"Фантастика 2024-154". Компиляция. Книги 1-18
Шрифт:
– Я играю с огнем, но по сравнению с вами, Кеннет, я буря, с которой вам никогда не справиться. Ни вашими никчемными запугиваниями, ни шантажом, ни кнутом, ни пряником. Вы хоть знаете, каким сильным бывает гнев женщины, которую вечно подавляли? Вам не захочется встретиться с ним лицом к лицу.
Она права, но мысли не подчиняются перепившему Кеннету.
– Однако вы все еще ведете меня к Сфере. Не было попыток сбежать. Отравить. Или устроить диверсию. Если бы не слышал о Моргане О’Райли, я бы назвал вас… – Бентлей еще раз делает глоток, выбирая самое подходящее слово… слова. – Послушной девочкой.
Бокал с бренди летит на пол. Содержимое разливается в полете.
– Следи за языком, щенок. Или плохо кончишь. Я не предупреждаю дважды.
Бентлей выдыхает. Настолько близко она еще никогда не была к нему. И в скупом свете нескольких свечей тень ласково касается ее кожи. На шее – татуировка, лорд кончиками пальцев касается рисунка.
– Я предпочту кончить в Лондоне. Верхом на коне. Вокруг парад. Люди в раболепной любви. И вы… О’Райли… – Кеннет медленно моргает, подается вперед, лезвие давит на горло, но он не останавливается. Моргана его не убьет. Лишь показывает зубки, как послушная собака, которая никогда не укусит хозяина. – Мне в этом поможете. А теперь… как жаль, что вы наконец-то уходите.
Резкая пощечина. Лорд не успевает перехватить ее ладонь – удивительно тяжелую, хоть и тонкую, со слишком длинными, на его вкус, пальцами. Не кулак в нос, не удар под дых. Именно пощечина. Леди.
Моргана поднимается и молча направляется к дверям, только когда он видит, как стоит колом от потемневшей крови рубашка на спине, затуманенный алкоголем мозг просветляется. А может, его отрезвляет и пощечина. Он выпил слишком много, чтобы мыслить здраво, но слишком мало, чтобы окончательно выбросить из памяти подрагивающие мускулы на спине и тонкие женские руки в мозолистых лапах офицеров.
– Мисс О’Райли, – с напускной строгостью произносит Кеннет, стучит пальцем по столу. Он не потирает место удара, хотя оно саднит. И точно остался след. Со вздохом он произносит что-то, похожее на просьбу: – Не через дверь. Будьте гостем если не званым, то хотя бы любезным. Мне даже страшно представить, что будет с вами, если решите пройтись по «Приговаривающему». Ночью. Из моей каюты.
Лорд опускает взгляд. С секунду он думает. И то, что приходит ему на ум, совершенно не соответствует его предыдущим словам. Он окончательно теряет контроль над собой. И это одна из тех вещей, которых он боится. Ему не страшно потерять голову, но как же он опасается потерять лицо.
Бентлей выдвигает ящик стола, из которого достает чистую ветошь и несколько крохотных пузырьков.
– И… Задержитесь… Когда-то я предавался точным и естественным наукам. Медицине в том числе.
– Думаете, что можете вот так легко заставить меня сменить гнев на милость? Моя благосклонность дорого стоит.
Равнодушие, каким сквозит ее голос, почти раздражает, почти оскорбляет и доводит до исступления.
– Если бы я хотел купить вашу благосклонность, заплатил бы стерлингами. – Лорд откидывается на спинку кресла, подзывая Моргану к себе. – Я знаю, на что способны ваши врачи. Ничего, кроме грязных тряпок и рома, в их распоряжении нет.
Она сдерживает порыв. Плохо, но сдерживает. Несколько раз сжимает ладонь – признак того, что Моргана взвешивает, насколько будет удовлетворена, если начнет драку, переходящую в кровавую резню. Кеннет знает, что ей не выгодно его избиение. Но даже если это не так, он не позовет на помощь. Самообладание Моргана возвращает себе только через стиснутые кулаки и шумный выдох через нос. О’Райли делает шаги по направлению к нему – один, второй, третий, пока бедром не равняется
с краем стола. В очередной раз поворачивается и поднимает сорочку, буквально отрывая присохшую ткань от израненной спины. Дело не из приятных, но даже если Моргана шипит, то делает это настолько тихо, что Кеннету и не слышно. Она оставляет болтаться ткань где-то в районе шеи, чтобы еще прикрывала и плечи.Странное решение, если учесть, что она без стыда и стеснения стояла голой по пояс на палубе собственного корабля. Но, признаться, Кеннет на нее и не смотрел. Голод по женскому телу вытеснило осознание неизбежности. Деяния рук его прямо под носом. Ладони вновь начинают дрожать, еще сильнее, чем когда ему впервые пришлось убить человека… не человека, а разбойника. Ему хочется искупить… вину? Перед ней? Пираткой? Которая хотела его прирезать.
Трижды.
Поднявшись с кресла, Бентлей подходит к небольшому тазу в углу рядом с зеркалом. Он любит умываться перед сном или после изнуряющей работы. Вода еще теплая. И он не находит ничего лучше, чем опустить в эту воду полотенце с вышитыми в углу его инициалами – для него роскошь и статус превыше всего.
Кеннет возвращается к Моргане. Несколько секунд все-таки мешкает, перед тем как коснуться спины. Он делает это аккуратно, хотя понимает, что придется надавить сильнее и немного потереть. Прикосновения к спине Морганы кажутся ему интимным моментом. Он не ведет пальцами по тому, что натворил, касается тканью, но даже так чувствует тепло ее болезненно вспухшей разодранной кожи. Будь он более нежным, его бы уже вывернуло от созерцания безобразия на спине.
Не столько уже вытирая кровь, сколько оглаживая бледную кожу, старые шрамы, Кеннет ведет полотенцем. О’Райли не дергается ни от одного движения, только иногда выпрямляется, не позволяя себе ни склонить головы, ни ссутулиться.
– Будет щипать. Но кровь больше не пойдет. Лекарства от врача… который лечил короля. А его величество… дал мне саквояж. Подарок в плавание.
О’Райли не произносит ни единого слова. Откупорив один из пузырьков, Бентлей промакивает кусок ветоши и вновь ведет по свежим ранам. Он разодрал ее тело беспощадно. Наверное, было бы еще хуже, если бы он завершил приговор или позволил Спарксу закончить. Зеленоватый раствор, немного пахнущий травами, должен помочь. Он видит, как напрягаются мышцы. Пытаясь успокоить, поглаживает проступающие ребра. Ей это не нужно, она стоически вынесла три удара, но нужно самому Кеннету.
– И последний штрих. Заживет быстрее. – Бентлей наливает на ветошь содержимое другого сосуда и принимается перематывать всю спину, стараясь прижимать ткань как можно ближе к коже, чтобы закрылись все раны. – Готово. Теперь боль вас больше не побеспокоит.
– Меня и не беспокоила боль. До сегодняшнего дня, – она язвит, огрызается, так сделал бы любой зверь, ран которого коснулись руки человека, их оставившего. И он не может винить ее в этом. Уже можно поблагодарить за то, что она в принципе позволила о себе позаботиться.
В голову закрадываются мысли: что могло сподвигнуть Моргану, всю такую благородную, воспитанную, стать той, кем она стала? Не от хорошей жизни люди бегут в море – это Кеннет понимает, как делец, бизнесмен и торговец, которому приходится иногда иметь дело со сбродом, но, в сущности, он не может представить, как можно стать головорезом и преступником. Не то чтобы все люди, окружающие его – продажные политики, ростовщики, задирающие цены, торговцы, продающие плохой товар, – хорошие люди. Но есть зло необходимое и честное, а есть смутьяны, пытающиеся нарушить хрупкое равновесие, творящие еще большее зло, чем он сам.