"Фантастика 2024-167". Компиляция. Книги 1-26

— Па-а-ашли, родимые!!! — крикнул Стеценко.

Рыкнул мотор, лошади уперлись, и — о чудо! «Ланчестер» выпрыгнул задним ходом аки сайгак, из ямы, и я едва успел нажать тормоз — иначе столкновения с лошадьми было бы не избежать. Ина Раджави захлопала в ладоши от радости — но преждевременно, весьма преждевременно! Еще нужно было поменять колесо!

В общем, солнце клонилось к закату, когда совершенно чумазые, в измаранной одежде Иван и, скажем, Полуэкт, и сохранивший подобие внешнего вида я, наконец, смогли выдохнуть и распрямить спины.

— Всё, госпожа Раджави! Ваш железный конь может ехать… Правда, есть одна проблема — горючего в баке осталось не так чтобы много… — проговорил я, размышляя о собственной предусмотрительности: китель-то я снял перед тем, как заниматься колесом, и теперь он ждал меня, чистый и опрятный…

— Мне придется вернуться в Шемахань, — грустно кивнула она. — Если быть честной, господа — я планировала сбежать. В Тир, Сидон, Библ — не важно! Продала бы в порту машину и…

— Портовые города — место довольно опасное для молодой девушки, — несколько более назидательно, чем следовало бы, заметил я.

— Иногда и родной дом превращается в тот еще серпентарий, — она как-то напряженно поджала губы. — Но, как я понимаю, вы тоже едете в Шемахань? Где планируете остановиться?

— В «Лилии моего сердца», — тут же заявил Стеценко. — У Башира.

— Тогда я пришлю посыльного, скажем — завтра вечером. Надеюсь, сумею отблагодарить вас за благородство! — «Ланчестер» умчал ее прочь, в сторону Красных скал, обдав нас комками грязи с колес и выхлопными газами.

Я снова поймал мечтательное выражение лица у Царёва и погрозил ему пальцем. Тот виновато потупился.

— Что, парень, понравилась барышня? Огонь, да? — Стеценко седлал лошадей и трепал языком не останавливаясь. — Это не служаночка из гостинички, это — роковая женщина! Фемина фатале! С такой и горя хлебнешь сполна, но когда добьешься — то и счастьем одарит, как никто иная… Эх, была у меня одна графиня…

— Слушай, дорогой мой Полуэкт! — оборвал его я. — Ты мне вот что скажи лучше — что это за Башир такой, и почему мы у него останавливаться должны?

— Так очень неплохая гостиница! — зачастил Стеценко. — Баня-хамам, одноместные номера весьма приличные, хорошая кухня… Служаночки, опять же…

— Стеценко, давай по-хорошему, — я глядел на него так строго, как только мог. — «Лилия моего сердца», действительно? Неплохая гостиница?

— Он барыга, — вдруг сдался мой зам. — Должны же мы кому-то сбагрить оружие, драгоценности и другое трофейное имущество! Что делать, если командир экспедиции у нас — бесхозяйственный! Ну хоть ты, Ванечка, скажи ему, что я прав!

— А радиостанция у твоего Башира есть? — спросил вдруг Царёв, как будто очнувшись.

— Какая еще радиостанция? — удивился Стеценко.

— Искровая. С телеграфным ключом, — уточнил Ваня.

— Если Башир захочет — он достанет всё что угодно, — убежденно сказал Стеценко.

— Тогда — едем к Баширу! — удовлетворенно кивнул Царёв, и даже ладони потер предвкушающе.

Мне пришлось немного сбавить их энтузиазм:

— Черта с два мы поедем к Баширу прямо сейчас, коллеги. Темнеет, поднимается ветер… Как бы не началась буря! Нужно искать укрытие на ночь.

Огни виднелись верстах в двух дальше по дороге. Скорее всего, там располагался караван-сарай — последний по эту сторону Красных скал. Ветер бросал нам в лица целые пригоршни песку, задувал в самую душу, и нам понадобилось что-то около получаса, чтобы добраться до стен постоялого двора и постучаться в ворота.

— Хозяин, принимай гостей! — на дили крикнул Царёв.

— Кого шайтан принёс? — седой старик чуть-чуть приоткрыл створки ворот, высунул остроносое лицо и тут же отшатнулся, испугавшись внешнего вида моих спутников, и залязгал засовом: — А-а-а, бродяги!

Но блеск серебра в моих руках заставил его переменить решение:

— Заночуете на конюшне! — смилостивился старик-хозяин.

Разыгравшийся ураган снаружи не оставил нам аргументов для спора.

Часть вторая

XX ЗАМИНКА

Мы заночевали на конюшне.

Лошади хрупали зерном из кормушек, Стеценко сунул под голову седло и, стянув с себя сапоги, тут же провалился в царство Морфея. Царёв ходил смурной некоторое время, мерял шагами небольшое помещение и, казалось, порывался о чем-то со мной посоветоваться, но всё никак не мог решиться. Наверное, мучила его всё та же извечная беда и всё то же счастье, преследующее наш мужской род с начала времен — наличие женщин. Или — их отсутствие, это у кого как получается. Поучать его и воспитывать я не собирался. Захочет — сам заговорит.

Я достал блокнот и карандаш и вместо того, чтобы заняться литературой или на худой конец — публицистикой, посвятил себя жанру эпистолярному:

«Душа моя стремится к вам, ненаглядная Лизавета Петровна, как чайка к морю. Однако случаются у нас по пути заминки, и прибытие к месту назначения постоянно откладывается. Как вы знаете, мне поручили провести этнографические исследования на братском Востоке, и в экспедиции нашей народ подобрался покладистый, можно сказать, душевный, с огоньком. Давеча присоединился к нам еще один этнограф — знакомец ваш по работе на далёком Юге и мой верный заместитель. Так или иначе — ноги несут меня всё дальше по каменистым горам и горячим пескам, потому как долг перед имперской наукой нас к тому обязывает. Также хочу сообщить вам — путешествие наше протекает гладко, в обстановке настоящей общности и согласия. Идем по горным дорогам и ни о чем не вздыхаем, кроме как об вас, единственная и незабвенная Лизавета Петровна. Так что зазря убиваться не советую, напрасное это занятие…»

Карандаш выпал из моих рук, блокнот сполз на устланный соломой пол… Я и во сне всё сочинял это письмо, а потом — тоже во сне — пытался понять, почему пишу его таким странным велеречивым псевдонародным штилем, ранее мне вовсе не свойственным.

Проспал я что-то около шести часов и проснулся с дурной головой. Буря всё не успокаивалась, ветер сотрясал стены конюшни, а спутники мои и не думали пробуждаться. Потерев лицо ладонями и слегка размявшись, понял — делать нечего. Нужно было искать хозяина постоялого двора, чтобы раздобыть свежей еды и воды.

Стоило только открыть хлипкую деревянную дверь, как песок целыми горстями полетел мне в лицо, за шиворот, за голенища сапог… Отплевываясь и пытаясь не наглотаться песку, я брел на мигающий свет фонаря в окне гостиницы и наконец остановился прямо перед литым медным кольцом на двери, каким полагалось стучать перед тем, как вломиться внутрь.

* * *

Едва я взялся за эту проклятую медяшку, как меня решили похитить. Как я это понял? Очень просто: обычно при встрече мне не нахлобучивают мешок на голову и не хватают грязными лапами за руки и ноги. В приличном обществе так поступать не принято!