"Фантастика 2024-154". Компиляция. Книги 1-18

Глава 18. Леди Кеннет и воспоминания

По всему дому зажжён свет. Огнями горят огромные окна. Мелькают силуэты суетящихся людей. Давно он не видел особняк таким ярким и светлым. Бентлей мог бы заволноваться, если бы не экипаж перед парадным входом, порядком потрёпанный и испачканный, но приличный. Значит, его мать уже приехала. Ему только остаётся придумать, что бы такого ей сказать, когда он переступит порог. Несомненно, леди Кеннет пренебрежёт своим идеальным воспитанием и бросится на шею сыну. А он будет стоять, не зная, как реагировать на яркую и бурную встречу.

Кеннет не сможет запретить ей обнять себя, да и не приобнять мать в ответ будет верхом глупости и жестокости.

Бентлей отсылает кучера на конюшню. Просит позаботиться о чужих лошадях, прежде чем поднимается по ступеням. Дворецкий открывает ему, пропуская в дом.

– Она…

– В гостиной, сэр. Дожидаемся только вас. Леди Мэрилинн отказалась ужинать, пока вы не вернётесь. Пообещала, что будет ждать, даже если вы прибудете только утром.

Лорд кивает. Если бы его от долгожданной встречи отделяло ничтожно крохотное расстояние или малое время, он продолжил бы ждать, не смыкая глаз. Думает он сейчас, конечно же, о Моргане – не может по-другому. Она его мысли. Она его душа. Когда Бентлей вернёт её, он обязательно постарается сделать так, чтобы Моргане захотелось остаться в его доме. Чтобы свет горел так же ярко, но уже всегда.

Однако сейчас нужно оставить Моргану за порогом. И предстать в наилучшей форме перед женщиной, которую давно не видел. Бентлей ставит трость в подставку, дворецкий снимает с него плащ.

– Подавайте ужин. Самое время.

Кеннет направляется в гостиную, предвкушая встречу. Он старается идти медленнее, сохраняя достоинство. Но ноги сами несут его вперёд. И он торопится, просто не может иначе.

У него никогда не получалось быть примерным сыном, однако мать и не говорила, что он разочарование. По правде говоря, она вообще не много с ним разговаривала после поступления на службу во флот, а уж письма он и вовсе предпочитал прочитывать бегло и только первые и последние строчки. Быть может, это и несправедливо по отношению к матери, однако он был слишком занят попытками стать великим.

Двери гостиной открыты, оттуда доносится тихий разговор. Два женских голоса – у Кеннета всё переворачивается внутри.

Сжав несколько раз правую ладонь, щёлкнув запястьем, лишь бы избавиться от онемения пальцев, Бентлей заходит. Почти сразу он видит свою мать, устроившуюся на краешке тахты. Видит только потому, что её взглядом и ищет. Миссис Кеннет – совсем маленькая. Не миниатюрная, а ссохшаяся и легкая. Даже чашка в её ладонях кажется крепче. Да Коста поднимается из кресла, отходит в сторону, пропуская Кеннета к матери.

Бентлей не делает ни шагу.

– Приношу извинения за задержку. Были дела в конторе. Я приказал подать ужин. Приглашаю всех пройти в столовую, – так буднично, так обычно, словно они видятся каждый день. Кеннет ловит на себе осуждающий взгляд Валерии.

Леди Кеннет отставляет чашку в сторону, поправляет чёрное платье и встаёт. В траурном одеянии она бледная, прозрачная, как тень. Будь в гостиной чуть больше людей, она бы точно потерялась среди них. У Бентлея пересыхает в горле, будто он только что засыпал в рот горсть песка. Как же печален вид миссис Кеннет.

– Бентлей, сынок. – Леди Мэрилинн подходит к нему сама и протягивает руки. Ладонями она касается его лица. – Как ты… повзрослел.

Конечно, она хочет сказать не это. Он не повзрослел, а постарел. На его лице появились первые морщины. Почти незаметные, но в конце дня он может разглядеть их в зеркале вместе с тенью усталости. Осунулся, появились тёмные полукружья под глазами, и выглядит он намного хуже, чем до упокоения на морском дне. Худой и высокий, он почти похож на долговязого Джеффри – будто оборванца с улицы одели в дорогие ткани. И только воспитание напоминает о том, что он – лорд.

Но мать его выглядит не лучше. Годы не забрали у неё былого очарования, однако глаза заметно посерели, стали печальными и безжизненными. Опустились плечи, хотя она и старается держаться ровно и статно. В её светлых волосах не разглядеть седины, но время взяло своё.

– Здравствуйте, мама, – слова не застревают в горле, и всё же говорить ему сложно. Наложившиеся друг на друга годы не дают ему назвать её матушкой. Всё внутри сопротивляется. – Я рад, что вы в добром здравии.

Рад. В этом нет никаких сомнений, он счастлив, что она приехала, но не уверен, что в той мере, в какой нужно. Нет всплеска эмоций и бури чувств, он принимает её присутствие как должное, лишь с малым трепетом. Слишком давно он оставил её один на один с переживаниями о смерти дочери и другими невзгодами.

– Что с твоей рукой, Бентлей? Кто тебя так?

– Джессика Хармон, – он решает не утаивать от матери правду. Пусть знает, что даже самый родной человек способен поднять руку. – Любезно наградила меня ударом кочерги, когда я выставлял их из дома. А сил добить ни у кого не хватило.

На лице леди Мэрилинн ужас, но он не видит удивления. Будто его мать и не сомневается, что её сестра на такое способна. Да и сам Кеннет не удивляется тому, на что готовы пойти люди. Он и раньше этого никогда не делал, и возвращение в общество ему только об этом напомнило.

Она могла бы спросить не про руку, а поинтересоваться, где он был столько времени или как так вышло, что его никто не мог найти, если кто-то и искал. Но, в сущности, он даже благодарен, что ни один из этих двух вопросов не звучит. Ему нечего на них ответить, и вряд ли ответ найдётся в ближайшее время. Будет лучше, если мать поймёт его нежелание открываться и не будет даже пытаться узнать правду.

– Как вы добрались, мама? – Бентлей обращается к леди Мэрилинн, но взгляд устремляет на Валерию. Девушка не подсказывает ничего определённого, только ведёт плечами.

– Прекрасно, Бентлей. Я спешила как только могла. Мне никто не сообщил, что ты вернулся, и только твоё письмо… Такая радостная весть. Конечно, я сначала подумала, что это чья-то злая шутка, но… – Она достаёт из кармана распечатанный конверт и протягивает его лорду. Тот берёт бумагу двумя пальцами, вынимает сложенный листок и, развернув его, пробегается взглядом по строчкам.

У Валерии ровный почерк. Она написала всё чётко и по делу, как он её и просил. Но добавила не свойственных Бентлею вещей. «С любовью», – он никогда бы так сам не написал. Однако Кеннет не жалуется, он возвращает письмо в дрожащие руки матери.

– Я написал, как только узнал всю правду о том, что с вами произошло, мама, – ему неприятно даже думать об этом. И он скрипит зубами, старательно делая вид, что в его голосе нет злости. Она не должна подумать, что Бентлей разгневан из-за случившегося с ней. – Теперь всё в полном порядке. Мне осталось уладить лишь некоторые дела, и я отправлюсь в Ирландию. Примите мои искренние извинения, что не смогу остаться с вами.

Валерия всенепременно останется. Недовольство да Косты его не интересует. И девушка словно понимает неозвученное, опускает взгляд в пол. Леди Кеннет тянет руки к Бентлею, обнимает ладонями его лицо. Она делала так, когда он был совсем ещё ребёнком. Успокаивала, жест всегда говорил лишь одно: «Посмотри на меня, Бентлей. Всё хорошо!» И всё всегда было так, как говорила мать.