, – потому говорю. Она – дочь йарга. Ее мать уже беременной в Даас пришла.
– Акмаль – сестра Бальхаша? – изумилась я.
Рахон блаженно выдохнул и ответил:
– Старый йарг махиру должен был, он сам – сын наложницы. Если бы не Алтаах, то не стал бы йаргом. Вот и отдал долг, как великий махир велел, – прислал свое дитя, да еще и вместе с матерью. Любил он ту наложницу, от жены своей спасал, потому отдал еще беременной. А она вскоре после родов умерла.
Отчего-то меня это не
удивило, и я предположила:– Акмаль не должна была знать, кто ее настоящий отец. Наложница была лишней.
Пятый подручный приподнялся на локте, некоторое время смотрел на меня, а после вновь улегся.
– Верно говоришь. Наложница всё твердила, что йарг скоро заберет их с дочерью. Осталась бы жить, могла бы всё испортить. Вместо глупой женщины Хазму приставили.
– Она же вроде прислуживала наложнице еще в дартане йарга?
– Нет, – ответил Рахон. – Она пошла в дартан йарга служить, чтобы за обещанным ребенком приглядывать до срока. Потому вместе с наложницей в Даас вернулась и рядом с девочкой осталась. Хазма Акмаль как дочь любила. И махари ее. За ее смерть на тебя злобу затаила.
– Она за всё на меня злобу таит, – усмехнулась я. – Причиной больше, причиной меньше…
– Не поспоришь, – легко рассмеялся Рахон. – Так тебе про бальчи знать хочется? – И вот теперь я превратилась в слух. – Бальчи берут еще детьми. Второй подручный отбирает – Аккам. Он чует, кто сгодится…
– Как это?
– У нас у всех дар разный, – ответил илгизит. – Что-то все можем, а что-то лучше у одного получается, но у другого тяжко. Я вот в мысли влезть могу, а Аккам дух схожий у людей чует. На запах. Я как-то спросил, как это – силу нюхать. А он сказал: «Как ты запахи нюхаешь, так я дух чую». Кто, говорит, железом пахнет, кто травой сухой, а кто будто воздух после дождя. Алтаах его всегда отправляет учеников смотреть, чтоб понять, кто к чему приставлен будет.
– Нюхач, – усмехнулась я.
– Как сказала? – Рахон снова приподнялся на локте, а услышав, что хотел, хмыкнул и кивнул: – Точно, нюхач он и есть. Вот и бальчи будущих так же ищет. Они духом одним с махиром обладают. Вот таких малышей пяти зим от роду и забирает в Даас.
– А родители?
– Для родителей честь, что их сын самому махиру служить будет. Так вот, Аккам детей приводит, и тут их уже учить начинают. Этим третий подручный – Улсун занимается. У нас с ним схожий дар, он тоже в голову влезть может. Только я нужное вложу, а он от ненужного избавит.
– Разве это не одно и то же?
Сев, Рахон отрицательно покачал головой:
– Нет. – После сорвал травинку и сунул ее в рот. Некоторое время покусывал стебель, а затем продолжил: – Я могу внушить, что нужно, но так ненадежно. Улсун чувства забирает. Всё, что лишнее для бальчи. После этого дети перестают плакать, скучать по дому. Про родителей не спрашивают. Они их помнят, но им уже всё равно. Любопытства нет. Потом детей начинают обучать…
– И вправду тени, – потрясенно прошептала я. – Бедные дети… уроды чужой волей.
Илгизит меня не услышал, он продолжал рассказывать. И из его повествования следовало, что образование бальчи получали весьма недурное, по меркам этого мира конечно. Но помимо светского, так сказать, воспитания, им давали еще и военное. Полком командовать бы, наверное, не смогли, а вот телохранители были отменные.
– Не раздумывая свою грудь подставят, – говорил Рахон, – если, конечно, злодей через них пройти сумеет. Жестоки, как звери. Жалости не знают, мольбы не слышат, боли не боятся. Слушают только махира и верны ему одному. Больше никого не признают.