"Фантастика 2024-121". Компиляция. Книги 1-21

— Я же на прокорм рабочих зерно большей частью покупаю, в том числе и в тех краях. А у меня работает бывший армейский ревизор из финансового управления, Сергей Игнатьевич Водянинов — и он всякие махинации носом чует. Когда сразу после уборки хлебов сотни мужиков отправляются гужевым ходом из-под Полтавы в Житомир — это странно: чугункой и быстрее грузы возить, и дешевле. Ну а найти и поспрашать тех мужиков за кружкой самогона — для Водяниновских закупщиков дело вообще плевое…

— Ну что же… Не ожидал, право слово не ожидал, что у вас так все серьезно поставлено. И огромное вас спасибо, я теперь у вас в должниках…

— Вячеслав Константинович, чтобы не оставлять вас должником, я попрошу у вас мелкой услуги. Тут есть пара толковых специалистов, которые — по юношеской глупости — увлекались вредными идеями. Увлечение у них давно прошло, а в Россию ехать они боятся — так нельзя ли, в порядке, так сказать, исключения, объявить для них — и только для них — ма-аленькую амнистию. Под мою полную гарантию, что они никогда больше вредным увлекаться не будут. Разве что иногда по маленькой, но и то не допьяна…

— Я так и знал…

— Нет, я заранее просить вас об этом и не собирался, это у меня только сейчас вдруг подумалось. А какие они специалисты и сколько пользы от них России будет — это вы сейчас сами и поймете. Я вам лишь имена скажу…

Глава 10

Когда мастерская по ремонту судовых котлов в Варне, на которой начинал свою трудовую биографию инженер Теохаров, из-за кризиса закрылась, Методий — безуспешно попытавшись найти хоть какую-нибудь работу на родине — собрался эмигрировать. Не навсегда, а только чтобы пережить тяжелые времена. Вариантов, с помощью приятелей, удалось найти сразу два: в Линце помощником мастера цеха и в железнодорожной мастерской в Орлеане. Правда и там, и там оклады были совсем не инженерными, но на жизнь — если жить достаточно скромно — должно было хватить. Выбора-то особо не было, Злата носила под сердцем первенца — так что единственное, что держало семью Теохаровых в Софии (куда они переехали в дом к тестю), было отсутствие письменного подтверждения о приеме на должность.

Однако вместо письма из Франции или Австрии в дом пришло письмо вовсе из России. Очень странное — в нем какой-то промышленник предлагал весьма еще молодому инженеру должность главного инженера какого-то только что выстроенного завода, а предлагаемый оклад жалования мог бы навести на мысль об описке — не будь сумма написана еще и прописью. К письму было еще и приложение: оплаченный билет в русский город Царицын (и обратно) — промышленник прямо предлагал в своем письме ему не особо верить на слово, а приехать и все увидеть своими глазами…

Методий увидел — и теперь вот уже почти два года он занимался выпуском очень хитрых машин. Завод, правда, был не очень большой — но достаточный для того, чтобы свое прежнее место работы он стал называть именно "мастерской" — несмотря на скорее всего все еще висящую над воротами табличку с надписью "Ремонтен Завод". И Мефодий — так его теперь звали "на русский манер" — счел бы свой завод уже большим, если бы у господина Волкова он не повидал то, что последний называл именно "большим заводом".

Но Мефодия малость завода не расстраивала: как тут говорят, мал золотник да дорог. Выпускаемые машины почти все отправлялись в далекую Америку, и — это инженер Теохаров знал точно — во всей Америке никто не смог построить что-то подобное. А это наполняло инженера гордостью, поскольку машину он сам и сконструировал. Ну, почти сам, господин Волков довольно подробно рассказал, как ее конструировать… но Мефодий твердо знал: от общего описания до "живой" машины путь весьма долог и сложен, и этот путь он прошел сам.

Целиком — с первых набросков на бумаге и до придумывания приспособлений для изготовления разных деталей. Ну а то, что наладила горничная господина Волкова, можно было и иначе сделать. Чуть дороже возможно, но это Мефодий сделать сумел бы. Впрочем, все это было уже неважно: завод работал и каждый божий день строил по пять машин, а иногда — правда, пока еще не часто — получалось построить даже шесть. И сейчас, когда он послал господину Волкову письмо с предложением заказать еще один станок, с помощью которого можно будет увеличить производство до семи машин в день, он чувствовал себя творцом.

Правда, ответное письмо было более чем кратким: "Очень вовремя, господин Теохаров, я вас жду завтра в конторе в час пополудни", но вне всяких сомнений доказывало, что господин Волков мастерство инженера Теохарова оценил высоко. Только вот насколько высоко, Мефодий, отправляясь из Саратова в Царицын, и предположить не мог…

"Мустанги" в Америке очень успешно пошли по три тысячи долларов — из которых две были чистой прибылью. У меня была идея сначала объявить цену "неподъемную", а затем объявить "распродажу" — но не получилось: народ на новые машины и по трояку в очередь выстроился. Вот только в штуках их уходило всего по паре тысяч в месяц — тоже прилично, но хотелось, конечно, большего. А большего не выходило — и все по той простой причине, что больше выпускать их не получалось. Лихачев и так делал все, что мог — как и Степан Андреевич на моторном заводе в Ярославле — но оба они прыгнуть выше головы были не в состоянии.

Завод в Царицыне по-прежнему выдавал на-гора "Муравьев" и "Осликов" — но и тут роста выпуска пока не случилось: некому было выпускать больше. Народу, конечно, на заводе прибавилось — но прибавилось и работы: кроме всего вышеперечисленного завод делал во все возрастающих количествах "ГАЗ-69".

Не "Чайки" — их выпуск тоже сильно отставал от спроса, но удовлетворять этот растущий спрос не было никакой возможности. Потому что весь рост производства сосредоточился на простых "козликах", без "кожаного салона", без полированной панели приборов — простых армейских машинах, зато с "настоящими" моторами. Ведь именно их мне не хватало больше всего — ну не на руках же таскать пушки? Но несмотря на втрое более легкий мотор получился "козлик" у меня гораздо тяжелее "Чайки" — потому что кузов для него делался из пятимиллиметровой никелевой броневой стали, выдерживающей выстрел из винтовки в упор.

Эти машинки (вместе с "прицепами") поехали на Дальний Восток мелкими партиями ещё с прошлой осени, а в марте тысяча девятьсот третьего — как только в Ростове прошел ледоход — и поплыли, причем партиями более крупными. Для хранения этого богатства в Дальнем были выкуплены несколько участков, на которых согласившийся, наконец, с моим предложением Семенов поставил многочисленные (землебитные, на скорую руку выстроенные) "артиллерийские парки". Мои личные — ну не запрещает русский закон пушки в личной собственности иметь! И Алексеев не возражал: все же я его довольно неплохо понимал в "прошлом прошлом", и письмо, которое Юрьев вручил Евгению Ивановичу, последнего полностью успокоило.

А вот новенькие семидюймовые пушки (которые и были сделаны на новых чаевских "монструозных" станках Рейнсдорф умудрился продать Армии (причем — конкретно Алексееву в Порт-Артур). Он придумал, как в литой ствол запихивать сварной (!) лейнер, причем запихивать его через казенник, и пушка получилась дешевая — по семьдесят пять тысяч за штуку (то есть немногим дороже стоимости металла). А лейнер стоил вообще тысячу — и хотя его хватало от силы выстрелов на двадцать, его прямо в бою можно было заменить за пятнадцать минут. Владимир Андреевич даже успел продемонстрировать пушку Артуправлению и заручиться их поддержкой. Ну а Евгений Иванович Алексеев, которому на оборону не хватало ни денег, ни собственно артиллерии, две дюжины таких пушек и заказал… правда в кредит. Надеялся вскоре расплатиться: все же денег он пока получил треть из "выделенных" царем и все еще ждал, что и остальные денежки поступят…