"Фантастика 2024-154". Компиляция. Книги 1-18
Шрифт:
– Чтобы я больше тебя здесь не видел.
Джеффри расплывается в счастливой улыбке:
– Я бескрайне благодарен вам. Мало где можно взять столько рома почти даром.
Глава 26. Моргана О’Райли и экипаж «Острого лезвия»
За все хорошее – смерть.
Моргана швыряет обугленную тетрадь на стол перед собравшимися. Непонятно только, что в компании капитана и квартирмейстера забыл Джеффри, которому дали обязанностей не больше, чем рядовому матросу, но он все равно смирно сидит в деревянном кресле, поглядывая на все, что есть в каюте. Безымянный корабль оказался и правда красивым. По крайней
– И что будем делать? – холодно интересуется капитан, кивая на дневник и скрещивая руки под грудью.
Колман тянется к тетради, но быстро передумывает и отдергивает руку от проклятой вещицы. Джеффри переводит взгляд с одного ирландца на другого, хлопает глазами, Моргане они почему-то кажутся коровьими – такие же большие, темные, да ресницы длинные-длинные. Еще и взгляд глупого, наивного человека. Джеффри недалеко ушел от ребенка, и по нему это видно. Хотя, возможно, что он просто дурак. А людям такого толка живется проще.
Общий настрой Морганы и Колмана действительно общий, они насторожены и недоверчивы, переглядываются, да изредка кто-то вздыхает глубоко и шумно, не имея ни единого предположения, как со дна морского могло подняться что-то такое.
– А с этим вообще можно что-то сделать? – Мерфи откидывается на спинку кресла, и то надрывно скрипит под его весом. Вопрос, разумеется, риторический, но О’Райли потирает двумя пальцами переносицу, словно действительно собирается отвечать.
Тянет время она долго, посему в диалог встревает Корморэнт:
– Давайте просто спрячемся? Отличная идея, а? – Джеффри машет руками, привлекая к себе внимание.
– Исключено, – отсекает предложение Моргана, и Корморэнт пожимает плечами.
Прятаться и отступать ни в коем случае нельзя. Если бы О’Райли бежала каждый раз, то, конечно, она была бы здорова и не имела бы всех тех шрамов, что на ней есть, но и прослыла бы трусихой. А Моргана такой себя не считает и уж тем более не даст никому повода так думать. Она делает несколько шагов в сторону, принимается расхаживать по каюте от одного угла к другому.
– А что ты предлагаешь, Морриган? – квартирмейстер в обыкновении своем почесывает щетину, заменяющую ему нормальную бороду. Он обращается к Моргане очень ласково, пытаясь ее лишний раз не провоцировать.
– Для начала нам не помешало бы узнать, правда ли это. – Замерев возле книжной полки, Моргана проводит ладонью по чистым корешкам. Она задерживает палец на Библии. Не помешало бы помолиться над Святым Писанием и попросить наставить на путь истинный, но она начала сомневаться в Боге. На ее молитвы тот не ответил ни разу. Даже когда она плакала, сидя на скамье в церкви Святого Патрика. Значит, он просто слепой и глухой старый дурак, которому нет дела ни до кого из своих детей. Моргана разворачивается и вновь обращается к присутствующим: – И узнать как можно быстрее.
Колман хмыкает:
– Думаешь, что кто-то мог вот так просто пошутить? Тебе не кажется подобное предположение совершенно абсурдным? Никто бы не стал это делать. Тогда спаслись единицы, и все они уже предпочли забыть произошедшее как кошмар, чего сама ты не можешь сделать. А кто-то другой, да якорь мне в печень, разве кто-то другой вообще знает о том, как подох этот английский ублюдок? Кому он вообще сдался?
Моргана сдерживается, чтобы не пресечь комментарий друга. Но молчаливого осуждения он все равно удостаивается. Бентлей, хоть и умер, загоревшись опасной идеей, все равно достоин нормального отношения и уж тем более светлой памяти. Вот уже почти десять лет она носит в сердце его сгорающий образ. В очередной раз капитан прокручивает на пальце кольцо – единственное,
что у нее осталось. Он не просил ее руки с этим тонким куском металла, но уже тогда, когда оно оказалось надето на палец, стало понятно: Бентлей будет с ней рядом, пока смерть не разлучит их. Но только тогда смерть казалась чем-то существенным, сейчас же – один только предмет на столе перед ними ставит ее под сомнение.– Вот именно что никому, но если мы будем верить в любую байку, то немудрено, что этой ночью нас сожрет Кракен. И даже не подавится.
Убрав руки за спину, но не прекращая крутить кольцо, Моргана вновь подходит к столу. От близости проклятого дневника у нее горят огнем пальцы на левой руке. Тетрадь не может принадлежать никому другому, но ей не хочется верить, что мертвые теперь имеют возможность восставать из-под толщи воды. Да даже если и восстают, где же он был столько лет и зачем ждал перед заявлением о себе? Все это выглядит слишком странно. И в голове Моргана пытается перебрать события, происходившие с ней после упокоения лорда Кеннета: попойки, драки, три виселицы, ограбления испанских судов и ничего мистического.
Она предпочитает открещиваться от своей силы и всего того, что с ней связано. Рука обтянута кожаной перчаткой, надежно защищающей от лишнего внимания. Если бы английские псы знали о такой ее особенности, то давно бы уже использовали информацию для более точных описаний и нашли бы ее быстрее. Но, конечно, в первую очередь перчатка нужна не для отвода пристальных взглядов, а для защиты всех находящихся рядом. Неизвестно, каким таким свойством обладает кожа, но она будто не дает ей пользоваться силой. И оттого Моргане легче. Не сможет причинить близким боль. Да только сколько осталось тех близких?
От магии О’Райли отрекается. Она не признает ее, не позволяет окончательно войти в жизнь и расположиться в ней. Потому что если магия окажется в ее жизни, в ее мире, она окончательно потеряет связь с реальностью, с самой собой.
И все же не может быть так, чтобы мертвые восстали. Однако что это, если не доказательство того, что Бентлей Кеннет вернулся с того света? И он явно будет зол, вспоминая старые обиды. Нет, не просто зол, Кеннет будет в ярости. Он сделает все, чтобы ее уничтожить. Моргана в этом не сомневается. По крайней мере, при жизни Бентлей отличался особым упорством и рвением в уничтожении пиратов. Вряд ли после смерти его пристрастия изменились.
– Так что мы будем делать? – интересуется Джеффри, подаваясь вперед. Он тянется к дневнику, но Моргана с хлопком опускает ладонь на обложку.
Пусть лучше никто, кроме нее, не касается этой тетради. Так явно будет безопаснее. Ей не хочется, чтобы проклятая вещь как-то изменила чужое сознание. Моргана не может утверждать, что дневник Бентлея вообще способен подчинить своей воле кого-то, но с артефактами и амулетами стоит быть осторожными. Уж ей ли не знать.
– Думать. Если этот гаденыш вылез с того света, то нужно предпринять попытку засунуть его обратно. Испанишка лепетал, сами слышали, что Бентлей всех перебил. И он продолжит палить по неугодным, как раньше. Я его знаю… знала.
Поджав губы, Моргана сгребает со стола тетрадь. Она открывает ее на первой странице: неровным почерком написаны имена и названия судов. Бентлей никогда не отличался умением выводить буквы, у него сносно выходила только его же фамилия. Все остальное – мелкие забористые буквы, галопом скачущие по строчкам, совсем не такие, как у нее. У Морганы почерк ровный, почти идеальный, только с годами буквы стали острее, словно вот-вот проткнут бумагу своими углами и отрывистыми линиями. О’Райли переворачивает страницы одну за другой, пока не останавливается на самой последней. Тут бумага пострадала меньше всего, ровно в середине листа выведено: