"Фантастика 2024-164". Компиляция. Книги 1-25

Первое попадание германского снаряда пришлось в главный броневой пояс «Евстафия». Оставив солидную вмятину, от которой по всему листу 229-мм брони русского броненосца пошли трещины, он развалился на куски, не успев взорваться. Пусть по нынешним временам девять дюймов закаленной крупповской брони считались недостаточной защитой для настоящих линкоров, оставшись пережитком додредноутной эпохи, 283-мм орудия «Гебена» также были спроектированы на устаревших представлениях немецких адмиралов о ведении боевых действий на море. Те самые 40–45 кабельтов, на которых предполагалось вести сражения с Гранд-Флитом, являлись дистанцией, где бронепробиваемость немецких снарядов соответствовала таковому показателю 305-мм снарядов англичан. Меньший же вес и габариты позволяли надеяться на увеличение показателя скорострельности, отчего такой подход вполне имел право на существование. Тем более что на тот момент немецкая промышленность попросту не имела возможности изготовить орудия больших размеров, что, впрочем, совершенно не следовало знать никому в мире вообще и ряду заклятых друзей в частности. Они даже могли бы пробить броню главного пояса «Евстафия» на дистанции в 65 кабельтов. Но первое попадание случилось прежде, чем корабли враждующих сторон сблизились на подобную дистанцию, что и спасло русский флагман от очень неприятной пробоины в районе ватерлинии. А вот куда более тонкая броня казематов шестидюймовых орудий сдержать немецкий снаряд крупного калибра уже не смогла, и броненосец вновь лишился пары пушек среднего калибра вместе с их расчетами. Точно такое же повреждение флагман Черноморского флота уже получал при сражении у мыса Сарыч, в результате чего погибли почти полсотни человек из состава экипажа. Но как-либо усилить защиту без проведения действительно капитальных работ оказалось попросту невозможно, за что пришлось расплачиваться своими жизнями еще двум десяткам офицеров и матросов. Причем потерь могло быть и больше, но количество воспламенившихся зарядов и взорвавшихся снарядов, из числа поданных к орудиям, ограничилось всего двумя штуками, что было в разы меньше, чем в прошлый раз. Вот только второй поразивший «Евстафий» крупнокалиберный снаряд был далеко не последним и к тому моменту, как головным броненосцем русской колонны стал «Иоанн Златоуст» вся центральная часть флагмана была объята огнем. И даже одна из башен главного калибра некоторое время не могла вести огонь в результате контузии находившегося внутри расчета. Благо удар снаряда пришелся по касательной и взорвался тот в полутора кабельтовых от корабля. Однако, в отличие от флагмана адмирала Рожественского, у этого русского броненосца имелись все шансы не только уцелеть в сражении, но впоследствии, после должного ремонта, даже вернуться в строй.

А вот на борту сумевшего выбить из сражения одного из своих противников «Гебена» ситуация складывалась куда более худо. Ведь пока на борту русского флагмана боролись с пожарами, в отсеках «Гебена», наоборот, вовсю пытались сдержать поступление воды. Всего за сорок минут огневого контакта линейный крейсер получил девять огромных пробоин. Все бы ничего, корабль мог пережить куда более тяжелые повреждения, но двухсотмиллиметровый верхний броневой пояс не смог сдержать удар четырех центнеров стали и взрывчатки. А ведь в результате прежних затоплений именно верхний пояс стал новой ватерлинией линейного крейсера. И через образовавшиеся пробоины, уходящие глубоко внутрь корабля, началось совершенно неконтролируемое поступление воды. Да и столь же недостаточно толстая броня барбета кормовой башни «E» едва не стоила всему экипажу их жизней, когда продравшийся через ее толщу русский снаряд взорвался и, повредив податочную трубу, воспламенил находившиеся внутри пороховые заряды. Вспышка пламени от мгновенного сгорания в замкнутом пространстве сотен килограмм пороха ринулась, как вверх, так и вниз, поджигая заряды в боевом отделении башни, в отделении перегрузки и в лифтовом отделении. Правда, в отличие от ситуации сложившейся на линейном крейсере «Зейдлиц», что получил схожее поражение английским снарядом во время сражения у Доггер-банки, дальше огонь не пошел, и потому свидетели последствий попадания этого русского снаряда отделались легким испугом от вида огромных языков пламени вырвавшихся из всех щелей пораженной башни. Но с ними, пожалуй, не согласился бы расчет этой самой башни, за считанные секунды заживо сгоревший в полном составе. Еще одна башня орудий главного калибра, а именно башня правого борта, оказалась на время выведена из строя после прямого попадания русского снаряда в лобовую броню. Сам снаряд пробить ее так и не смог, однако отколовшиеся изнутри в результате полученного удара осколки повредили механизмы системы заряжания и попутно выкосили половину расчета. Естественно это самым пагубным образом сказалось на скорострельности ее орудий. И это тогда, когда место покинувшего строй «Евстафия» вовсю спешил занять нагнавший 1-ю бригаду «Три святителя»!

Оставив надорвавшийся и не способный дать более 9 узлов «Ростислав» за кормой, контр-адмирал Путятин повел свой флагман вперед, отдав приказ не жалеть, ни котлы, ни машины флагманского корабля 2-й бригады линкоров. И машинная команда старого броненосца не подвела. С то и дело заливаемым волной, из-за слишком низкого борта, носом, с летящими из дымовых труб мириадами искр, с перегревающимися подшипниками валов, с прогораемыми от непосильного жара трубками котлов, с обливающимися потом и даже падающими от жары с духотой в обморок кочегарами, корабль, будто поняв желание экипажа, рвался вперед, дабы внести свою лепту в дело уничтожения врага. Пять с половиной часов длился его марафонский забег на грани возможностей, пока старший артиллерийский офицер не дал отмашку на открытие огня из носовой башни. Начав пристрелку с дистанции аж в 10 миль, именно артиллеристы «Трех святителей» оказались теми, кто, в конечном итоге, смог поставить точку на затянувшемся сражении стальных исполинов.

К сожалению русских моряков, продержался, выдвинувшийся на первые роли «Иоанн Златоуст», всего двадцать три минуты. Казалось бы, столь же мощный как «Евстафий» и совершенно невредимый, этот корабль имел все шансы продержаться в голове колонны до победного конца. Но один единственный, легший более чем удачно, залп с «Гебена», поразивший разом, и боевую рубку, и носовую башню, и каземат левого борта, отправил в тяжелейший нокаут уже второй эскадренный броненосец. Слишком уж близко подошли русские корабли к погибающему, но не сдающемуся линейному крейсеру, в результате чего даже их самая толстая броня перестала держать немецкие снаряды. Это экипажу «Иоанна Златоуста» еще сильно повезло, что взорвавшийся внутри башни снаряд не привел к более трагическим последствиям, грозившим мгновенной гибелью корабля и всего экипажа. Но поражение боевой рубки привело к потере управления, как кораблем, так и боем, отчего выкатившийся в правую циркуляцию броненосец впоследствии не смог принять участия в добивании противника.

Артиллеристы же «Понтелеймона» были вынуждены отдать пальму первенства своим сослуживцам из 2-й бригады по той простой причине, что полностью расстреляли запас бронебойных 305-мм снарядов и до наступления темноты били по немцу фугасами, если не считать шестидюймовки. Хотя с дистанции в 49 кабельтов даже фугасные снаряды крупного калибра имели немало шансов пробить 200 миллиметров закаленной крупповской брони. Но именно после очередного залпа с «Трех святителей», сделанного всего за пару минут до захода Солнца, над «Гебеном» поднялся огромный столб пламени осветившего кувыркающиеся в воздухе крышу кормовой башни «D» и множество более мелких обломков.

Ответив своим убийцам последним залпом из орудий носовой башни, этот, превосходивший новейшие русские дредноуты по скорости хода, бронированию, живучести и уступающий разве что в мощности вооружения, линейный крейсер замолк навсегда, не дотянув до наступления спасительной темноты каких-то мгновений. Но еще до того, как Солнце окончательно скрылось за горизонтом, окрасив напоследок небо в кроваво-красный цвет, на чудом уцелевшем флагштоке взвился флаг Кайзерлихмарине[11]. Горящий во множестве мест, заливаемый через десятки пробоин, с тремя разбитыми башнями и изрешеченными трубами, он ушел на морское дно под знаменем того флота, которому действительно служил, как корабль, так и экипаж.

Свыше двадцати минут длилась агония уходившего под воду на ровном киле «Гебена» унесшего с собой на дно более семи сотен моряков, что навсегда остались на своих боевых постах. Слишком уж многие погибли во время сражения, оказались отрезаны затоплениями в нижних отсеках, или же, будучи ранеными, не смогли выбраться наружу, когда по отсекам передали приказ оставить корабль.

Так завершилась история службы надводных германских кораблей в рядах флота Османской империи. Но война в акватории Черного моря на этом отнюдь не закончилась и месяц спустя в этих водах появилась первая немецкая подводная лодка, чьей жертвой стал торпедированный у выхода из Босфора «Память Меркурия». По всей видимости, экипаж несшего сторожевую службу крейсера непозволительно расслабился, посчитав, что у противника более не осталось кораблей способных стать для них достойным противником. За что и поплатился. Шедший на 8 узлах крейсер получил торпеду в район машинного отделения и спустя четверть часа совершенно потерял ход. А когда после двух часов борьбы экипажа за спасение корабля составлявший ему компанию эсминец «Гневный» попытался взять того на буксир, в борт крейсера впилась еще одна торпеда, поставившая крест на его дальнейшей судьбе. Хорошо еще, что большая часть экипажа благополучно эвакуировалась на шлюпках и катерах, после чего была поднята на борт эсминца, отчего на его верхней палубе и во внутренних отсеках образовалась чудовищная давка. Но все это было после. А пока всех участников завершившейся полнейшим успехом операции ожидали высокие награды и новые звания. Причем, особо отличившихся офицеров прибыл награждать лично император всероссийский. И делал он это не по доброте душевной, а из-за смешного до безобразия казуса. Просто на Черноморском флоте вообще не имелось ни одного георгиевского кавалера, из числа которых было бы возможно сформировать Георгиевскую думу. Без представления же от оной не имелось возможности наградить всех отличившихся орденом Святого Георгия, тогда как многие участники отгремевшего сражения действительно заслужили столь высокой чести. Надежды провести список награждаемых через утверждение столичной Кавалерской думой Военного ордена Святого Великомученика и Победоносца Георгия, в которой правили балом недолюбливающие «самотопов» армейцы, никто особо не питал. Потому и остался один единственный вариант — получить заслуженные награды непосредственно из рук императора. Да и показаться перед одержавшими громкую победу моряками-черноморцами Николаю II было даже полезно, в том числе, с целью поднятия собственного престижа. Учитывая же, что к приезду самодержца приурочили ввод в состав флота первого черноморского линкора — «Императрица Мария», праздник и вовсе вышел на загляденье. И даже пополнившееся двумястами сорока тремя свежими могилами кладбище не оказалось обойдено вниманием самодержца, что лично возложил цветы на надгробия погибших офицеров и матросов Черноморского флота, заплативших за успех имперского масштаба самую высокую цену.

[5] Память Меркурия — бронепалубный крейсер 1-го ранга типа «Богатырь»

[6] Фрегаттен-капитан — немецкий аналог звания капитана 2-го ранга.

[7] 283 или 280 мм — в разных источниках указывается, то один, то другой, калибр немецких орудий. 283 мм — это реальный. 280 мм — это округленный до обозначения 11 дюймов.

[8] Гидрокрейсер — обозначение корабля или судна, которое помимо гидропланов несло артиллерийское вооружение от 75 мм орудий и выше.

[9] Капитан цур зее — немецкое звание аналогичное капитану 1-го ранга.

[10] Корветтен-капитан — немецкое звание аналогичное старшему лейтенанту в Российском Императорском Флоте.

[11] Кайзерлихмарине — военно-морские силы Германской империи

Глава 2

Торпедоносцы

— Что же, Сандро, «Гебен» упокоился на морском дне. И, судя по докладу командующего Черноморским флотом, заслуга летчиков в том оказалась весьма немалой. Ты обещал сотворить это чудо. Ты его сотворил. — Пребывавший в благостном расположении духа император отсалютовал великому князю приподнятой кружкой, после чего тут же сделал из нее глоток горячего терпкого чая. — Теперь настала моя очередь держать данное слово. Все те войска, что ты, начиная с февраля, собирал под своей рукой, отныне твои и только твои. Лишь ты, дядя Николай и я сможем отдавать прямой приказ по их применению. Ни командующие армий, ни даже командующий фронтом такого права иметь не будут. Соответствующий приказ я подготовлю, и он вступит в силу еще до того, как ты вернешься обратно к своим авиаторам. — По пути в Севастополь Николай II сделал крюк в сторону Барановичей с целью в очередной раз посетить Ставку верховного главнокомандующего, где и состоялась его встреча с командующим ИВВФ. Конечно, не случайно. Александра Михайловича вызвали туда из Варшавы, и уже на следующий день У-2 с великим князем на борту приземлился на устроенном рядом с железнодорожной станцией летном поле, откуда его забрал автомобиль. Благо телефонную связь наладили еще в конце прошлого года, и договориться о встрече можно было без былых проблем. — Что же касается всех потребных тебе ресурсов. Тут, к сожалению, придется несколько ужаться. Мы никак не можем оставить артиллерию и флот без снарядов, что непременно произойдет, если в полной мере удовлетворить твои запросы на авиационные бомбы. Увы, в стране сейчас нет такого количества взрывчатых веществ. Но все боеприпасы к устаревшим системам орудий со складов Черноморского флота ты теперь можешь выбрать подчистую. На то я подготовлю указ, — сделав еще один глоток, император вернул кружку в блюдце.

— Благодарю, Ники. Я тоже безмерно рад успехам, как морских летчиков, так и линейных сил Черноморского флота. — Являясь представителем той ветви Романовых, что имели особо сильные позиции как раз на Кавказе и в Крыму, великий князь не только опосредованно поспособствовал победе русского оружия, но также изрядно приумножил вес именно своей семьи в этом уголке империи. Пусть никто во всеуслышание пока не заявлял о безусловном успехе применения авиации в деле уничтожения «Гебена», те, кому положено, прекрасно знали, кто именно способствовал достижению столь значимого триумфа. Остальные же должны были узнать об этом несколько позже. — Мы наглядно продемонстрировали всем союзникам и противникам, что русский флот, имея за спиной надежный тыл, способен воевать на равных и даже превосходить тех, кто собирался заявить свои права на господство в мировых океанах. — Памятуя о тех душевных терзаниях по поводу бездарно проигранной японцам войне, что до сих пор время от времени мучили двоюродного племянника, он решил сделать акцент на победу не столько воздушного сколько военно-морского флота. Не смотря на десять прошедших со времен Русско-Японской войны лет, воспоминания о поражении до сих пор сильно довлели над монархом, заставляя того крайне болезненно реагировать на каждую дурную весть с фронта. Каждый же успех вызывал у самодержца немало положительных эмоций, своевременное попадание на волну которых позволяло всем вовремя подсуетившимся приближенным получить определенные преференции. А великому князю ныне требовалось ой как много всего, чтобы претворить свои прежние обещания в жизнь.

— Да, мы изрядно утерли нос, что немцам, что англичанам, первыми пустив на дно линейный корабль нового типа. — Вообще, тут Николай II несколько ошибся, поскольку первыми все-таки стали немцы, о чем, впрочем, миру суждено было узнать уже после окончания войны. Слишком уж хорошо поработала английская контрразведка, надежно засекретив все сведения о катастрофе случившейся 27 октября 1914 года, когда на выставленном вспомогательным крейсером «Берлин» минном поле подорвался новейший английский линкор «Одейшес». Казалось бы, одна единственная пробоина никак не могла представлять угрозы столь величественному кораблю. Вот только после нескольких часов борьбы экипажа за живучесть стальной гигант все же ушел под воду, чему способствовало не столько полученное повреждение, сколько ужасное качество постройки линкора. И если кто-то полагал, что англичане делали исключительно добротные корабли, то, что таковые обязаны были говорить про творения немецких верфей, чьи легкие крейсера стойко переживали куда более тяжелые повреждения, впоследствии возвращаясь в строй, как ни в чем не бывало? — Но, к сожалению, общей картины превосходства германского флота эта победа никак не меняет. — Тонко намекнул он своему гостю о некогда высказанной возможности сокращения количественного состава этого самого флота путем нанесения массированного воздушного удара. — Потому нам требуется закрепить достигнутый успех и доказать, что победа черноморцев не была счастливой случайностью. — На всякий случай уточнил он свои ожидания, дабы избежать двойного толкования своих слов.