"Фантастика 2024-82" Компиляция. Книги 1-21
Шрифт:
– Твои люди тоже работали. Отрицать не будешь?
– Не буду. Так что, до хаты едем?
– До нее.
Уже входя в подъезд дома на Петровке, старик оглянулся, махнул рукой в прощальном жесте. И тут у него странным образом изменилась походка. Товарищ Александров шел необычно медленно и осторожно. На кратчайший миг майор подумал, что идет подопечный, как по скользкому льду. И тут до него дошло.
– Врача!!!
Сержант Иванов вспугнутым воробьем взлетел на этаж, открыл своим ключом дверь и навертел номерна телефонном диске. Ма йор успел подхватить оседающего на пол старика.
Александров все еще улыбался. Почему-то в мозгу у Полознева
– Не мельтешись, Николай, - негромко, но вполне отчетливо выговорил подопечный.
– Тут никто и ничего не сделает. И все же я выиграл.
Смысл последней фразы никто из охраны не понял.
Само собой, нарком вызвал на ковер и врача, и начальника охраны. К этому моменту протокол вскрытия был уже готов. Но расспрашивали этих товарищей по отдельности.
Вопреки всем ожиданиям, Берия был настроен по-деловому, но его вопросы показались чуть странными.
– Товарищ Александров утверждал, что один инфаркт у него уже был. Вы это подтверждаете, профессор?
– Не просто подтверждаю. К сожалению, это не всегда можно констатировать по клинической картине. Но результаты вскрытия не дают возможности ошибиться. У пациента был не один, а три инфаркта; последний оказался смертельным. Но даже сам пациент вполне мог недооценить тяжесть собственного состояния после второго инфаркта. Подобные случаи я сам отмечал неоднократно.
– Вы наблюдали больного в течение двух лет. Вы также были ознакомлены с протоколом вскрытия. Есть ли какие-то основания подозревать, что не только свежий инфаркт мог сыграть роль?
– Ни малейших. Вот... на странице четыре... сосуды, снабжавшие сердце кровью, были чуть ли не полностью забиты склеротическими бляшками. Также...
Лаврентий Павлович, по обыкновению, выслушал говорившего со всем вниманием.
– Вы свободны, Михаил Генрихович. Вот ваш пропуск. Скажите товарищу майору, чтобы он заходил.
С Полозневым разговор также шел о профессиональных особенностях дела.
– Меня интересуют подробности или странности, пусть даже они показались вам незначительными. Я вас слушаю.
Майор госбезопасности чуть помедлил с ответом.
– Я много раз видел, как человек умирает от ран. Мне показалось необычным, что товарищ Александров улыбался. До самого конца. Еще странной была его последняя фраза. Я так и не понял, у кого он выиграл и что выиграл. И вот еще что. Неделю тому назад доктор Рувимский сказал, что его пациент кажется ему похожим на шахматиста, играющего на флажке. Тогда я не понял сказанное. Но потом решил справиться у настоящих игроков - что это такое. Мне объяснили: это, мол, игра при сильнейшей нехватке времени на обдумывание, когда шахматист должен быть предельно собран. Сосредоточен. Игра с громадным напряжением. Теперь я думаю, что товарищ коринженер мог предвидеть собственную смерть и как раз по этой причине тратил силы без раздумий.
– Возможно...
– протянул нарком.
Сталин получил материалы, подготовленные Странником. У него ушло целых четыре с половиной дня на анализ. После этого он распорядился вызвать для беседы старшего системного администратора Эсфирь Марковну Эпштейн.
В кабинет вошла молодая девушка, одетая в черное. Мысленно Сталин отметил необычность наряда и подумал, что угадал причины того, что именно он был надет.
Хозяин кремлевского кабинета не стал разыгрывать видимость хотя и требовательного, но доброжелательного начальника. Он сразу же начал с жестких вопросов:
– Товарищ Эпштейн, вы, надо полагать,
уже догадались о причине вызова вас сюда?Последовал кивок.
– В носителе, что вы переслали, содержатся важные записи. Она зашифрованы. Что требуется для их расшифровки?
К чести Эсфири Марковны будь сказано: она ни на мгновение не поверила, что товащир Сталин оказался не в состоянии самостоятельно прочитать записи. Очень уж понятно были написаны инструкции от Сергея Васильевича. Поэтому ответ был выдан самый тривиальный:
– Специализированный ключ, который содержался том же пакете.
Следующий вопрос от хозяина кабинета оказался предвидимым:
– А в отсутствие этого ключа?
– Никто не сможет расшифровать записи в разумные сроки. Даже я сама.
– Что вы имели в виду под разумными сроками?
– По словам товарища Александрова - десять лет, в идеальных условиях.
– А в реальных условиях?
– Больше, поскольку ни одна система не может работать непрерывно такое время. Кроме того, потребуется специализированное программное обеспечение. Такого у меня нет. Его можно создать, но это само по себе требует труда бригады из трех программистов в течение года. С учетом затрат времени на отладку.
Внезапно хозяин кабинета переменил тему:
– Товарищ Александров доложил о своем намерении создать запас как необходимых устройств, так и запчастей к ним, чтобы хватило на много лет работы. Как по-вашему, он выполнил этот план?
– По прикидкам моих сотрудников, на двадцать лет вперед. Также Сергей Васильевич добавил, что за это время, вероятно, советская промышленность освоит производство аналогов. Может быть, не всех.
– Мне докладывали, что пока что использование вычислительной техники ограничено. Что нужно, чтобы его расширить?
– Люди. Нужны как обученные пользователи, так и программисты, то есть те, которые будут занииматься исключительно написанием программ.
– Мы подумаем над этим. Также хотелось бы знать...
Эта беседа была лишь частью задуманного. И притом малой частью. Намного больше времени было отведено на оценку прогнозов.
Странник, по обыкновению, не давал прямых советов. Большей частью, мнения выражались в форме: в другом мире дело обстояло так-то, вижу трудности, которых надо избегать, и препятствия, которые надо обойти. Особо подчеркивалась роль партийно-хозяйственной номенклатуры. Это было той силой, с с которой столкнулась партийная верхушка Китая. Там и тогда победили прагматики в главе с Дэн Сяо-пином. И не просто победили, но установили преемственность политики и экономики. Вот именно, преемственность. Но в мире Странника как раз номенклатура победила.
А еще существовали национальные проблемы. Уж кто-кто, а Сталин понимал всю их тяжесть. Когда-то нации объединялись, чтобы устоять перед внешней угрозой. А сейчас? Нет такого стимула. Национальные элиты спят и видят, как бы отъединиться, хорошо зная, что войной на них никто не пойдет - пока что. Значит, надо поработать над тем, чтобы не было этих национальных элит. И даже территориальных элит. Единый язык - еще не причина для того, чтобы не отделяться. Сталин хорошо знал, что в Сибири отчетливо раздаются голоса о ее самодостаточности. Мол, и без Москвы проживем. Чем можно бороться? Лишь экономической связанностью территорий. Чтобы любая область, не говоря уж о союзных республиках, знала твердо: без связей с другими областями не проживем, братцы. Национально-культурная автономия - вот что может стать средством, но будет ли ее достаточно?