"Фантастика 2024-119".Компиляция. Книги 1-19

На поляне появились Франц с Айземанном, и Удо недовольно прошептал:

— Вспомни, и оно тут же всплывёт.

— Что случилось на этот раз? — недовольно спросил эсэсовец.

Клим с Удо переглянулись, и первым ответил моряк:

— Шмидт сбежал. А стрелял Вилли.

— Убил?

— Не знаю, — повторил Клим. — Ганса, кажется, подстрелил.

— Крысы всё-таки ускользнули! Готовил я им мышеловку, но в чём — в чём, а в чутье Хоффману не откажешь. Что же ты стреляешь, как слепой крот — столько шума, а никого не убил?

Айземанн обошёл по кругу поляну, потрогал пальцем пятна крови на листьях, присел над разбросанными консервными банками и, играючи подбросив одну из них, произнёс:

— Вовремя спугнул. Да и Ганса ты, похоже, всё-таки убил.

— Только ранил, — возразил Клим. — Я видел.

— Тут это равноценно. Вспомни Каспара. А вот я теперь жалею, что затянул с Хоффманом, хотя его побег уже ничего не меняет.

— Если бы не ты, его бы прикончил я, — на поляне появился Фегелейн. — От Шмидта я постоянно ждал ножа в спину.

— Он такой же Шмидт, как я Борман, — ответил Айземанн. — Оберштурмбаннфюрер Хоффман, если ты не знал.

— Конечно, знал. Что теперь будем делать?

— Искать золото. Если Хоффман доберётся в Мар-дель-Плата, то скоро на это озеро высадится целый десант с кирками и лопатами.

— Скорее здесь понадобятся акваланги, — возразил Фегелейн.

Айземанн внимательно посмотрел ему в лицо:

— Что-то нашёл?

— Хочу, чтобы ты посмотрел следы. Я отыскал, где они затаскивали груз в озеро. Мулов разгрузили на берегу, но потом всё перенесли на руках в воду. Следы от ящиков засыпали песком, однако на солнце ещё видны борозды. Под водопадом дно глубже и вода всегда мутная. Золото, скорее всего, там.

Фегелейн ещё говорил, когда Клим внезапно заметил, что ни с того ни с сего на груди Германа расцвела красная роза. Только что цветка не было, и вдруг он появился аккурат на лацкане его левого кармана. Через мгновение розовый пушистый цветок заметил и Айземанн. Реакция его была молниеносной. Кулаком, как тараном, он сбил Фегелейна с ног и рухнул, покатившись в траве, а ещё через миг оттуда прозвучал выстрел. Раскидистые кусты папоротника напротив Клима затрещали, и к ногам Франца вывалился щуплый туземец с зелёной, как у ящерицы, кожей. А дальше началось! Со всех сторон на поляну полетели короткие копья и шипы с цветами. Увернувшись от летевшего в лицо дротика, Клим заметил руку, его швырнувшую. Туземец прятался за деревом, и, не видя его, Клим выстрелил наугад. Тяжёлая пуля карабина взорвала кору разлетевшейся щепой, и по тому, как судорожно закачались ветки, он понял, что всё-таки попал. Рядом, встав на колено, из автомата поливал джунгли Удо. Ему вторил Франц. Не целясь, с перекошенным лицом и широко распахнутым в крике ртом, водитель стрелял по кругу, в клубах порохового дыма и салюта из разлетающихся веером гильз. Когда в его плечо вонзилась длинная игла с цветком на конце, он удивлённо замер. Через секунду ещё один шип впился в шею за ухом. Тогда Франц вскочил и, вырвав из тела иглы, бросился в центр поляны, откуда отстреливались Айземанн и Фегелейн. Климу показалось, что он заметил ещё одного мелькнувшего в листве туземца, но стоило ему вскинуть карабин, как с противоположной стороны на него вылетел целый град копий. Бросали их слабо, и увернуться не составило труда. Он распластался в траве, затем, извиваясь, пополз к рюкзакам. Внезапно показалось, что в икру левой ноги укусила пчела. Клим поднял голову и увидел торчавший из ноги шип. Изогнувшись, он выдернул цветок, а затем заметил туземца. Тот прятался в листьях над головой в кроне дерева и, приложив ко рту бамбуковую трубку, снова целился в Клима. Перекатившись на спину, Клим поднял ствол, но выстрелить не успел. Заметив, что обнаружен, туземец выпрыгнул из ветвей и упал рядом, занеся в вытянутых над головой руках костяной нож. Отбить этот удар тоже не составило труда. Климу показалось, что он борется с ребёнком. Слабое тело извивалось, пытаясь юркнуть в кусты, и единственное, что не позволяло с ним покончить, — скользкая зелёная смазка на коже. Как ни пытался Клим схватить туземца за руки или ноги, тот выскальзывал, словно извивающаяся в руках рыба. Тогда он вскочил и, перехватив карабин за ствол, обрушил приклад на покрытую слипшимися волосами голову. И в ту же секунду на его спину словно обрушился пчелиный рой. От затылка до пояса в кожу вонзились десятки раскалённых жал, отозвавшихся в спине жгучим огнём.

— Отходим к озеру! — закричал Айземанн. — Всем на берег! Удо, прикрой отход!

Клим и сам понимал, что нужно выбираться из этих зарослей, где невидимые туземцы были как тени в тёмной комнате. Но неожиданно он обнаружил, что его левая нога превратилась в деревянную колоду. Он её чувствовал, но ни согнуть, ни ступить уже не получалось. Опираясь на карабин и волоча ногу, Клим бросился на голос Айземанна и вдруг увидел Франца. Водитель лежал, свернувшись эмбрионом, а из его рта сочилась пена. Из бедра торчал дротик, автомат лежал под рукой, но рука безвольно елозила по стволу и никак не могла взять оружие. Франц смотрел Климу в глаза застывшим взглядом, и на его лице застыл ужас. Он попытался протянуть руку, но смог только вяло пошевелить пальцами. А потом Клим почувствовал, как земля вдруг качнулась. Деревья поплыли и завертелись в бешеном хороводе, к горлу подкатила тошнота, ноги подкосились, и он рухнул на вытоптанную траву, где уже затих убитый им туземец. Странное чувство… голова работала отчётливо, он всё видел, и даже продолжал ощущать запах пороховых газов ещё дымившегося ствола автомата Франца, но словно наблюдал за всем со стороны. Тело онемело, его облепили миллиарды невидимых насекомых, кожа горела от их укусов, чувства вопили, требуя их смахнуть, но Клим ничего не мог сделать.

А потом появились они. Зелёные тела обступили, склонились, протянулась тонкая рука и, взяв за подбородок, повернула его голову на бок. Клим хотел лягнуть туземца ногой, но не смог. Его подтащили к дереву и, приподняв, прислонили к стволу спиной. Ещё одна рука протянулась к его рту и провела ладонью от уха до уха. Тогда Клим догадался, что его рот, как и рот Франца, извергает пену. Зато теперь он мог видеть всю поляну целиком. А она была сплошь усеяна туземцами. Фегелейн лежал уже связанный лианами, но с Айземанном у туземцев не получалось так легко справиться. Утыканный иглами, Айземанн хрипел и пытался дотянуться до обступивших его ног. Туземцы расступались, отходили и терпеливо ждали. Затем эсэсовец сумел перевернуться на живот и даже немного отползти, но вскоре замер, и его снова взяли в плотное кольцо. Тогда Айземанн сделал последний рывок и поймал ближайшую подвернувшуюся ногу. Клим услышал, как туземец закричал и, дёргая всем телом, силился вырваться и даже перевернул Айземанна на спину. Ему на помощь бросились сородичи, разжимая пальцы противника, колотя по ним палками, и вскоре Айземанн сдался. Теперь он лежал и беспомощно пускал пузыри. Всё ещё с опаской над его лицом склонился один из туземцев, и Клим увидел, что тот так же, как и ему, вытер эсэсовцу рот. Но Айземанн не был бы собой, если бы не попытался укусить. А дальше в рядах дикарей произошло замешательство. Разволновавшись, они пританцовывали, хлопали себя по ногам и явно кого-то звали. Неподвижный и парализованный, Клим сидел, опираясь спиной о ствол, и, будто со стороны, смотрел страшное кино. Тот, кого призывали, вскоре появился, чтобы внести в жуткую сцену свою долю драматизма. Он оказался немного крупнее остальных, так же измазан зелёным соком, но его лицо скрывала деревянная маска с узкими прорезями для глаз и разукрашенная бурыми узорами засохшей крови. В руке туземец сжимал короткую толстую палку с привязанным заострённым камнем. Склонившись над Айземанном, маска приподняла ему верхнюю губу, затем полезла пальцами в рот. Вцепившись в челюсть, она раскачивала Айземанну голову, но извлечь так заинтересовавшие её обладателя железные зубы никак не получалось. Распаляясь, туземец топтался у Айземанна на груди, повизгивал, выкрикивал боевой клич и пытался засунуть тому в рот обе ладони. Так ничего и не добившись, он взялся за каменный топор. Через минуту вместо лица у Айземанна осталось лишь кровавое месиво, а довольный дикарь оттирал от крови и демонстрировал остальным поблёскивающие зубы. Вскоре кошмарное кино исчезло, потому что Клима повалили, поволокли, и теперь он видел лишь мелькающие перед глазами листья и бегущие зелёные ноги.

Глава седьмая

Неподвижно висящий человек — желанная находка для тысячи гадов сельвы. Сухопутные пиявки — умнейшие твари, и ползают удивительно быстро. Почувствовав добычу, они покидают траву и кусты, выползают из луж, падают сверху, бросаются в погоню, а догнав жертву, ползут полчищами по ногам, спине, присасываются под мышками, к шее и даже к голове. Насосавшись крови, пиявки разбухают и висят красными гирляндами. За ними идёт следующая волна паразитов. На запах тела слетаются тучи зелёных мух варега и наперегонки лезут в нос и уши, дабы отложить яйца. Неподвижный человек — находка для мух. Если дать им волю, то лицо превратится в уродливую маску, с лицевыми мышцами, сплошь изъеденными ордами личинок. Но и это ещё не всё. Почувствовав по соседству пиршество, из коры и листьев выбираются орды клещей. И всё это движется на подвешенных за руки четверых человек. Привязанный за кисти рук, Клим касался земли лишь кончиками пальцев ног. Зрение вернуло былую резкость, прежде онемевшее тело уже обрело чувствительность, и любое движение отзывалось болью в ранах и затёкших мышцах. Качнувшийся рядом Фегелейн тихо произнёс:

— Ну и дерьмо. Вилли, у тебя есть нож?

— Нет, — качнул головой Клим.

Они висели, подвешенные как колбасы в витрине, и вопрос о ноже показался верхом глупости. Будь у Клима нож, что он смог бы с ним сделать?

— Свой я потерял на поляне, — скрипнул зубами Фегелейн.

— А если бы был? — откликнулся Удо, и в его голосе Клим услышал сарказм.

— Ты предлагаешь висеть и ждать, когда нас зажарят? — зло ответил Фегелейн.

— Им не известен огонь, — произнёс Клим. — Я не вижу пятен от костров. В этой сырости даже природа не смогла подарить им огня.

Среди гигантских деревьев, словно кучи муравейников, раскинулись низкие бамбуковые хижины с узкими проёмами вместо дверей, и среди них действительно не было ни одного следа от костра. Поначалу Клим хотел посчитать хижины, но быстро понял, что это невозможно. Рыжие покатые крыши тянулись повсюду и не кончались даже там, где сельву пересекал ручей. Да и на другом берегу хижин было не меньше. Трудно поверить, что в этой негостеприимной удалённой части джунглей проживает огромная популяция диких пигмеев. Высокая, до пояса, трава скрывала от глаз и низкорослых туземцев, и их хижины. Время от времени один пигмей становился на плечи другому, чтобы осмотреть близлежащие джунгли.

— Франц, ты живой? — спросил Удо. — Что с Францем?

Водитель висел, уронив на грудь голову, и не подавал признаков жизни. Из его бедра и спины торчали обломанные наконечники дротиков. На шее чернели пятна от ядовитых шипов и гроздья раздувшихся пиявок.

— Франц! — позвал Фегелейн.

Клим висел между Удо и Фегелейном, и водитель ему был виден плохо, но моряк едва не касался Франца локтем и, качнувшись, попытался достать его ногой.

— Эй, ты живой?

— Живой, — ответил за водителя Фегелейн. — Пиявки на труп не полезут.

Скосив глаза на начинающих разбухать и на своей груди пиявок, Клим с отвращением передёрнулся всем телом. Он чувствовал ползающих тварей под курткой на спине и животе по влажному прохладному движению, но эти, торчавшие красными отростками из разорванной на груди рубашки, доводили его до нервных судорог. Клим повернул голову к Фегелейну и увидел, что у того та же картина: две в волосах на затылке и две на подбородке; сколько их было под кителем, не знал и сам Фегелейн. Рядом со стоявшей всего в пяти метрах хижиной сидели два маленьких, похожих на обезьян-капуцинов, голых измазанных зелёным соком ребёнка. Пиявки ползали и по ним, но дети ловко срывали их заострёнными палочками и сосредоточенно, не обращая внимания на висевших рядом пленников, выковыривали впившихся под кожу клещей.