"Фантастика 2024-121". Компиляция. Книги 1-21
Шрифт:
Без Камиллы пока синтезировать изопреновый каучук не получилось, а из бутадиенового не получалось делать нормальные камеры для шин, так что приходилось платить по три доллара за этот самый фунт. Но для камер натурального каучука требовалось всего лишь десять процентов, так что цены у меня все равно были более чем конкурентными, а качество шин — вообще было вне конкуренции. И американские автодельцы бурно радовались моим изделиям: пять дюймов шириной, гарантированный пробег пять тысяч миль — и цена всего-навсего жалких пятьдесят долларов. Или — шестьдесят вместе с колесом. Или — девяносто вместе с тормозным диском и гидравлическим тормозом. Правда для последнего нужен был еще и тормозной гидронасос за двадцать пять — но качество вполне окупало затраты.
Летом тысяча девятьсот четвертого года американский
Вот только война так и не началась.
Не знаю, что на японцев так "плохо" подействовало. Может быть, июльский приказ прошлого, тысяча девятьсот третьего года, от свеженазначенного наместника о создании в каждой роте Квантунской Армии артиллерийского взвода? Или строительство дороги от "чугунки" до устья Ялу с железобетонным мостом через Даянь? По которой "козлики" с прицепленными пушками ехали максимум два с половиной часа. Или сами "козлики", число которых в Дальнем и Порт-Артуре давно уже превысило тысячу штук? Неизвестно, ведь у японцев-то не спросишь. То есть можно было бы и спросить — так ведь не ответят…
Впрочем, мне было теперь не до японцев.
В Артуправлении кого-то очень заинтересовал мой "домашний арсенал". Причем не сами пушки — рейнсдорфовская пушка-гаубица для нынешних артиллеристов была "слишком слабыми" в качестве полевых орудий, а удивившая их буквально до изумления цена. И маленькой пушки, и семидюймовки — вдобавок как раз семидюймовая пушка им понравилась, а я их больше делать не собирался. Так что вскоре мы пришли к забавному соглашению: я передавал на Александровский завод производство больших пушек, а за это получал "концессию" на железную дорогу от Званки до Петрозаводска. Какая-то компания эту дорогу уже почти было собралась строить, однако "моё кун-фу оказалось сильнее". И не только потому, что "за меня" играли артиллеристы: у меня-то деньги на строительство были зажаты в потном кулачке и я был готов немедленно начать стройку. Тем более, что мне даже рельсы не требовалось где-то добывать: свои были. Сам проект дороги делался за счет Олонецкого губернского ведомства, и был уже всяко готов, но я-то обещал дорогу выстроить за год, а "конкуренты" только приступать к строительству собирались через пару лет.
Мне такой "гешефт" оказался очень кстати (в свете подготовки для грядущих большевиков дополнительного транспортного коридора): будущий Мурманский порт и дорогу к нему я очень даже имел в виду. Да, пока на нее денег нет, но зато потом, когда она будет построена, не придется страдать из-за низкой пропускной способности Олонецкой дороги.
Машка вернулась в Царицын из Москвы в самом начале июня — учебный год закончился. Судя по всему, учебу в институте она воспринимала как "слишком затянувшийся отдых" — и немедленно по прибытии приступила к внедрению на своем стеклозаводе разных придуманных ею (и, скорее всего, многими другими студентами и преподавателями института) "усовершенствований". Приехала она не одна, с ней прибыло еще человек пятнадцать — и городок был буквально поставлен на уши.
Даже не городок — город: Энгельгардт, который Александр Платонович и губернатор, обратил внимание на тот странный факт, что рядом с Царицыным два "заводских" поселка по численности населения превысили уездный город, причем каждый из поселков. Ну на "детский городок", находящийся вообще в Астраханской губернии, ему было наплевать, а вот на тот, который вырос в моем "поместье" — нет. Потому что иметь сто с лишним
тысяч населения, не охваченного должным полицейским надзором и не платящего разнообразных "городских" налогов просто неприлично. Но так как отказываться от "поместных" прав я не собирался и передавать власть в уезд категорически не хотел, губернатор предложил иной вариант — и на карте губернии появился новый город "прямого губернского подчинения". Со своим городским уставом, и с несменяемым "предводителем дворянства" — для чего Александр Платонович выбил из царя специальный рескрипт.Ну а глядя на все это и Газенкампф решил, что лишний (и второй по размеру) город ему в губернии не помешает. Так что "детский городок" получил официальное название "город Векшинск" — по "девичьей фамилии" покровительницы города Машки. А на правом берегу Волги отметка на карте возвещала о рождении города Сталинграда. Ну да, немного с названием я поспешил — но зато и Царицын переименовывать не пришлось.
Машка на уши поставила и Сталинград, и Векшинск: в первом срочно делалось нужное ей оборудование, а во втором не менее срочно строился новый стеклозавод. Новый цех, как считалось официально — но по размеру цех был втрое больше всего старого завода. Машка со своей компанией спроектировала линию по непрерывной прокатке стекла шириной в две сажени — и линия у нее вышла длиной в четыреста пятьдесят метров…
Стеклозавод был полностью в распоряжении моей приемной дочери. Полностью — это значит, что совсем полностью, и все доходы с завода были в ее полном распоряжении. Лично у меня не было ни малейших сомнений в том, что денежки Машка зря мотать не будет — и она полностью мое доверие оправдывала. По крайней мере пять миллионов, которые она заложила в проект нового цеха, она тратила со своего счета…
Вечером двадцатого июня, за ужином она вдруг сделала мне очень странное предложение. Обычно все эти дни мы собирались на ужин всем "семейством" — включая и детей, и Ольгу Александровну — но двадцатого с утра дети отправились "на каникулы" в Крым, а Ольга Александровна умчалась по своим делам на "завод ядохимикатов" на пару дней — и мы остались вдвоем. То есть весь день провели на своих рабочих местах, но за столом встретились без посторонних, даже Анна Петровна и Васька отправились спать: с работы мы давно уже привыкли возвращаться после захода солнца. И "дочь наша" решила, что одиннадцать вечера — лучшее время для таких разговоров:
— Саш, я вот давно тебя хотела спросить… если мне вдруг денег на новый цех не хватит, ты мне сможешь добавить несколько миллионов?
— Смогу, а сколько надо?
— Ну два, три… я просто подумала…
— Хорошо, я завтра переведу тебе на счет три миллиона, а не хватит — скажешь, или просто счета на меня записывай.
— Не надо переводить, я не это хотела спросить… то есть я просто так, из интереса. Ты же даже не поинтересовался, зачем мне деньги — и ты всегда так поступаешь. Скажи, почему ты у меня даже не спрашиваешь? Ведь я говорила о МИЛЛИОНАХ!
— Маш, во-первых, я просто знаю, что ты зря ничего не потратишь. Ты девочка умная, всегда точно знаешь, что нужно делать, и если считаешь, что нужно для чего-то еще немного денег, то наверняка точно знаешь для чего.
— Но другим-то ты так денег не даешь!
— Во-вторых, я тебя очень люблю, я вас всех, Векшиных, люблю, и хочу чтобы у вас все было хорошо. Я же обещал, что буду заботиться о вас как родной отец.
— Вот это мне и непонятно: ты же нас вообще не знал когда обещал. Но я почти сразу поняла: ты действительно нас любишь… не так, как свою Камиллу, а именно как… как родной отец, даже больше.
— Машка, это сложно объяснить… скажем так: когда я вас увидел, то просто вдруг понял, что без вас — и именно без вас — мне будет жить очень плохо. Понял, что мне будет очень плохо если вам будет плохо — и понял, что должен сделать все, чтобы вам было хорошо. Я уверен, что и Камилла бы у удовольствием всех вас удочерила и усыновила…
— Ты ее так сильно любил?
— Я и сейчас ее люблю…
— Саш, я как раз и хотела об этом поговорить… ты уж извини, но мне кажется, что поговорить очень надо уже. Ты ее любишь, но на самом деле ты все же любишь не ее саму, а своё воспоминание о ней. Как ты сам нам говорил, когда отец умер: его нет, но вы должны жить дальше. И ты должен жить дальше…