"Фантастика 2024-7". Компиляция. Книги 1-20

Тем временем подонок облачился в трофейный бронекомбинезон и быстрым шагом отправился на юго-запад. Избитый и ограбленный клиент по-прежнему лежал без сознания.

Вепрь проводил грабителя взглядом, потом снова повернул ствол кинетической пушки в направлении «слепышей». Псевдомутанты уже не просто брели куда глаза глядят. Теперь одни лениво почесывались, сидя на задних лапах и хватая зубами пролетающие над ними пушинки и насекомых. Другие отдыхали на траве, уронив голову на вытянутые вперед лапы или лежа на боку, как сраженные неприятельской шрапнелью кавалерийские лошади.

Наемник криво усмехнулся. Даже если эти биомехи проигнорируют клиента, непременно найдутся другие любители свежей человечины. Ну или один из искусственных деструктивов оборвет жизнь парня. В любом случае шансов выжить без защитного микрочипа, который остался в бронекомбинезоне, у него не было.

Вепрь сел на колени. Вынул из внутреннего кармана куртки спутниковый телефон, поднял похожую на маленькую полицейскую дубинку антенну и нажал кнопку быстрого вызова. Из трубки послышались сдвоенные гудки, а потом раздался громкий щелчок, как будто на том конце линии включилось записывающее устройство. Наемник помолчал, собираясь с мыслями. Ему хотелось сказать нечто особенное. Найти такие слова, после которых заказчик поймет, что Вепрь нереально серьезный перец, с которым можно вершить любые дела. Наконец он придумал, что скажет, зажал ладонью микрофон трубки, откашлялся и проговорил, как ему показалось, крутым голосом:

– Бабки на бочку. Клиент мертвее мертвого. Конец связи.

Вепрь нажал кнопку сброса, сложил губы трубочкой и зашипел, как проколотое колесо. Дыхательная гимнастика помогла сдержать в себе рвущийся на волю вопль ликования. Он чувствовал себя победителем. Ему удалось сорвать куш и не испачкаться при этом по уши в дерьме.

Глава 10 Утро обманутых надежд

Сегодня утром двадцатипятилетний Геннадий Смирнов, более известный широким массам как Гена Мутный, проснулся в прекрасном настроении. Во сне его окружали сплошь герцоги, бароны, графы да всякие принцы с виконтами, одетые в вычурные старинные наряды. Они кланялись перед ним, покачивая плюмажами на широкополых шляпах и выделывая ногами забавные па и фуэте, беспрестанно улыбались и повторяли на все лады: «О, мой король», «Сир», «Ваше величество».

А потом Гена очутился на званом пиру. Он сидел на резном троне во главе длинного, заставленного изысканными кушаньями и заморскими яствами стола. Вино лилось рекой. Гости желали «его величеству Геннадию Великолепному» долгих лет жизни и щелкали пальцами, веля слугам нести богатые дары.

Гену обкладывали подарками со всех сторон. Среди подношений преобладали золотые и серебряные кубки тончайшей работы, бриллианты, самоцветы и сундуки с несметными сокровищами. Были там и картины известных художников, и отрезы дорогих тканей, и мраморные скульптуры, и даже филигранной работы и точности модели парусных кораблей из ценных пород дерева.

Гена ничуть не удивился, когда перед троном в огромной куче подарков вдруг ни с того ни с сего появились яркие коробки со смартфонами, телевизорами, игровыми приставками и прочей техникой. А когда в торжественный зал сквозь распахнутые двери, басовито рокоча двигателем и мигая фарами, вкатился красный гоночный «феррари», Гена засвистел и заулюлюкал от удовольствия.

Он слез с трона, внезапно оказавшегося на вершине высокой горы из подношений. Потревоженное золото и драгоценности звенящими ручьями покатились вниз по крутым склонам. Гена важно вышагивал позади сверкающих потоков, свысока глядя на павшую ниц пред ним знать его могучего королевства. Каждый шаг Гены сопровождали влетающие в открытые стрельчатые окна залы радостные вопли толпы. Чернь тоже хотела выказать любовь и почтение монарху в столь торжественный день и распевала песни на огромной площади перед замком.

Стоило Гене спуститься с горы, к нему подошел первосвященник в золоченых одеждах и с тиарой на голове. В правой руке он сжимал изогнутый сверху полукольцом деревянный посох, а в левой держал украшенную бриллиантами, рубинами, сапфирами, яшмой и изумрудами золотую корону с лепестками в виде дубовых листьев.

Рядом с патриархом семенил служка в плотно облегающей худое тело красно-синей одежке. Бубенчики на шутовском колпаке и загибающихся кверху носах невероятно длинных пуленов тихо позвякивали в такт его мелким шажкам.

Первосвященник отдал посох служке. Тот благоговейно прижал его к себе. На лице мальчишки появилось выражение блаженства, словно он получил самую желанную вещь в жизни. Держа корону обеими руками, патриарх склонился в почтительном поклоне. После чего выпрямился и со словами «ваше величество» водрузил королевскую регалию на голову Гены.

Толпа одобрительно взревела, как будто следила за происходящими в замке событиями через установленные на площади большие экраны. В тот же миг раздался оглушительный перезвон, словно все церкви и храмы в Генкином королевстве разом забили в колокола.

Гена рывком сел в кровати, хлопком ладони выключил дребезжащий на тумбочке будильник и громко зевнул. Ночные видения быстро таяли, как утренний туман. Через минуту он помнил обрывочные фрагменты, а через пять забыл все, что видел и испытал во сне, кроме ощущения собственного величия.

Сон подарил Мутному не только отдых после тяжелого во всех отношениях прошедшего дня и связанные со всеобщим обожанием и почитанием приятные мгновения. Он дал ему возможность примерить на себя личину важного и значимого человека, а главное, наполнил уверенностью в собственных силах и предчувствием успеха. Гена не сомневался, что сегодня затяжная черная полоса в его жизни наконец-то закончится.

Смирнов заправил кровать, умылся, оделся и прямиком из домика для техперсонала парка направился в столовую. Там он еще раз уверился в отличном начале счастливого дня. Мало того что народу в столовой было немного и больше половины столиков оказались свободными, так ему еще и досталась двойная порция так любимых им оладий с черничным вареньем и молочный коктейль с торчащей из шапки воздушной пены полосатой соломинкой. Обычно он долго стоял в очереди, а когда подходил к раздаче, получал соскобленную со дна и стенок огромного котла подгоревшую рисовую кашу и стакан чуть теплого кофейного напитка с плавающими на поверхности паутинками молочных пенок.

Геннадий расценил это как добрый знак и после завтрака прямиком направился к начальнику летного отряда. Последние три недели визиты к Семену Карловичу Быстрицкому заканчивались для парня неудачно. В самый первый раз Карлсон, как за глаза звали Быстрицкого за легкий нрав, выпуклое брюшко, круглое веснушчатое лицо и задорно торчащие в стороны светло-каштановые волосы, отказался рассматривать заявление Мутного на допуск к полетам, сославшись на позднее время и усталость после долгого трудового дня.

– Завтра заходи, – сказал Семен Карлович в тот вечер, легкими хлопками по спине подталкивая визитера к двери.

На следующий день Карлсон с утра умотал по делам и, как потом узнал Гена, вернулся ближе к ночи. Разумеется, ни о каком приеме уже не могло быть и речи. Потом Смирнов не смог попасть к начальнику из-за огромной толпы посетителей. Он неоднократно заглядывал в приемную узнать, есть ли какие подвижки, и всякий раз уходил несолоно хлебавши.

Хотел на днях снова напомнить начальнику о себе, но с понедельника по четверг с раннего утра и до поздних сумерек торчал в ремонтном цеху, куда его определили в помощь механикам до дальнейшего решения его судьбы. Механики оказались не промах и свалили на неожиданного помощника регламентные работы по плановому обслуживанию и текущему ремонту воздушных машин, а сами исчезли в неизвестном направлении.