"Фантастика 2024-49". Компиляция. Книги 1-15

— Нет, просто мне обидно, что ты меня обманул. И еще что ты обманул Тиану.

— Да, это я нехорошо поступил. Наверное. Но с другой стороны, если бы я сразу сказал всю правду, мне бы уже давно стерли память и высадили на планету, где меня непременно прикончили бы бандиты. Ну или в психушку бы засадили, если бы я первым попался властям. Тиану ди Сонрэ тогда некому было бы вытащить с того корабля циллиндрического, и ее наверняка перекинуло бы сюда, в муравейник. Безоружную. Уж понятия не имею, что этим насекомым было от нее нужно, но мне кажется, ей бы это не понравилось. А ты бы и вовсе остался один. И все потому, что я бы проявил похвальную честность сначала с Тианой, а потом с тобой. Лучше было бы?

— Было бы ужасно, — немного подумав, согласился Кусто. — Только что же получается, обманывать хорошо?

— Обманывать плохо. Своих. А я, уж прости, ни для тебя, ни для Тианы не свой. Так, какой-то чужак, дикарь, которого нужно опасаться. Ну и извини, я не святой, чтобы считать своими тех, кто ко мне так относится. Доверие… да, доверие зарабатывается, и как раз честным поведением. Но для этого нужно, чтобы и я и вы стремились сработаться и подружиться. И, к слову, я продолжаю утверждать, что я вас не обманывал. Ни тебя, ни Тиану. Что касается Тианы — я ведь рассказал ей все, что мне известно про координаты вашей родины. Не моя вина, что я знаю так мало. Ну а насчет меча и обреза — я их против Тианы не использовал, и даже не собирался. А защита от злобной фауны под летальное использование не подпадает.

На этот раз Кусто молчал значительно дольше, а потом спросил:

— А кто такие шотландские воины?

Герман весело улыбнулся. Ну, если пошли такие дурацкие вопросы, значит Кусто больше не обижается. С того момента, как Лежнев очнулся, тихоход ничего такого не спрашивал — видимо тоже ждал объяснений. Потом обижался, а теперь вот решил для себя, что обижаться не на что. «Ну вот и славно», — решил парень. — «Хоть здесь все в порядке, а то как-то совсем тоскливо было!»

Рассказывая о шотландцах, Герман все-таки прихватил вооружение — не хотелось попасться на зуб какому-нибудь выжившему муравью. Да и вообще встречаться с насекомыми больше желания не возникало. Герман не был уверен, что не заработал какую-нибудь фобию. Как выяснилось в дальнейшем, опасался он напрасно. Те, что еще оставались живыми, после смерти матки полностью утратили волю к существованию перестали шевелиться и за последующие два дня перемерли. От голода или от общей бессмысленности своего существования, Лежнев не понял и разбираться не захотел. Он бродил по коридорам муравейника, рассматривал пейзажи, а в голове то и дело всплывали короткие сценки. Особенно худо ему пришлось, когда он набрел на саму матку. Существо было гигантским, выглядело крайне неприятно. Куча внутренностей, вывалившаяся из огромного брюха вместе с Германом, никуда не делась. Картинки, которые всплывали в голове при взгляде на нее ничего кроме омерзения и ужаса не навевали, и Герман поспешил убраться из обиталища матки подальше. «Ну его нахрен такие воспоминания, теперь сниться будет!» — думал Лежнев. Он почти полностью восстановил в голове свою эпопею, и кое-какие воспоминания смог даже привести в соответствие с реальностью. Ну в самом деле, вряд ли те муравьи, с которыми он «танцевал», действительно рассыпались на радужные пузыри. Скорее всего это был глюк. «А вот сам танец, похоже, происходил на самом деле», — думал Герман, глядя на кусок коридора, заваленный частями хитиновых тел.

— Мы тогда уже были совсем близко, — проявился Кусто, заметив, как Герман рассматривает дело рук своих. — Ты так дрался! И при этом пел интересные песни. Столько всего непонятного! Я пытался тебя спросить — потом, когда ты уже не дрался, но ты либо молчал, либо отвечал еще более непонятно. Я тогда догадался, что у тебя что-то не так с головой, и решил, что спрошу попозже, когда ты в себя придешь.

— Очень мило с твоей стороны, — хмыкнул Герман, и приготовился к очередной порции вопросов. Не ошибся. Пришлось объяснять не только про шотландцев, но и про Древних из Лавкрафта, персонажей песен Короля и шута, и другие, порой совсем неожиданные для Лежнева вещи.

За разговором «отважный исследователь» собственных воспоминаний добрался до ангара. Взгляд остановился на аккуратной затычке во внешней стене, — все-таки успели залатать, — а потом перескочил на здоровенный каменный цилиндр.

— Ух ты, Кусто! — сам себя прервав на полуслове, воскликнул Герман. — Смотри, какая штука! Это ведь муравьиный разведчик, я правильно догадался?

— Правильно, — почему-то убитым голосом ответил тихоход.

— Так надо в него залезть! Вдруг рабочий! — и, не слушая возражений, направился к цилиндру, стоявшему вертикально на каких-то опорах, явно выдвижных.

Если уж совсем откровенно, Лежнев ни на что не надеялся. Корабль старый, неизвестно, сколько веков или тысячелетий простоял в ангаре. И даже если рабочий — с чего бы он стал подчиняться чужаку? Историю, откуда взялись насекомые Герман уже слышал, в пересказе Кусто. Пока ждали пробуждения Тианы тихоход рассказал, что знал. Ну так это киннарам местные технологии могут подчиняться — ему-то, Герману, с чего?

Тем сильнее было удивление исследователя, когда, потыкав в найденную на одной из опор панельку, пришлось отскакивать — из корабля совершенно бесшумно спустился трап. Кусто продолжал что-то ворчать про то, что это слишком опасно, и не нужно никуда ходить, и мало ли что может случиться, и зачем это вообще нужно Герману… А ему было просто интересно. Ну и где-то на краю сознания все-таки брезжила мысль, что иметь собственный корабль гораздо лучше, чем его не иметь. Как ни крути, а на ликсе он только пассажир. Лететь может только туда, куда повезут, а тут была бы какая-то самостоятельность. Правда, пока что он особо не стремился расставаться с вздорной разведчицей и ликсом. Несмотря на некоторую конфронтацию они ему нравились, и тот и другая. Да и спасли, опять же…

Целые полсуток Герман ползал по чужому кораблю, пытаясь разобраться в том, как тут все работает и управляется. И ему это даже удалось, вот что удивительно! Очень примерно, конечно, но все-таки. Правда, толку от этого никакого. Со всей очевидностью было ясно, что один человек управлять этой штукой никак не может. При создании подразумевалось, что кораблем будет управлять человек пилот с подчиненными ему несколькими десятками муравьев. Но можно обойтись и просто людьми, даже меньшим количеством — нужна команда из пяти индивидов минимум. В одиночку этот камень можно разве что расколотить обо что-нибудь. Кроме того, разгон, дальность полета, максимальная скорость и маневренность у камня не шли ни в какое сравнение с ликсом.

— В общем, штука как по мне очень хорошая и нужная, но не мне и не сейчас, — подытожил свои изыскания Герман. Он трезво оценивал свои умения в космической навигации, во-вторых… да, черт побери, бороздить просторы космоса в одиночку далеко не так интересно, как в компании симпатичной барышни! Тараканов у нее в голове, конечно, значительно больше оптимального количества, но Герман почему-то был уверен, что сможет ужиться с Тианой ди Сонрэ.

«Главное, не втрескайся опять», — говорил себе Лежнев. — «Чтобы потом не обижаться, когда ваши дорожки разойдутся». С последним советом, конечно, было трудно, и не только по причине слишком откровенной одежды и шикарной фигуры разведчицы. Тиана ди Сонрэ очень точно попала в типаж: Герману такие обычно и нравились. Немного взбалмошные, импульсивные, но настойчивые и целеустремленные. «Ноготочки, красивые тряпки и пустой щебет — это, конечно, хорошо, но нужно, чтобы у человека и за душой что-то было!» — Так рассуждал Герман. Да только попробуй еще такую найди… Ему вот, в прошлый раз, не повезло.

— Вот и правильно! — обрадовался Кусто. — Совершенно не нужный корабль.

Только теперь Герман сообразил, отчего так нервничал тихоход. Переживал, что Герман решит уйти. Парню стало неожиданно тепло и приятно: хорошо, когда тебя ценят просто за то, что ты интересный собеседник.

— Однако возможно, он останется моим единственным шансом. Тиане там еще не пришла в голову мысль улететь, оставив такого мерзкого меня здесь?

— Я не знаю, Герман, — печально вздохнул тихоход. — Она заперлась в каюте и просто медитирует. Со мной не говорит. Даже не поела с тех пор. Я переживаю!

— Нда, как-то она уже слишком долго хандрит, — согласился Лежнев, — как по мне, можно было уже либо успокоиться, либо там истерику какую-то устроить, чтобы выплеснуть раздражение.

В самом деле, ну злится человек, расстраивается. Так ничего удивительного — столько неприятных новостей одновременно! Мало того, что «ценный» пассажир оказался вовсе не таким ценным, как она думала, так еще и дорога домой теперь под большим вопросом. Другое дело, что Лежнев все равно не мог в полной мере осознать ее печаль по Родине. Нет, это нормально — любить дом. И стремиться вернуться — тоже. Герман, вообще-то и сам не собирался расставаться с Землей вот совсем. Картинка, которая успела сложиться у Лежнева по рассказам Кусто и обмолвкам самой Тианы не вызывала особого восхищения. Слишком формализовано у них все, слишком много правил. Да и отношение общества к армии… Какой-то мир победившего тоталитарного пацифизма получается, а тот факт, что все равно приходится воевать, местные предпочитают игнорировать. Тупость какая-то. И как можно любить такую Родину, которая тебя считает чуть ли не вторым сортом, Герман решительно не понимал. «С другой стороны, ей наши порядки тоже могут казаться ужасно идиотскими», — решил Лежнев. — «И она точно так же может удивляться, как можно такое любить. Всяк кулик свое болото хвалит!» Но все равно, сейчас-то чего так убиваться? Обстоятельства непреодолимой силы, что тут сделаешь? Ищи потихоньку дорогу домой, раз уж так хочется. Раз существует короткая дорога сюда, значит есть такая же в обратную сторону. Не вот прямо наверняка, но с большой вероятностью. «С голоду не помираешь, средство передвижения есть. Компания, опять же, хорошая — тоже!» Под хорошей компанией Герман скромно подразумевал свою персону.

— Ладно. Пойдем, поговорим, что ли с ней. А то она так до чего-нибудь плохого додумается. Депрессняк еще никого до добра не доводил, незачем его культивировать.

Тиана ди Сонрэ, вставшая на путь деградации

Сказанное Германом не стало для нее совсем уж неожиданным. Подозревала что-то плохое, особенно после той его обмолвки, сказанной почти в бреду. Ждала неприятностей, но до последнего надеялась, что это будет какая-нибудь ерунда. Не ерунда. И не ложь — слишком легко уложились в это объяснение все странности и нестыковки, которые она замечала. Замечала, но предпочитала игнорировать, отмахиваться. Надо признать — сама виновата. Придумала себе удобную версию событий, удобную именно ей, Тиане, и следовала ей до конца, отбрасывая любые противоречащие факты.