"Фантастика 2024-121". Компиляция. Книги 1-21
Шрифт:
Э, нет! Отставить неуместные пораженческие сравнения! Все будет нормально!..
Едва вошли в ворота, как Тимофеев куда-то исчез, а меня повели вверх по лестницам два крепких, подтянутых молодца с каменными, абсолютно непроницаемыми лицами. Спрашиваю их: «Куда ведете?» В ответ – молчание. Вот ведь бульдоги немые. Ладно. Посмотрим, чем закончится нежданное путешествие.
Останавливаемся перед высокой деревянной двустворчатой дверью с медной табличкой «7824». Ну и что означает этот номер? Ответа нет…
За дверью небольшая приемная. За массивным столом сидит человек в жандармском синем мундире с эполетами и аксельбантом. Наверное, дежурный офицер.
– Простите, я… –
– Форточник.
– Форточник? – переспросил дежурный и, дождавшись утвердительного ответа, быстро встал из-за стола и скрылся за еще одной дверью, попросив немного подождать.
Какой я вам к черту форточник?! Я, может быть, и склонен к авантюризму и жажде приключений, но чтобы скатиться до такой банальщины, как квартирные кражи. Низко, безвкусно и… трусливо. Нет уж, господа полицейские. Дело на меня вы не сошьете за неимением улик. Телом Леромонтова М. Ю. управляю, это верно, но чтобы воровать…
Стоп! Погодите! Форточник?! Уж не про контору ли Садовского речь идет?!
Дежурный отсутствовал секунд тридцать, но какие это были секунды. Необычайно тягучие, долгие, нудные. За это время я успел детально рассмотреть стоящую на столе красивую серебряную чернильницу с львиными лапами, подсвечники на стенах. Но вот дверь открылась, дежурный вернулся к столу:
– Господин Лермонтов, прошу пройти, – худая рука указала на дверь. – Вас ждут.
Вхожу и вижу еще один стол с бумагами. Ох, что-то мне все это сильно напоминает.
– Присаживайтесь, – коротко, в чем-то даже равнодушно бросил владелец стола, завязав папку шнуром и положив ее в выдвижной ящик. Держась пальцами за ручку, он застыл на несколько мгновений, словно давая себя рассмотреть. С виду лет пятидесяти, среднего роста, плотный. Седые волосы торчат бобриком. Небольшие усы с бородкой, спокойные, немного сонные глаза. Ничего примечательного. Обычная среднестатистическая внешность офисного работника. Я сажусь напротив него и… начинаю злиться! И есть от чего!
– Слушайте, я не узнаю вас в гриме. Кто вы такой? – спросил меня «офисник». – Сергей Бондарчук? Нет. Юрий Никулин? [219]
– Иннокентий Смоктуновский, – мгновенно и автоматически перебил я его.
– Отлично. Значит, я не ошибся. Тест вами пройден и осталось только уладить формальности.
А ведь найти вас, Михаил Иванович, оказалось весьма непросто. Удивительное стечение обстоятельств помогло…
Да не смотрите вы на меня так. Я сейчас вам кое-что расскажу.
219
Фраза из к/ф «Иван Васильевич меняет профессию», режиссер Л. Гайдай.
– Я предельно внимателен!
– Злитесь? Так это зря. Вам еще повезло, что вырвались из ловушки. Однако начну с начала и по существу. Зовут меня Александр Степанович Петров. Прихожусь внуком уже хорошо известному вам профессору Штерну…
Знаю, о чем сейчас думает: «Так вот ты какой, хронопленник-вредитель».
– На самом деле все обстоит не столь просто и однозначно, как кажется на первый взгляд. Уж вы мне поверьте.
– Поверить тому, кто с легкостью готов был убить родного деда ради научной славы?
– Он вам и эту лапшу на уши успел повесить. Что ж – вполне в его духе. Вот только правда гораздо более прозаична и сурова. Сейчас вы ее узнаете…
Спустя минут десять навязчивое чувство дежавю окончательно меня покинуло, и на смену ему пришло сомнение.
Кому верить? Этому внуку Штерна, выпрыгнувшему на моем пути, как черт из табакерки? Что говорит он? Пожар в лаборатории – дело рук самого профессора. Но как? Очень просто. Были у Егора Ильича «подозрительные» родственники в Германии, а тут война. До этого от ареста профессор благополучно уходил, но все же приказ сверху на него однажды пришел. И Штерн, видимо, почувствовав приближение опасности, решил действовать по принципу «не доставайся же ты никому!». Внук пытался помешать уничтожению «Сферы» и научных материалов, но в итоге вместе с дедушкой стал пленником петли времени. Впрочем, как вы уже знаете, на пожаре их противостояние не прекратилось, и если верить Петрову, то еще неизвестно, кто именно в этой нескончаемой партии злой гений, а кто справедливый созидатель.– …Вот вы думаете, что я чудовище, – говорил Петров, – что императоров, министров и прочих ни в чем не повинных людей убиваю направо и налево. Что историю ломаю и крою, как мне вздумается. А на самом деле и вы, и Бакунины, и Садовский с прочими форточниками были вырваны из своего времени и реальности исключительно благодаря стараниям моего беспокойного дедушки. Берсерки Нафферта и помощь Германии оружием из будущего тоже дело рук старого безумца. И лично вы для него всего лишь пешка. Правда, пешка не простая, а по чьей-то неведомой воле неожиданно получившая возможности ферзя.
– Не слишком-то удачное сравнение.
– Напротив. Очень даже удачное. Маразматик действительно решил, что он играет в шахматы. Притом сам с собой. Вот только мне пришлось вмешаться в игру, конечный итог которой, по мнению товарища Штерна, заключается вовсе не в вашем благополучном возвращении домой и установлении вселенского баланса.
– А в чем тогда? В дисбалансе?
– Именно.
Вы уже знаете, что реальностей во вселенной много. Так вот мой дедушка намерен все эти реальности уничтожить, соединив в одну-единственную. К сожалению, уже есть предварительные итоги этой его работы. Та реальность, где вы были Мишкой Власовым, исчезла в ядерном огне Третьей мировой. Очередь за следующими…
– А вы, значит, спаситель миров?
– Не иронизируйте. Мне с трудом удалось вычислить ваше местонахождение и принять некоторые меры для того, чтобы дать шанс этому времени и этой реальности уцелеть.
– Так это по вашей вине я безвольно был заключен в теле поэта Михаила Юрьевича Лермонтова?! – Мои кулаки сжались, но Петров даже бровью не повел.
– Да. По моей. Ничего не поделаешь. Вынужденная необходимость. Мне пришлось резко пресечь еще один опасный ход дедушки. Кстати, знаете, что именно вы должны были сделать ТУТ ради возвращения домой?
– Нет.
– Так я вам покажу. Прикоснитесь вот сюда, – на стол лег рваный клочок ткани, перепачканной чем-то бурым. Прикасаюсь к нему и… словно проваливаюсь в очередное лермонтовское сновидение-воспоминание. Я увидел будни Московского университетского благородного пансиона. По виду так самая обычная школа, в которой подходит к концу перемена после очередного урока. Длинный коридор гудит от беготни и криков. Всюду снуют, возвращаясь в классы, запыхавшиеся оболтусы в синих сюртуках со стоячими малиновыми воротниками и синими же брюками. Хочет вернуться в свой шестой класс и Миша Лермонтов, но вдруг его словно что-то толкнуло изнутри. Юноша нехотя поворачивает голову и видит… императора. Будто великан, одетый в белый кавалергардский мундир, тот молча и твердо шагает по коридору. Царственный взор наполнен гневом – бардак же кругом. Император идет, Миша стоит, а Костя Булгаков у дверей пятого класса вытянулся по швам и звонко гаркнул: