"Фантастика 2024-54".Компиляция. Книги 1-20
Шрифт:
Версия была нереальная, притянутая за уши, но подобное могло случиться. Могло. Вероятность, отличная от нуля. Не пересказывать ведь майору Сереге сомнительную балладу о путешествии самого Леонтия в параллельную питекантропью вселенную? Бедняга майор нипочем бы не поверил, решил бы, издеваются и хотят надуть, кончилось бы плохо. Человек военный, и прямой, как дуло у гаубицы. Ни к чему ему знать, филон и фея изначально были согласны, оттого и версия. Чтобы никак не травмировать чувствительную душу и без того пострадавшего товарища Ломоть-Кричевского. А так, вроде складно: убогих и юродивых на Руси завсегда жалели, тут все верно придумано.
– Что же братец? Вам придется предъявить…хм… существо? – напомнил им Леонтий.
– Аг-ры – его имя Аг-ры, – он сейчас в ванной. Тоже спит. Мы его немного приодели.
Пришлось Леонтию тащиться в ванную. В самом деле, внутри чугунного чудовища – голубки в изголовье, виньетки возле кранов, сколотая эмаль, ровесник Серебряного века, еще одно наследство дореволюционной бабушки, – крошечным свернутым комочком покоился на одеяле сладко спящий обезьян, облаченный в старенький спортивный шерстяной костюм, темно-синего цвета, с белой крупной буквой «Д» на левой стороне груди, сильно траченный молью и видимо
– Вы после переправите его обратно? – на всякий случай поинтересовался Леонтий. Не хотелось ему в придачу брать на себя ответственность за насильственное заключение инородного существа в человеческий сумасшедший дом, хотя, кто знает? Может, этому лохматому Аг-ры в больнице будет куда лучше, чем в корявом выморочном лесу. А может, и нет, родина есть родина, даже помойка. Тут уж, где родился там и… так далее. – Он вообще разумный? В смысле, отчасти?
– Почему отчасти? – взъерепенился вдруг «чухонец» Филон. Он тоже не преминул проследовать в ванную, и теперь – хотя демонстративно равным себе Леонтия отнюдь не считал, – явно был готов, в пику! признать в этом Аг-ры чуть ли не превосходящее его самого по интеллекту существо. – Аг-ры обладает наличным самосознанием своего существования, связной речью и прочими атрибутами гуманоида! Вашей параллели вообще свойственно невытравляемое высокомерие!!!.. (Это чья бы корова еще телилась! – взбрыкнул Леонтий).
Вовремя вмешалась фея. Иначе дело неминуемо вновь пошло бы в направлении стихийно возникающего выяснения «атыктотакой». Одного успокоила ласковым взглядом, другого оттащила за рукав. Леонтия – за рукав тащили как раз его, – так вот, Леонтия заверили, что Аг-ры непременно возвратят в родимый лес, к полуслепым совам и гнилым елкам, и разум его никак не будет затронут: насколько понял он недвусмысленные намеки Пальмиры, трогать там особенно нечего, как бы ни утверждал обратное «чухонец» Филон.
– А каким образом он вообще возник в квартире? Мы невольно обменялись с ним местами? – успокоившись, заинтересовался Леонтий.
В ответ опять пошли «филонские» подколки про то, как не надо лапать сверхчувствительное устройство, с которым не обучен общаться – он так и сказал «общаться», Леонтия это отчего-то насторожило. И далее про некие озорные пальцы и необдуманные действия.
– Я исключительно из вежливости спросил. Не очень, в общем, интересно, – в свою очередь обозлился Леонтий. – Давайте уже товарища моего будить. Четверть часа прошли давно.
Майор Ломоть-Кричевский, (его, разумеется, предварительно развязали перед пробуждением), отнесся к случившемуся… философски. К всеобщему, приятному удивлению. На предъявленного ему, в процессе оправдательных объяснений, младшенького паранормального братца временной хозяйки квартиры товарищ Серега смотрел с сочувственным снисхождением. Цокал языком, грозил пальцем. Даже изволил заметить: лучше бы вы его машинкой «под ноль» или хотя бы «полубокс», еще насекомые разведутся, прямо хиппи какой-то. Филон, подыгрывая, сокрушенно разводил руками, он, как лечащий врач в этом вопросе бессилен, пациент может впасть в буйство, больница не плац, в наряд вне очереди умственного страдальца не отправишь – вот же зараза! С Серегой «чухонец» говорил чуть ли не заискивающе, а на Леонтия крысился, спрашивается, за что? Но скоро заискивать перестал, насупился, и вновь взгромоздился на табурет, дескать, разбирайтесь дальше сами. Леонтий вдруг догадался отчего. Проще колумбова яйца – майор оттого краем уха внимал разъяснениям и извинениям, что ухарский свой командирский глаз немедленно положил на «сестрицу» мирно дрыхнувшего в чугунной ванне Аг-ры, на дивную фею Пальмиру, все еще затянутую в желтый плотно облегающий тело комбинезон и весьма в оном соблазнительную. Соседская фея и впрямь была хороша, Леонтий это заметил еще в первое знакомство, искрометно столкнувшее их лбами, заметил, да, но не влюбился. И даже не думал. Хороша-то хороша, но… Во-первых, сердце его пока занято. Другой соседкой. Во-вторых, не в его вкусе. Тонких, нежных женщин он не любил, то есть, не влюблялся в них, мог оценить, как художественно высококлассное произведение искусства, но и только. Ему нравились высокие, крупные… ни-ни! ни в коем случае не толстые… лучше рыжие, но и русые блондинистые сойдут. А тут темноволосая, смуглая куколка, немного в стиле Гюльчатай, разве несколько субтильнее и стройнее, так что Леонтий остался равнодушен. Но вот майор Серега нет. Тут уж, как говорится, на вкус и цвет – товарища нет, одни соперники. «Чухонец» Филон тоже, видимо, был согласен и был неравнодушен, ревность – здесь причина. Леонтия охватило даже своего рода весело-ехидное торжество. Так тебе и надо, паря! Сиди дальше на своем табурете, вдруг какие чудеса высидишь!
Майор Серега все ходил по пятам за Пальмирой, из коридора в кухню, потом обратно в ванную комнату. Кивал в такт ее словам, но, кажется, ни черта не слушал. Внезапно и шумно схватился за стриженную коротко голову – батюшки святы, его в управлении ждут! А он тут! Подхватил свою секретную папку. Стал откланиваться. Напрямую телефончик все же не решился спросить. Сунул визитную карточку с полными именем-отчеством-фамилией и званием сначала Леонтию, это для порядка, потом, зарумянившись, такую же – Пальмире, вроде за компанию, звоните в любое время, если что. Ну, там. Гвоздь забить, раковину починить, шкаф гардеробный передвинуть, даже братца усмирить, ежели опять в прохожих соседей станет кидаться кирпичом. Всегда, пожалуйста. И Леонтию на прощание – хорошо, что все счастливо утряслось, устроилось. Простите, коли чего не так. Ушел. Слава богу.
Леонтий остался с пришельцами один. Пальмира что-то говорила ему, мол, пора отправляться по домам. Ей и Медиотирренскому Филону в свою параллель, дикому Аг-ры в холодную вонючку-пещерку, а Леонтию лучше как следует отлежаться в постели. «Чухонец» назначал ему день и час следующей встречи, косил рыло, дескать, пришло время гостю и честь знать, у них свои дела, неотложные. А Леонтий молчал. Не то, чтобы он устал до смерти и оттого впал в естественное равнодушное отупение, хотя, конечно, притомился порядком и не прочь был поспать часок-другой. Только, не в этом дело. Он словно бы нежданно увидал всю наличную ситуацию и себя в ней со стороны.
Не со своей, но как бы вообще. Вот, встретились люди, человеки, можно сказать, из разных миров. Ладно, Аг-ры не в счет. И что? Испугались, удивились, восхитились, обнялись, разрыдались? Да ничего подобного. Кроме некоторого познавательного потрясения, что вполне объяснимо, Леонтий – он даже и не думал все это время. Не думал – перед ним пришельцы иных миров, чудесно это или ужасно? Как если бы… вот, к примеру. Однажды он катался в Андорре на горных лыжах. Точнее, не однажды, а в жизни в первый раз. Ну и натерпелся он страху! Перед тем как съехать вниз. Ни ободрения ловца-инструктора, ни подзадоривания приятелей, да что там приятелей! Подруг даже! Не могли унять ни дрожи в слабеющих коленках, ни тошноты, поднявшейся со дна пустого желудка. Как он отважился-то вниз? В пропасть. Со склона. Шею свернуть – как два пальца…но он покатился, чего вдруг? Сам не знал. Что называется, на автопилоте. Все быстрее и быстрее. Думал, кранты. Ничего, затормозил зигзагом, вырулил. Зато, когда съеха-ал! Весь парализовавший его страх сошел с него, слинял, как прошлогодняя кожа со змеи, ни чешуйки не осталось. Разве полудетская бравада – ай да я, молодец! Потом его от той горы было за уши не оттащить. Заделался заправским горнолыжником. О панической атаке на склоне впоследствии Леонтий вспоминал с некоторым стыдом. Нечто похожее происходило сейчас с ним. Правда, стыда не было. Как не стало и страха. Мысли его занимало: Пальмира красивая, приветливая, милая и, кажется, сочувственная, но не в его вкусе, а Филон, ее напарник, вообще чухонец и козел. То есть, отношения чисто личностные, будто на студенческой дискотеке, или на открытии нового средней руки ночного клуба – нравится, не нравится, за кем приударить, а кому фасад начистить. Да и пришельцы тоже – с места в карьер фея предложила ему денежное вознаграждение за услуги и моральный ущерб, обыденно и ни малейшей романтики, как то: первый контакт иных цивилизаций, приветствую вас, жители Земли, клятва на крови хранить все в совершенной тайне. А тут – вознаграждение за услуги в любой валюте. Здрастье, пожалуйста! С него и обещания никто не взял – рот на замке, ни единой душе ни гу-гу, иначе превентивные меры… или еще что. Не-е-е, деньги-товар, так-то. Будто у него торговали козу, а он, Леонтий, стоял за ценой. Странно все-таки устроен человек. В фантазиях своих обнимет космического или параллельного пришельца как дорогого брата, или укокошит как страшного врага, а на деле вышло – в квартиру въехал новый сосед, так не подсунуть ли ему дохлого кота под дверь или, напротив, пойти одолжить тысчонку до получки? И ведь обиделся Леонтий не на то, что именно пришелец ему плату за услуги надумал в лапу совать, но как раз оттого, что при этом самом «чухонце» с его кривым носом и губами ниточками, фу-ты ну-ты, все произошло, а он гордый, он не позволит всяким там… потому благородно отказался. Теперь жалел. Деньги бы пригодились. Экая чушь ему лезет в голову? Первый контакт, в самом деле, первый, ни о каких иных, настоящих, не параноидально выдуманных, слыхом не слыхивал. А он, Леонтий, жалеет об упущенном приработке, изобретает, как бы в будущем насолить уже однозначно несимпатичному ему Филону, и что хорошо бы фею сосватать Петьке Мученику? Ну не балда ли? Не балда. Нормальный, обычный человек. Не Лев Ландау. Тот бы!.. а неизвестно, что бы он… может, то же самое. На бабу бы глаз положил, на «чухонца» бы взъелся, а лишние деньги еще никому не помешали. Может, и Ландау-то, про желтую машину только так, мимоходом спросил бы, мол, дойдет черед.С тем тогда и ушел. Откланялся. Честь имею, манерно переломился в поясе – целую ручку, назло Филону, – у порога, адресуясь лично фее. Зачем? Глупость, глупость. И еще раз. Глупость. Пустые понты. Зато валяться в кровати теперь ой, как приятно! Понедельник начинается в субботу. А сегодня что? Четверг. Потому что вчера была как раз среда. Бред. Зато никуда не надо, в смысле выездной работы. Вот невыездной по горло! Тематический сайт «Любодур» (шутка, понятное дело) для начинающих и алчущих «паблов коэльев», то есть, для самопальных графоманов, его очередь отвечать рецензиями на выборочные рукописи – не рукописи, конечно, клавиатурные машинописи, где «писи» ключевое слово. Вел эту паранойю в очередь с «банановой детективщицей» Зоргиной, едва, кстати, удостоили, одно крупное издательство позволило ему наняться в напарники к знаменитой дамочке, за неплохой гонорар, между прочим, еще бы, такая реклама – графоманов, хоть Саяно-Шушенскую плотину строй, столько развелось! А может, и всегда было. Ныне шла его неделя. Но… не сегодня. Не хотелось. Не моглось. А вот другого…! Леонтий потянулся, еще чуть-чуть, оп! Открыл лэптоп, напевая что-то вроде тра-ля-ля: грузись скорее, микрочипный злодей, древнючее ты железо! Затем вошел в почту. И как-то вдруг начал письмо. Оно сложилось. В голове, внезапно и отрывочно.
Послание в бутылке
«…и никогда я не думал так. До сего дня. Наверное, я все же человек стереотипов. Стереотипный человек. Я ведь совсем иное хотел Вам написать. Но не решался. Мне казалось, что послание мое выйдет грубым. Неприятным для Вас, а Вы ведь не виноваты. Я сам предложил обмен. Мыслями и жизнями даже. Наверное. Так что, не хорошо было бы с моей стороны прислать Вам письмо строгое и неприязненно-осуждающее. Что изменилось? Почему я пишу теперь? И пишу совершенно иначе, чем задумывал вначале. Не задумывал. Нет. Кем я полагал и чувствовал себя, когда только прочел Ваше ко мне ни с чем несравнимое изъявление доверия и дружелюбия.
Потому что, теперь я другой. Знаете ли, вчера я умер. Вот так. Почти по-настоящему. Но я-то был уверен, что насовсем, что сознание мое безвозвратно меркнет и это его состояние уже навсегда. Ничего дальше уже не будет. Ни для меня. Ни для кого…. Все же, может, я теперь не до конца другой, простите, соврал. Однако, не тот, что прежде. Еще два дня назад, еще – хотя бы двадцать часов назад. Не тот – отнюдь не в смысле, будто бы в мгновение ока я обернулся негодяем или напротив того, героем. Нет уж, кем родился…, Иванушке козленочком не стать, это разве в сказке, не наяву. Но думать и понимать о существующем мире и месте в нем можно по-разному. По-хорошему и по-плохому, а случается – снаружи, либо изнутри. Изнутри любая сфера – выпуклая и замкнутая, а снаружи – вогнутая и все лишь крошечный шарик, как раз один из… из многих, я имею в виду. В общем, я посмотрел на себя… ммм, не своими глазами я посмотрел. И на себя, и вокруг. Всякое бывает, знаете ли. Чего вовсе быть не может, но, тем не менее, оно есть, существует в реальности. Да и реальности… тоже не однозначные.