"Фантастика 2024-161". Компиляция. Книги 1-29
Шрифт:
Дитрих отвёл журналиста в допросную комнату и усадил на стул для пленных.
— Итак, Дитрих Шепард? — спросил газетчик, доставая блокнот и ручку из внутреннего кармана пиджака.
Дитрих важно кивнул.
— Вы в университете Нюрнберга проводили опыт вместе с профессором Штанмайером? — сказал Вебер.
— Да, но у меня с ним возникли разногласия, — ответил Дитрих.
— Пожалуйста, расскажите о них, — попросил журналист. — И как опыт Штанмайера связан с колдуном Артёмом Большовым?
— Уже с колдуном! — весело воскликнул Дитрих и задумчиво заметил. — Впрочем, я тоже обер-лейтенант.
— А после моей статьи вы станете гауптманом! —
— Точно гауптманом? — строго спросил Дитрих. И, получив в ответ кивок, заговорил. — Ну, слушайте. Был у нас в университете красавчик Ганс, что трахал жену профессора. Вот Штанмайер об этом узнал…
Глава 8
Орудовал я в котелке ложкой и думалось мне, что кинематографические образы значения сейчас не имеют. Когда-то режиссёры получили задачу показать картинку военных лишений и стойкого их преодоления, и у всех сошлись камеры на бойцах в товарных вагонах. Вот мне и запало в том мире.
Не! Ну, не показывать же в кино, как те же бойцы ночами отстирывают обосранные под дневными обстрелами штаны! И вообще задачи режиссёрам на «кино про войну» поставят потом, после нашей победы.
Пока же идёт сама война, Совет обороны берёт, что есть в наличии. Если был плацкартный поезд, кадеты ехали в плацкарте. Офицерам достался товарняк, едем в товарняке. А питание из полевых кухонь на станциях просто потому, что Совет обороны готовится к любым обстоятельствам.
В Корпусе с историком разбирали распространённые образы и уделяли особое внимание феномену узнаваемости и известности. Оказывается, что девять десятых образа публика додумывает сама, оперируя придуманными ранее шаблонами. И реальному прототипу приходится этим выдумкам следовать.
Весь феномен в способности мага угадывать массовые образы заранее, сделать из сколь угодно унылого существа новый, уникальный образ. А в самой известности никакого феномена нет, она простая, как отвёртка. Это просто инструмент и товар.
Например, лично маршалу Жукову нужна была известность? Военный и без неё должен уметь заставить подчиняться. Известность Жукова использовал товарищ Сталин.
А ему лично нужна известность как политической фигуре. Даже после смерти, стал неудобен — популярность прикрутили, понадобился позже — популярности добавили.
В Гардарике же политики ограничены думами княжеств, потому маги-депутаты известны только в своих княжествах. Сейчас они воюют, а до того все сплошь были популистами. Им можно обещать людям что угодно, всё равно плохие бояре заблокируют. Вот они власть наследуют, и никто их не знает — им известность ни к чему.
Самый яркий пример такого рода — артисты. Они могут быть сколь угодно талантливыми и обаятельными, но если места заняты, никто не вложится в их популярность.
Тут ещё момент, что Москва стала фабрикой грёз. Княжеству выгодно быть популярным и считаться столицей Гардарики. Так и другие не возражают, извлекают из её известности свои прибыли. Самый простой пример — большей частью московских киностудий владеют не москвичи.
А на войне известность или неизвестность ещё и оружие. Вот кто у нас командует? Князья, короли и царь кого-то назначили, а кого — ни в одной газете не прочитаешь.
Я, боярин, знаю только, что возглавляет Совет обороны другой человек. Он на секундочку спикер, не путать с начальником Генерального Штаба, который у нас есть, но называется по-своему. Короче, враг ногу сломит.
И тут такой я.
В собственную рекламу я вложил деньги вынуждено, по дороге с раскруткой идеи о нападении Европы. Вложился довольно успешно — одни добрые люди попытались меня убить, другие начали делать что-то полезное.А что они делали, и насколько я повлиял, даже мне известно лишь в самых общих чертах. По сути, я знаю не больше остальных, кто посылал свои деньги в разные фонды — средства пойдут на благое дело.
Можно надеяться, что я помог умным и занятым людям и при этом не очень их раздражал. Если бы я умных и занятых людей достал, меня точно бы грохнули. В простой и понятной Гардарике в этом нет никаких сомнений.
Умные и занятые мою суету, вроде бы, не замечали. И тут на тебе! Целый командарм знает, что я живой, и вызывает на встречу. На встрече даёт мне понять, что за мной следят всю дорогу — он знает даже, кого я посылал и куда. И ставит мне задачу общаться с журналистами…
Прочие мои задачи, кажется, без изменений, их пока можно не учитывать.
Так что же делают газеты, что производят журналисты? Известность неких идей и людей, чтоб идеи были понятнее. Умные и занятые люди решили вложиться в мою популярность.
Насколько оно мне надо, никого не волнует. Я офицер и получил приказ, нужно просто его выполнять. А чтоб приказ лучше выполнить, его следует хорошенько обдумать.
Сразу возникает вопрос, почему выбрали меня. Первое, что приходит в голову — пошли по кратчайшему пути, меня уже знают в Гардарике и Европе. И что обо мне знают? А пообещал я убивать европейцев, если они к нам полезут, и этим только и занимаюсь с начала лета.
В остальном разбираюсь мало, я ж простой боярин и мне не докладывают. Наше боярское дело выполнять приказы Родины, а думают пусть те, у кого голова большая. Мы ж, бояре, воюем как все добрые русские люди…
Тут главное журналюгам лишнего не ляпнуть. А то самому интересно, нафига мне делают популярность?
Остановились в маленьком русском городе. Расквартировали нас по домам, разрешили выспаться. Среди прочего выдали вещевое довольствие, вот на другой день после завтрака переодетый в парадную форму я прошёл в двухэтажный дом, где пока устроился штаб дружины, и предстал пред светлы очи своего непосредственного начальника, подполковника Бирюкова.
С момента нашей последней встречи изменились в нём только погоны, и появился знак танкиста с двумя чёрными полосками. Прежде всего, он сказал, что рад меня видеть живым и здоровым, а потом усадил к столу и потчевал чаем с выпечкой, что организовал адъютант. Вот под чаёк подполковник вводил своего боярина в курс дел.
С началом большой войны над структурой моей дружины думает Совет обороны, меня не спрашивая. Поскольку я пригласил в дружину всех кадетов, из них сформировали танковый полк. Формально он входил в дружину, а фактически являлся отдельным и действовал вообще на другом фронте.
Теперь полк наполнят людьми и техникой и передадут в дружину, только случится это нескоро. Сейчас же Бирюков пополняет два основных полка, да нас вот принесло чёрт знает откуда, нам тоже танки давай…
— По-хорошему не договоримся, — сказал я сухо. — Давай танки, подполковник.
— Да я и не надеялся, — махнул он ладошкой. — Но вы ж из такого боя! Хоть недельку отдохните!
— Можем и отдохнуть, — кивнул я и отпил чаю. — А танки всё равно давай. У меня приказ.
— У всех приказ! — проворчал Бирюков.