"Фантастика 2024-154". Компиляция. Книги 1-18

– Я не хотел, чтобы всё обернулось так, как сейчас. Ты это поняла бы. Я знаю, что поняла бы – Он поднимает взгляд, чтобы посмотреть на что-нибудь другое, кроме огня, выжигающего глаза. Но ему не за что зацепиться, кроме собственного огромного портрета да глобуса – мира, который он пообещал когда-то подмять под себя. В Лондоне бы стояла его статуя, где земной шар расположился бы у него под каблуком.

Бентлей бережно кладёт дневник Морганы на край стола, но следующие его действия уже лишены подобной сдержанности. Он быстрым шагом подходит к портрету. Хватается за увесистую резную раму и сдёргивает картину резким движением. Кеннет отбрасывает её в сторону, и даже звон бьющегося стекла его не останавливает.

Грязный пират оказался прав. Бентлей жалок. И жалок настолько, что не заслужил ни второго шанса, дарованного ему Морганой, ни её любви. А она любила его, даже когда смотрела, как он протыкает её грудь. Даже в чудовище и звере она разглядела что-то, скрытое от глаз других. Ему бы тоже стоило научиться видеть сквозь, заглядывать в суть вещей. И, может, ошибок бы стало меньше.

С нечеловеческим, звериным рыком бессилия Бентлей опрокидывает кресло, он сдирает длинную бархатную штору и сметает со стола всё, что на него успели свалить – документы, бумаги, счета и деньги. Обычно сдержанный лорд хватает кочергу и протыкает ею ткань. Он протыкает кресло раз за разом и, только когда набивка лезет уже из всех дыр, как внутренности из брюха выпотрошенной рыбы, поднимает голову. Валерия в дверях стоит неподвижно, держа в согнутой руке подсвечник. Она не произносит ни слова, ни одного вопроса не срывается с её губ. С момента прибытия Бентлея она следует за ним, как его собственная тень, принимает каждое его действие и решение как должное, не смея оспаривать.

– Давно, – Кеннет тяжело вздыхает, – стоите здесь?

– С момента, как разбилась картина, сэр, – без тени осуждения отвечает девушка.

Бентлей коротко кивает. Ему не хватает сил ни прогнать её прочь, ни пригласить присесть на диван, соблюдая все нормы приличия. Да и Валерия сама не нарушает его личные границы, продолжая стоять на пороге неподвижно, лишь стискивает свободную руку в кулак.

– Мне… жаль, что вам приходится это видеть, – выдавливает из себя лорд, снова подходит к камину и возвращает кочергу обратно на подставку рядом с небольшой метёлкой. – Как только я закончу с делами Компании, я обязательно займусь вашим отправлением в Испанию. Сейчас, понимаете ли, не лучшее время. Моя страна находится в состоянии войны, со дня на день в Лондоне введут военное положение, и отправить вас в дом ваших родителей будет крайне проблематично.

– Я понимаю.

Смиренная и кроткая Валерия, облачённая в халат поверх белой ночной сорочки, излучает спокойствие. То самое, нужное ему, без которого невозможно заснуть. Но Бентлей отмечает для себя не это, а то, что да Коста не спит в столь поздний час.

– Проходите. Стоять в дверях дурной тон.

Кеннет указывает ладонью на диван, и Валерия заходит в кабинет. Она ставит свечу на столик у входа рядом с пустующей вазой. Девушка опускается на сиденье среди декоративных подушек и устраивает ладони на коленях, переплетая пальцы.

– Вы чем-то расстроены, лорд Кеннет, верно? Позвольте, но ведь вы же вернули себе дом и даже спаслись из тюрьмы, почему же вы пытаетесь разбить собственный кабинет?

Святая наивность, а ведь Валерия и не ведает обо всех его проблемах. В её сознании, должно быть, лишь потеря дома, заключение под стражу и существование Реджинальда Комптона заставляют Бентлея страдать. Но если бы она знала, что всё это вместе лишь меньшее из зол, она бы поняла причины его ярости. Кеннет хмыкает. Он хотел было сесть на диван рядом с Валерией, лишь бы не отходить далеко от камина, но опускается на пол и облокачивается спиной на сиденье.

– Потому что я потерял больше, чем мог себе позволить. Чтобы вернуть всё, мне нужно время. И это приводит меня в ярость, которую я не могу сдерживать в себе, как в былые времена, – он выдыхает с хрипом, снова устремляя взгляд в пламя раскрытой пасти камина.

– Быть может, я не понимаю вашей боли. Но мы могли бы помолиться вместе, если вам это угодно.

– Не думаю, что это сейчас уместно.

Бентлей никогда не признавал церковь. В первую очередь потому, что из-за неё в их семье и произошёл разлад, а после знакомства с магией он перестал воспринимать Бога как нечто единое. Как создание, которому действительно есть дело до тех муравьишек, что ползают по его нерукотворному миру, то ломая, то создавая новые империи. Валерия дышит шумно, и несколько минут они просто сидят, оба всматриваясь в огонь, пока без какого-либо дозволения девушка не касается его растрёпанных волос. У него не было времени, чтобы привычно напудрить их после того, как будет сделана идеальная укладка.

Бледные пальцы развязывают тёмную ленту, распуская хвост. Валерия разбирает пряди и проводит по волосам пальцами, как гребнем. И Бентлей не дёргается, не шевелится, но и не противится происходящему. Моргана зарывалась в его волосы пальцами, вечно шутила и издевалась над причёской. Все её действия были возмутительно ужасны, но рядом с ней он ощущал себя счастливым. Кеннет запрокидывает голову и закрывает глаза. Пусть его волосы перебирает не Моргана, сейчас он представляет именно её.

Глава 10. Генерал-губернатор

Действия Бентлея Кеннета не могли остаться незамеченными. Его возвращение, обрушение акций на лондонской бирже, громкое судебное заседание, после которого произошёл жестокий разгон толпы, – всё это не могло укрыться ни от взгляда парламента, ни от самого короля. И потому в доме лорда Кеннета затишье длится не долго. Ровно одну ночь. На рассвете в его особняк пусть и не врывается, но приезжает и нарушает покой курьер английской королевской почты с самым срочным посланием и исключительно из рук в руки.

Не спавший всю ночь Бентлей, однако, выглядит свежо, попивает чай из бесценного фамильного сервиза. Он уже не думает о том, что произошло вчера вечером, какую вольность он позволил себе. Кеннет только что проверил: кабинет уже прибран, портрет лорда Ост-Индской торговой компании в новой раме – и ничто не напоминает о том, как накануне в порыве ярости Бентлей всё там расколотил.

Сейчас Кеннет в малой зелёной гостиной – единственной пока комнате, за исключением спален, где распаковали диваны, сняв с них парусину, да почистили мебель от пыли, – и не встаёт из кресла, когда в дверях появляется курьер.

– Лорд Кеннет, письмо от… – Бентлей жестом обрывает мужчину в аккуратной ливрее. Он протягивает руку, не отрываясь от газеты.

– Можете не представляться. Несите сюда, – Кеннету просто нет дела до того, кто доставил письмо и от кого оно. Он предполагает, что так рано приехать может только дурная весть. И сейчас у него достаточно времени, чтобы самостоятельно ознакомиться с написанным.

Курьер передаёт конверт, запечатанный королевской печатью. В своё время Бентлей так много их получал, что перестал обращать внимание на витиеватый узор и его почти ювелирный оттиск. Девон уже несёт нож для писем, не дожидаясь приказа господина.

Поблагодарив того сдержанным кивком, Бентлей вскрывает конверт по краю и извлекает тонкий листок. Политические письма, как правило, очень размытые и туманные, написаны не самим королём, и в неоднозначности формулировок множество скрытых смыслов. Но то, что он видит на листе, заставляет его поджать губы. Нет вежливого приглашения, лишь формальное обращение и приказ, почти требование, явиться во дворец сегодня же, дабы объясниться, что за побоище он устроил вчера на улицах столицы.

Бентлей откладывает в сторону конверт и листы.