"Фантастика 2024-154". Компиляция. Книги 1-18
Шрифт:
– Принести вам, сэр, письменные принадлежности?
– Не нужно, – качает головой Бентлей. Он складывает газету, опускает её аккуратно на низенький столик и делает последний глоток. Торопиться при чаепитии – портить себе настроение на весь оставшийся день. Кеннет поднимается из кресла. – Некогда писать ответы. Приготовьте мой парадный камзол да подайте экипаж через четверть часа.
Если король требует его к себе, то у Бентлея нет причин медлить. В первую очередь потому, что когда-то давно он был отправлен по заданию Короны в злополучное плавание, завершившееся для него полным крахом и потерей всего самого ценного. Кеннет поправляет на себе сорочку и направляется прочь из гостиной.
Нужно продумать, что он скажет королю. Прошло очень много времени, и слова Бентлея должны быть крайне убедительными, чтобы ему поверил не только
Лорд отметает идею рассказать Его Величеству, через что ему пришлось пройти. Надо выдумать иной, более вразумительный рассказ, который бы не очернял репутацию и не звучал бы нелогично. Бентлей поднимается на второй этаж, заворачивает в спальню. Она выглядит ещё менее обжитой, чем всё его поместье. А ведь когда-то почти на каждой поверхности покоились его вещи, ещё в те времена, когда приходилось прятать под половицей книги, запрещённые в их доме отцом. На идеально заправленной постели покоится свежая сорочка и то, что он просил: парадный жилет и камзол синего цвета, расшитый мелкими золотыми узорами – остатки былой роскоши. Ему ещё предстоит вернуться к привычной жизни: посетить портного или пригласить его в поместье, закупить новую мебель и в немедленном порядке посетить какой-нибудь бал, чтобы не отставать от светской жизни. Популярность в том числе влияет и на мнение общественности.
Девон ожидает своего хозяина в дверях спальни, но Бентлей отсылает его одним движением руки. Он так привык одеваться самостоятельно, что сейчас просто не хочет, чтобы кто-то помогал ему и нарушал размышления. Удушающе медленно, поправляя и разглаживая каждую складку, Кеннет меняет сорочку, надевает камзол. В зеркале он видит немного постаревшего, но всё же лорда Бентлея Кеннета, а не того оборванца, каким он прибыл в Лондон. Страшно подумать, что Валерия и весь экипаж корабля Джеффри видели его в том, крайне непотребном, виде. Застегнув пуговицы, Кеннет звонит в небольшой колокольчик, и дворецкий, как верный пёс, заходит в спальню. Он молча помогает своему лорду переобуться и, выпрямившись, докладывает:
– Экипаж подан, сэр. Мисс Валерия, полагаю, с вами не поедет?
– Нет, – Бентлей отрицательно качает головой. – Надеюсь, я не задержусь. На случай, если меня опять решат арестовать, мистер Девон, будьте готовы прибегнуть к крайним мерам. Я не планирую в очередной раз попадать в тюрьму.
Несколько секунд Бентлей размышляет, прежде чем добавить:
– На столе в моём кабинете лежит конверт на имя Маркуса Хармона. Направьте ему письмо, я планирую заняться работой в конторе в ближайшие несколько дней. Также постарайтесь узнать, кто организует в скором времени приёмы и к кому можно без затруднений попасть в обход приглашения. И постарайтесь проследить, чтобы мисс Валерия ни в чём себе не отказывала.
Поправив манжеты, Кеннет выходит из комнаты, только и слыша вслед «будет выполнено, сэр». Он и не сомневается, что Девон сделает всё правильно. Кеннет торопливо идёт по коридорам поместья – одинокого, пустого и мрачного, даже при распахнутых шторах. В тишине коридоров только и можно услышать, как с треском корабельных досок, проломленных тяжёлым ядром, окончательно надламываются его мечты услышать в стенах дома её звонкий смех.
Внизу у дверей он достаёт из подставки трость – одну из многих, любезно выставленных дворецким перед дверью. Скупым движением проверяет клинок – острый и блестящий – прежде чем выходит на улицу и направляется к карете. Даже осеннее солнце, пытающееся согреть обделённую теплом землю Англии, не может проникнуть лучами ему в душу и осветить там хоть что-то. Бентлей рассеянно кивает на приветствие кучера и забирается в экипаж – не очень новый, но чистенький, блестящий и лёгкий на ходу, как раз самое то, чтобы можно было быстро добраться до резиденции короля.
Весь путь он изредка выглядывает в окошко, пытаясь вспомнить дорогу, местность, людей и воскресить в голове давно забытое чувство удовлетворения от проезда по дорогам и улицам. Но Лондон воняет, как это случалось с ним и прежде, только сейчас в разы сильнее. Грязный, неприглядный, совершенно отвратительный Лондон, столица огромной
империи, напоминает одну большую сточную канаву, мусорную яму, в которой смешались помои, испражнения и люди.Лорд не закрывает окна, когда карета проезжает по особо узкой улочке, а распутная девка на обочине задирает юбку, чтобы продемонстрировать товар лицом. Он и забыл, что дикарство процветает на улицах его родного города ничуть не хуже, чем в любом пиратском порту. От омерзения у него сводит скулы. Раньше он предпочитал этого не замечать, но смерть сродни прозрению. И то, за что он презирает любой пиратский притон, уже давно пустило корни в столице мира. Двенадцать лет почти – идеальный срок, чтобы забыть обо всех мерзостях, но измазанный чернью Лондон филигранно освежёвывает его память ржавым ножом.
Карета останавливается только у самых ворот Сент-Джеймского дворца. Кеннет невольно улыбается, ведь его резиденция выглядит в несколько раз роскошнее пристанища королевского двора. И только солдаты в красных мундирах свидетельствуют о том, что это дом Его Величества Георга II.
– Стой, кто? – сухо интересуется гвардеец, останавливая карету перед закрытыми воротами.
– Лорд Бентлей Кеннет по приказу его величества прибыл, – докладывает кучер. Бентлей же видит, как удивлённо вскидывает брови королевский гвардеец. Он подзывает второго, и вместе они распахивают ворота, позволяя экипажу проехать на прямоугольный широкий внутренний двор.
Дворец Сент-Джеймс построен по классическим требованиям тех времён, когда красота и эстетика не имели ничего общего с практичностью, а для защиты нужна была крепость с узкими окнами да бойницами, из которых могли бы стрелять на поражение. Пережиток прошлого и безвкусица, но разве кто-то скажет такое королю, привыкшему к этим стенам.
Гвардейцы обступают экипаж, и кучер спрыгивает на землю, распахивает дверцу. Выдохнув, лорд Кеннет молча вылезает из кареты. Он не пленник, но выглядит всё это так, словно его второй раз за последние двадцать четыре часа поведут на плаху. В компании красных мундиров он, постукивая тростью по мощёному внутреннему двору, направляется к дверям. От него не укрывается, что у распахнутых окон столпились придворные. Глазеют, как на диковинного зверька, привезённого в подарок из далёких заморских стран.
Особенно удивительно заметить в окне леди Кэррингтон – тучную некрасивую женщину, нарочито одевающуюся в самые яркие платья с огромным количеством оборок, от чего она ещё больше становится похожа на жирный торт, так и сочащийся маслом. Смотреть на неё не то что больно, от одного взгляда сводит зубы и желудок начинает недовольно скулить. Кэррингтон всегда надеялась стать ближе к Георгу, чем его жена Каролина, но даже после её смерти не смогла приблизиться к его ложу. Оттого она так смешно смотрится в узких коридорах резиденции, пытаясь каждый раз протиснуться в двери в своём непомерно огромном платье. И ведь не подумаешь, что дочь её, Шарлотта, которой было не больше шестнадцати, когда он покинул Лондон, тонка, как тростинка.
Его проводят по галереям, в которых без мук совести на вечерах и балах сношаются все, кому то не покажется противным. Ведут самым быстрым из возможных путей до тронного зала, чтобы Бентлей предстал перед королём как можно скорее. Такие разные и между тем одинаковые коридоры и повороты, однотипные, пусть и великолепные портреты предшественников Георга. Уважает ли Его Величество кого-то из них серьёзно или только и счастлив, что каждый сгинул в могилу? Лестница, коридоры, и всё это в окружении отряда королевских солдат. Бентлей идёт уверенно, цокая каблуками по полу.
Однако встречает Бентлея не тронный зал, переполненный придворными, враждебно настроенными по отношению к нему, а двери, очевидно ведущие в комнату попроще. И Кеннет понимает – разговор будет приватным. Тем легче, хотя бы не организуют публичную порку. А значит, есть все шансы объясниться.
Камергер [58] у дверей – статный мужчина в золочёной ливрее – вопросительно смотрит на Кеннета. Разумеется, совершенно неудивительно, что его ждут. И всё же в подтверждение Бентлей показывает королевское письмо. Кивнув, мужчина отворяет дверь и объявляет:
58
Высший придворный чин, человек, ответственный за личные и частные дела монарха.