"Фантастика 2024-121". Компиляция. Книги 1-21
Шрифт:
«– …О том, кто кого победил, споров много. Часто слышу, что для нас закончилось все не очень хорошо из-за общей обстановки. Сражалась, мол, Россия практически одна со всем миром – вот и не смогла победить. С этим утверждением трудно не согласиться. Тут против нас действительно выступала целая свора. И извечные враги британцы, полностью подмявшие под себя Турцию [223] , а заодно всеми силами пытающиеся выдавить нас с Кавказа и Черного моря. И Франция с ее обиженным новоявленным императором, до истерии стремящимся к реваншу за грозу двенадцатого года [224] . И корысти ради влезшая в эту союзническую упряжку Сардиния [225] . И всевозможные сочувствующие: Австрия, Пруссия, Шведско-норвежский тандем [226] . Только я скажу так: когда в ход идет чистая математика, любые комбинации бессильны.
223
В 1838
224
Прелюдией к Крымской войне стал личный конфликт Николая I с Наполеоном III (племянник Наполеона I), пришедшим к власти во Франции в ходе переворота 2 декабря 1851 года.
Поскольку династия Бонапартов была исключена из французского престолонаследия Венским конгрессом (1814–1815 гг.), Николай I считал нового французского императора нелегитимным. Впоследствии, чтобы продемонстрировать свою позицию, Николай I в поздравительной телеграмме обратился к Наполеону III «Monsieur mon ami» («дорогой друг»), вместо допустимого по протоколу «Monsieur mon frere» («дорогой брат»). Такого рода вольность была расценена как публичное оскорбление нового французского императора.
Кроме того, значительная часть французской общественности поддерживала идею реванша за поражение в Отечественной войне 1812 года и была готова принять участие в войне против России, при условии, что Англия выступит на стороне Франции.
225
У королевства Сардиния не было никаких территориальных или политических претензий к Российской империи. Однако возглавляемое Савойской династией королевство было активным центром продвижения идеологии объединения итальянских государств в единую Италию. Желая расширить список союзников в борьбе с российским влиянием на Балканах, а также стремясь укрепить свои позиции в Италии, французский император Наполеон III предложил сардинскому королю Виктору Эммануилу II стать союзником антироссийской коалиции и принять участие в войне против России. Взамен чего Сардинии было обещано содействие объединению Италии под савойской короной. Предложение было принято – в 1855 году Сардиния вступила в войну.
226
Имеется в виду Шведско-норвежская реальная уния (Объединенные королевства Швеция и Норвегия), швед. Forenade Konungarikena Sverige och Norge, норв. De forenede Kongeriger Norge og Sverige), – реальная уния Швеции и Норвегии, существовавшая с 1814 по 1905 год.
– То есть?
– У нас в большинстве своем гладкостволки, бьющие на триста шагов, у них – много нарезных штуцеров с дальностью стрельбы в тысячу двести шагов. Троекратное превосходство. Наши солдаты сильны в штыковой и рукопашном бою, но кто сказал, что союзникам обязательно нужно подходить так близко к русским позициям? Достаточно подойти до нужной дистанции, и можно спокойно отстреливаться, не боясь быть убитым русской пулей. Та просто не долетит до цели. А мы в это время мучайся с гладкостволами и их адаптацией под французские пули [227] .
227
Один из участников обороны Севастополя писал в письме: «Ружья у нас были гладкоствольныя; французския пули, введенныя у нас во время осады, после двух или трех выстрелов не входили в дуло. Солдаты загоняли пулю, ударяя камнем по шомполу; шомпол гнется в дугу, а пуля не поддается. Колотили, как в кузнице: солдаты брали сальные огарки, смазывали пулю, но и это не помогало. Ружья, переделанные в нарезныя, раздирались по нарезам. Немудрено, что в таком положении офицеры приходили в отчаяние, а солдаты бредили изменой».
Конечно, нельзя сказать, что у нас нарезного оружия вообще не имелось в наличии. Имелось, но… Снабжались ими лишь стрелковые батальоны. По двадцать шесть ружей на батальон, да и то литтихскими штуцерами, а эти весят по пять с лишним килограммов каждый и трудно заряжаются особой пулей с ушками, которыми она вкладывалась в нарезы ствола. Про цилиндросферическую пулю Нейслера опять же не забываем. За счет нее даже из гладкоствольных ружей можно бить до шестисот шагов. Куда против этого круглым пулям?
Или пуля Минье. Она тоже не подарок.
А уж про то, как мы со всеми этими недостатками боролись, вообще можно говорить бесконечно и поминая недобрым словом тамошний ленд-лиз [228] …»
Насчет ленд-лиза не знаю, но часто вспоминаю «грядущую» Первую мировую с бездымным порохом, пулеметами, остроконечными пулями, гранатами и прочими «удобствами». Земля и небо. Даже тамошняя «мосинка» по сравнению с нынешними ружьями мечта абсолютно для любого стрелка. Это точно и неоспоримо.
228
В ходе Крымской войны потребность в штуцерах и нарезных ружьях в русской армии была столь велика, что России пришлось не только напрягать собственную военную промышленность для решения этой проблемы, но и заказывать оружие за границей (в Бельгии, Германии и даже Америке) при очень невыгодных для нее контрактных условиях. Однако иностранные поставщики, пользуясь бедственным положением России, не только набавляли цену по собственному произволу и затягивали поставки, но и поставляли оружие плохого качества: из заказанных 3 тыс. штуцеров лишь 224 оказались вполне исправными, а 2 776
были приняты с разными недостатками. Вместе с тем поставщики активно помогали нашим врагам. Только бельгийским оружейным заводам британское правительство заказало 60 тыс. нарезных ружей.Еще из разговоров Лермонтова на «Палладе» о том, из чего же приходилось стрелять здешним гусарам, можно сделать удручающий вывод: с качеством огнестрельного оружия в николаевском времени проблем выше крыши. Как вам положенный Михаилу Юрьевичу по штату кавалерийский офицерский пистолет? Ударный. Нарезной (в канале двенадцать нарезов). Заряжается с дула здоровенной круглой пулей (там только один калибр семь с небольшим линий [229] ). Знаете, как из такого «пекаря» стрелять, а после перезаряжать?.. Вот то-то и оно.
229
В России до 1917 года и ряде других стран калибр оружия измерялся в линиях. Одна линия равна 1/10 дюйма (т. е. 0,254 см или 2,45 мм).
И это еще только цветочки. Есть кое-что почище пистолета. Кавалерийский ударный, гладкоствольный, заряжающийся с дула, стреляющий по одному-два выстрела в минуту карабин образца тысяча восемьсот сорок девятого года. Как его заряжать? Тоже целая наука. В понемногу пробуждающейся лермонтовской памяти всплывают чьи-то слова: «…Скусив патрон, стрелок всыпает порох в дуло, разминая патрон между пальцами, дабы не осталось на нем пороха. Ствол в это время держать следует в отвесном положении, чтобы пороховая зерна не прилипала к стенкам его, покрытым после нескольких выстрелов влажным осадком. Затем опорожненный патрон вкладывается в дуло пулею к пороху и прибивается несильным ударом, дабы не раздавить пороховых зерен, которые, превратясь в мякоть, действуют слабее. Затем уже насаживается на стержень капсюль и плотно прижимается к стрежню пальцем. Курок должен быть при этом поставлен на предохранительный взвод. Вот теперь можно стрелять, прицелившись и плавно нажав на спуск указательным пальцем правой руки…»
Прицелились? Ну, тогда ОГОНЬ! Бах!.. Теперь я как никогда понимаю одного мудрого киношного индейца-ирокеза, не любившего огнестрельное оружие (много шума, много дыма, плохо пахнет) и отдающего предпочтение верному томагавку или ножу.
И все же выпущенные из такого ружья пули хоть и летели недалеко, но хлопот могли доставить много. Особенно если пробивают человеческое тело. Обо всех этих тонкостях мне поведал еще на двухсотлетии Бородинского сражения гренадер гвардии Наполеона Жан Капе, на поверку оказавшийся хирургом из Рязани Владимиром Зайцевым: «Знаете, чем отличается огнестрельное ранение современности от огнестрельного ранения времен Наполеона и всей первой половины девятнадцатого века? О! Это земля и небо. Остроконечные пули прошивают, как правило, тело навылет, ломая попадающиеся на пути кости, разрывая внутренние органы и сосуды. Но не круглые пули, нет. Эти шарики как будто специально созданы для инфицирования. При попадании они сильно разможжали ткани вокруг раны и вместе с клоком одежды забивали перед собой вглубь много всякой заразы. Про кровеносные сосуды вообще говорить не приходится; даже не поврежденные круглой пулей, они перестают работать. Если пуля поражала конечность, без ампутации не обходилось. Ну не знали еще тогда, что такое сосудистая хирургия, вот и…»
– Михаил Юрьевич, вы заняты?
– Нет. Просто тихо размышляю о былом и грядущем.
– Не желаете поучаствовать в учебном бою?
– Почему нет? Стрелять только будем или…?
– Не только. Сегодня обещали показать кое-что неожиданное.
– Звучит заманчиво. Сейчас облачусь в свои латы и выйду на поле брани…
Короткая беседа прервала цепь рассуждений. Я встал из-за стола, буквально заваленного бумагами, и, выполнив намеченные приготовления, вышел из своего скромного «кабинета» наружу. Действительно нужно размяться, а то от канцелярского сидения уже спину ломит и ноги крутит. И рад бы совсем от бумаг отбиться, но не уйти. Пока никуда не уйти.
Глава 6
А знаете, меня уже начинает раздражать тот неутешительный факт, что за все время пребывания здесь, в этой эпохе, я постоянно чувствую себя пленником. «Пузырь», «Щука», теперь еще и этот мрачный «замок Иф». Незавидное постоянство. Я уже надумываю последовать совету аббата Фариа «притвориться мертвым», чтобы, оказавшись в новой мешковине (но зашитой гнилыми нитками), быть сброшенным со стены в воду. А там нож, рывок, сокровища, месть Монте-Кристо.
Сравнение, конечно, не ахти, но как быть, когда ты безвылазно и уже вторую неделю подряд торчишь в каменном строении, повсюду плещутся холодные, пока еще не замерзшие балтийские воды, до Питера рукой подать, до Кронштадта еще ближе? Мне б прогуляться, а вместо этого?
Вместо этого под ногами у меня деревянный пол моей нынешней то ли обители, то ли тюрьмы. Прошу познакомиться с ней. Классический каземативный морской форт «Император Александр I». Прикрывает южный фарватер Кронштадтского рейда. Родом из тех строений, что преобразили Кронштадт (да и весь Петербург) после ноябрьского наводнения тысяча восемьсот двадцать четвертого года. Это о нем Пушкин в «Медном всаднике» рассказывал. Много бед наделала налетевшая с запада жестокая буря. Тогда всю ночь в окна питерцев хлестал дождь с ледяной крошкой, вода в Неве поднялась чуть ли не на четыре метра выше ординара, перекинулась через гранитные парапеты набережных, хлынула на улицы, начала сбивать пешеходов, опрокидывала кареты.
Кронштадту досталось еще сильнее. Его почти весь затопило. Волны разрушили все укрепления, что создавались в течение ста с лишним лет. Из девяноста четырех судов на якорях удержалось только двенадцать. Остальные разбились о берега и мели. Главная крепость и флот на Балтике фактически перестали существовать.
Плюс ветхость. К тому времени основанные еще при Петре Первом Кроншлот и Цитадель давно находились в плачевном состоянии. Нужно ли говорить, что нынешний император, любивший инженерное дело, взойдя на трон, тут же взялся исправлять ситуацию. Не просто решил восстанавливать балтийские форты и крепости, но и усилить их камнем.